Моя гениальная подруга - Ферранте Элена (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
Нам в конце пятого класса сказали, что мы обязательно должны учиться дальше. Учительница по очереди вызвала сначала моих родителей, потом родителей Джильолы, потом Лилы, и объяснила им, что вместе с экзаменами за начальную школу нам надо сдать и вступительные в среднюю. Я готова была выучить все что угодно, лишь бы отец не отправил в школу мать, хромую, с косящим глазом, вечно раздраженную, а пошел сам — он-то встречал в муниципалитете посетителей и умел разговаривать вежливо. Но мой план провалился. Разговаривать с учительницей отправилась мать и вернулась домой мрачнее тучи.
— Учительница хочет денег. Говорит, нужны дополнительные занятия, потому что экзамен сложный.
— А зачем он нужен, этот экзамен? — спросил отец.
— Чтобы она могла изучать латынь.
— Зачем?
— Затем, что у нее хорошо с учебой.
— А если у нее хорошо с учебой, зачем учительнице заниматься с ней дополнительно, за деньги?
— Чтобы учительнице было лучше, а нам — хуже.
Они долго спорили. Сначала мать была против, а отец сомневался, потом отец стал понемногу соглашаться, мать смирилась, стала меньше возражать, и, наконец, они разрешили мне сдавать экзамены, но все с тем же условием: если я не буду учиться на отлично, они заберут меня из школы.
А Лиле родители сказали «нет». Нунция Черулло предприняла слабую попытку уговорить мужа, но он ничего не желал слушать и даже влепил Рино, когда тот сказал, что отец не прав, пощечину. Родители Лилы вообще больше не собирались ходить к учительнице, но та попросила директора их вызвать, и Нунции поневоле пришлось опять тащиться в школу. Синьора Оливьеро в ответ на тихий, но решительный шепот испуганной женщины, объяснявшей, почему ее дочь не может продолжать учебу, нахмурилась и просто показала ей тетради Лилы — великолепные сочинения, правильные решения самых трудных задач и даже рисунки, которыми восторгался весь класс: насмотревшись на репродукции Джотто, она могла, если постарается, так здорово изобразить всяких принцесс — с немыслимыми прическами, в драгоценностях, потрясающих платьях и туфлях, каких никто из нас не видел ни в книгах, ни в кино, — что они выглядели как живые. Но мать Лилы ничто не могло сбить с толку. Тогда синьора Оливьеро, потеряв терпение, потащила ее, словно непослушную ученицу, к директору. Нунция не поддавалась: муж не разрешает, и все тут. И твердила свое «нет» до потери сознания — своего, учительницы и директора.
На следующий день по пути в школу Лила как ни в чем не бывало сказала мне: «А я все равно сдам экзамен. Сама». Я ей поверила. Мы все знали, что запрещать ей что-либо бесполезно. Казалось, она сильнее всех нас, девочек, сильнее Энцо, Альфонсо, Стефано, сильнее своего брата Рино, сильнее своих и моих родителей, сильнее всех взрослых, включая учительницу и даже карабинеров, которые могут кого угодно отправить в тюрьму. С виду хрупкая, она сметала с дороги любые преграды, умела переступать границы и никогда не переживала из-за последствий. В конце концов противники отступали и им, пускай и против воли, приходилось с ней считаться.
14
Ходить к дону Акилле было строго-настрого запрещено, но она все равно решила сделать это, а я последовала за ней. Кроме того, в тот день я убедилась, что ее ничто не остановит — она была способна на такие поступки, что только держись.
Мы хотели, чтобы дон Акилле вернул нам наших кукол, поэтому мы и пошли вверх по лестнице. На каждой ступеньке я была готова развернуться и удрать вниз, во двор. Я до сих пор помню, как Лила взяла меня за руку. Мне нравится думать, что она сделала это не только потому, что почувствовала: мне не хватит смелости добраться до последнего этажа, но и потому, что сама нуждалась в поддержке. Так, крепко сцепив вспотевшие ладони, мы преодолевали последние пролеты: я — прижимаясь к стене, она — цепляясь за перила. Напротив двери дона Акилле сердце у меня забилось так сильно, что его удары стали раздаваться в ушах, однако я утешалась мыслью, что это стучит не только мое сердце, но и сердце Лилы. Из квартиры доносились голоса, может Альфонсо, или Стефано, или Пинуччи. Мы молча постояли под дверью, потом Лила позвонила. Сначала воцарилась тишина, потом послышалось шарканье ног. Дверь нам открыла донна Мария в линялом зеленом халате. Когда она заговорила, во рту сверкнул золотой зуб. Она думала, что мы пришли к Альфонсо, и немного удивилась.
— Нет, нам нужен дон Акилле, — сказала ей Лила на диалекте.
— Зачем? Скажите мне.
— Нам нужно с ним поговорить.
— Аки́, — крикнула женщина.
Снова зашаркали ноги. Перед нами появилась коренастая фигура — длинное туловище на коротких ногах и свисающие до колен руки. В зубах у дона Акилле была зажата зажженная сигарета.
— Кто там? — спросил он хрипло.
— Дочь сапожника и старшая дочка Греко.
Дон Акилле вышел на свет, и мы в первый раз хорошо его рассмотрели. Никаких камней, никаких стекол. Лицо было из плоти, вытянутое, растрепанные волосы росли только над ушами, а на макушке блестела лысина. Горящие глаза, белки с красными прожилками, рот широкий и тонкий, тяжелый подбородок с ямкой посередине. Мне он показался некрасивым, но не таким страшным, как я представляла.
— Чего вам?
— Кукол, — сказала Лила.
— Каких кукол?
— Наших.
— Тут нет никаких ваших кукол.
— Вы взяли их внизу, в подвале.
Дон Акилле обернулся и крикнул:
— Пину́, ты взяла куклу дочери сапожника?
— Я — нет.
— Альфо́, ты взял?
Раздался смех.
Не знаю, откуда у Лилы взялось столько смелости, но она спокойно сказала:
— Это вы их взяли. Мы сами видели.
На мгновение наступила тишина.
— Я взял ваших кукол? — удивился дон Акилле.
— Да. Вы их унесли в своей черной сумке.
Мужчина непонимающе хмурился.
Мне не верилось, что мы стоим лицом к лицу с доном Акилле, что Лила так с ним разговаривает, а он слушает, не скрывая недоумения, что в глубине квартиры видны Альфонсо, Стефано, Пинучча и донна Мария, накрывающая стол к ужину. Мне не верилось, что он — обыкновенный дядька, приземистый, плешивый, с немного странной фигурой, но обыкновенный. Я ждала, что он вот-вот начнет во что-нибудь превращаться.
Дон Акилле переспросил, словно пытаясь вникнуть в значение услышанных слов:
— Я взял ваших кукол и унес их в черной сумке?
Он не злился — я чувствовала это, — скорее испытывал дискомфорт, как будто только что получил подтверждение того, о чем уже догадывался. Он произнес какую-то фразу на диалекте, которую я не поняла.
— Аки́, все готово! — позвала Мария.
— Иду.
Дон Акилле сунул широкую длинную руку в задний карман брюк. Мы крепче прижались друг к другу — вдруг он полез за ножом? Но он достал кошелек, открыл его, заглянул внутрь и протянул Лиле несколько бумажек — сколько там было, я не помню.
— Купите себе кукол, — сказал он.
Лила схватила деньги и потащила меня вниз по лестнице. Он перегнулся через перила и чуть слышно буркнул:
— Запомните: я вам их дарю.
Стараясь не споткнуться на лестнице, я на правильном итальянском ответила:
— Хорошего вечера и приятного аппетита.
15
Сразу после Пасхи мы с Джильолой Спаньюоло начали готовиться к вступительному экзамену. Учительница жила прямо у церкви Святого Семейства, окна ее квартиры глядели на сквер, за которым виднелись поле и железнодорожные столбы. Джильола приходила в наш двор и криком вызывала меня. Я уже ждала ее и бегом спускалась вниз. Мне нравилось посещать эти частные уроки — кажется, два раза в неделю. В конце занятия учительница угощала нас печеньем в форме сердечек и газировкой.
Лила с нами не ходила: ее родители не согласились платить учительнице. В то время мы уже очень близко дружили, и в разговорах со мной она продолжала утверждать, что сдаст экзамен и пойдет в тот же класс средней школы, что и я.
— А учебники?
