Прощание - Смирнов Олег Павлович (читать книги без txt) 📗
34
Скворцова разбудила головная боль. Уже несколько ночей он так вот просыпался: будто большую иглу втыкали в темя и принимались со скрежетом вращать ее, железную, железными ладонями, углубляясь в мозг. Боль от темени растекалась ко лбу, к вискам. Он даже постанывал в первые минуты. Привыкал к ней. Острая боль приглушалась, но тупая, как обручем, надолго стягивала череп. Хотелось сорвать этот обруч и вместо него перетянуть голову холодным мокрым полотенцем. Постепенно боль совсем глохла, лишь гудело в висках, но сна больше не было. Он закуривал, не вставая с нар, растирал кончиком пальцев виски и зачем-то грудь. Днем голова никогда не болела. Только ночами. Да и то недавно началось. С чего бы? Не следствие ли того усердия, с каким пытался разбить себе башку, чтобы не попасть живым в плен? В июне, на заставе? Не спалось, и Скворцов лежал, прислушивался, как сопит во сне Василек, – иногда мальчишка и всхрапывал, тяжело, по-мужски, – вспоминал вчерашние деяния, планировал сегодняшние или накидывал полушубок, отправлялся проверить посты. В эту ночь, перемаявшись головой, покурив, Скворцов поднялся, поправил на мальчишке одеяло – разметался во сне, а тепло-то из землянки повыдувало, – и замер, полусогнутый: ухо уловило далекий, еле слышный выстрел, затем несколько очередей. Единым прыжком он выскочил наверх. В предутренней промозглой темноте, за лесом, стреляли из винтовок и автоматов, взрывались гранаты, вверх шли осветительные ракеты. Там – наше боевое охранение, что-то стряслось, каратели подошли? Потом стрельба заварилась и с противоположной стороны и тоже там, где были посты. Стрельба как бы брала лагерь в тиски, зажимала, эхо справа и эхо слева сталкивались, в дождливом небе расплывались капли ракет.
Лагерь подняли по тревоге. Партизаны выбегали из землянок, опоясывались, строились в шеренгу, командиры рот докладывали Скворцову о готовности. Хриплый говор, кашель, команды, звяканье котелков. И стрельба, стрельба, не такая уж дальняя. Скворцов стоял с Емельяновым, Новожиловым, Федоруком, Лободой, и его познабливало, как со сна, как после стойкого тепла. Не окружают ли немцы лагерь, ночью окружат, а утром, по свету, начнут прочесывать, пойдут в атаку, когда-нибудь, рано или поздно, это должно было случиться, готовься к наихудшему. По приказанию Скворцова роты заняли окопы и траншеи вокруг расположения, сам он со штабом разместился во второй траншее. Траншеи были неглубокие, залитые болотной жижей, но как они пригодятся! И под каким нажимом Скворцова их рыли – нехотя, с ворчанием, через пень-колоду, никому не хотелось ковыряться в грязи. Надо было б вырыть полного профиля, да вот не вырыли…
Емельянов и Лобода ушли в роты, Федорука отправили готовить обоз к возможной эвакуации, на командном пункте со Скворцовым остался один Новожилов. Начальник штаба был взволнован, но виду не подавал, говорил с нарочитой размеренностью. Не дожидаясь донесений из боевого охранения, он послал туда своих связных. Это правильно, одобрил Скворцов, прежде всего нужны данные: что там? Что, кто, сколько? Предутренник был холодным, пронизывающе-сырым, но Скворцова перестало знобить, даже жарковато сделалось. Каждый волнуется по-своему: один говорит с нарочитой размеренностью, другому жарко делается, а у третьего сердце уходит в пятки, и так бывает. А хорошо, что он пробудился вовремя, загодя, до вспыхнувшей перестрелки: воспринял ее трезво, не со сна. Трезво – значит, без паники, дурные предчувствия отбрось. Стрельба доносилась накатами, сильнее и слабее, иногда вовсе затихая, и Скворцов старался определить по ней, что там, в охранении, происходит. Из-под его руки вынырнул Василь, козырнул, звонко проговорил:
– Товарищ командир отряда, разрешите мне отправиться…
– Куда? – перебил Скворцов.
– Ну, в какое там… охранение… Я сбегаю, разузнаю… доложу вам…
– Василь! – сурово сказал Скворцов. – Я тебе что наказывал, когда уходил из землянки?
– Ну, идти в хозвзвод, в обоз, быть с ними…
– Так почему ты нарушил мое приказание?
– А разве то было приказание, товарищ командир отряда? Я думал, вы так сказали, просто…
В темноте Скворцов не видит выражения мальчишечьего лица, но по голосу Василя чувствует, как оно меняется: то лихое, то ожидающее, то хитрющее, то виноватое.
– Вот что, Василь! Не путайся тут, а шагом марш в обоз, к Федоруку!
Мальчишка вскинул ладонь к ушанке, наползавшей на брови, и зашагал по траншее, маленький, такой чужеродный здесь. Постреленок, норовит быть со Скворцовым и тогда, когда пули чиркают. Сердясь и про себя улыбаясь, – он мог улыбаться только про себя, – Скворцов проследил, как Василь скрылся за изгибом траншеи.
– Товарищ командир, стрельба утихает.
– Верно, начальник штаба, верно: утихает!
У Скворцова заметно поднялось настроение: стрельба на спад, это к добру. Новожилов сказал:
– Не сходить ли мне в боевое охранение, товарищ командир?
– Нет. Связные на подходе…
Связные объявились один за другим, взмокшие, задыхающиеся, и донесения совпали: гитлеровцы приблизились к охранению, метров со ста – ста пятидесяти были обстреляны, ответили автоматно-пулеметным огнем, дальше не пошли, заняли позиции на окраине опушек, ближе к лесу. Та-ак. Каратели обложили лагерь. Весь вопрос: кольцом ли, есть ли выход из этого кольца и какими силами обложили? Донесения ясность в это не внесли, Скворцов сказал Новожилову:
– Предлагаю: пройдем по обороне сами, прихватив с собой разведчиков. И в нескольких местах устроим нечто вроде разведки боем.
Во главе десятка разведчиков-автоматчиков Скворцов и Новожилов прошли к западному боевому охранению, к восточному, к постам между ними и то здесь, то там открывали огонь, и немедленно с опушек им отвечали автоматы и карабины, трассирующими – пулеметы. Похоже, каратели охватили лагерь кольцом. Однако Скворцов сразу же подумал: не может быть, чтоб в кольце не было трещинки, особенно там, где топи, ведь немцы избегают болот, болота не единожды нас выручали. И еще подумал: надо разведать, не закрыт ли проход по Гнилым топям. Если свободен, пустить обоз, если не свободен, пробиться с боем и все равно выводить тылы. И делать это незамедлительно, не дожидаясь, когда каратели сожмут кольцо окружения. Выслушав его соображения, Новожилов сказал:
