Сказки ночного города (СИ) - Полефф Александр Эл. (книга бесплатный формат .txt) 📗
Кукольник жил в маленьком флигеле, который ему любезно сдала в аренду пожилая госпожа Кира Дмитриевна в знак признательности за чудесным образом сделанную игрушку на свадьбу внучки Вероники. Он сделал ее всего за одну ночь из сверкающего, как слеза девственницы на солнце, фарфора. Ее нежно зеленые глаза были подернуты легкой, мечтательной поволокой, а изящное тело, казалось, воплощало самые изысканные представления о совершенстве. Он легкой краской очертил ее румянец, тончайшим карандашом придал губкам объем, достойный небесной феи. Ее платье, искусно сшитое из тончайшего, воздушного шелка, было украшено стразами и фианитами, вызвало не один печальный вздох модниц - аналог в мире не мог предоставить ни один бутик... Теперь эта кукла уже пятый год стояла на самом видном месте дома Вероники и Олега и, казалось, была настоящим ангелом-хранителем их семьи. Благодаря своему мастерству Кукольник и получил право за совершенно символическую плату жить в доме Киры Дмитриевны, скрашивая ее одинокую старость своим обществом и дивными поделками. Ежевечерне Кукольник входил в ярко освещенную столовую, где по традиции они со старушкой пили чай. Киру Дмитриевну всегда вводило в смущение то, что обладая яркой внешностью, манерами, достойными высшего света, Кукольник до сих пор был один. Подруг, (впрочем, как и друзей), у него не водилось. Никогда еще старушка не была разбужена звуками случайной страсти, доносящимися из флигеля. Да и сам Кукольник не исчезал никуда более чем на два часа, необходимые для покупки нужных материалов или встречи с очередным заказчиком.
- Скажи мне, неужели тебе совсем не хочется завести семью, детей? - спрашивала она с завидным постоянством. В ответ Кукольник отбрасывал на спину гриву своих золотых волос и, совершенно заразительно, смеялся:
- Ну что вы, Кира Дмитриевна! Как я могу думать о ком-либо другом, кроме вас?
И только в редкие ночи бессонницы Кира Дмитриевна могла видеть Кукольника, который сидя на веранде и дымя трубкой, грустно любовался лунным светом, молочной рекой струящимся по его точеному лицу...
Благодаря своей работе, Кукольник был достаточно состоятельным человеком. Заказов было много, и молодой человек был с головой погружен в работу. "Мне не нужно женщины, мне нужна лишь тема, чтобы в сердце вспыхнувшем зазвучал напев! Я люблю из падали создавать поэмы, я люблю из горничных делать королев..." - мотив романса Вертинского постоянно доносился из мастерской Кукольника, и говорил о том, что мастер творит. И только сам Кукольник мог знать о том, что не только работой было занято сердце его. Каждый вечер, после чая с Кирой Дмитриевной, Кукольник входил в свою мастерскую, зажигал настольную лампу, раскуривал трубку вишневого табаку и творил Богиню. Одно только Провидение может знать, сколько неудавшихся экземпляров своей Галатеи было разрушено Кукольником! Он, не опуская рук, трудился над совершенным образом. Тем самым, что будет настолько живым, что сможет заменить ту, что уже восемь долгих лет покоилась на городском кладбище. Ту самую, единственную, чья фотография в рамке стояла у прикроватного столика Кукольника...
Так прошел год. Колесо обернулось еще один раз и однажды утром, когда Кукольника разбудили лучи нежного мартовского солнца, и он по привычке просто валялся на кровати, его внимание привлек пьянящий аромат кофе свежего помола. Быстро одевшись, Кукольник выскочил на кухню и обомлел. Около плиты стояла девушка, лет двадцати на вид. Ее длинные белокурые волосы разметались по плечам, и солнце играло на них свою волшебную пьесу. Она обернулась, и очаровательная улыбка озарила ее дивное лицо. Глаза красавицы, эти бездонные омуты страсти, были обрамлены черными как ночь ресницами. Ее милые губы были чуть приоткрыты, маня к себе, подобно пению Сирен. Она была одета в искусно расшитое журавлями вишневое кимоно, точь в точь как то, что вчера Кукольник сшил для своей Богини... Ни слова не говоря, мастер бросился в святая-святых своего жилища. Глухо хлопнула дверь, и глазам Кукольника предстал пустой стол. Еще ночью там лежала хорошенькая кукла, сотворенная его руками. Та самая кукла, которая сейчас стояла за спиной, положив свои нежно-волнующие руки на плечи Кукольника...
- Вы не ошиблись, дорогой Пигмалион. Я именно та, которую вы создали своей любовью.
Ее голос, звеневший как серебряный колокольчик, коснулся шеи мастера и заставил трепетать каждую клетку его тела. Не в силах сдержать страсть, Кукольник набросился на свою мечту, обнял ее и впился горячим поцелуем в губы...и тут же отпрянул от крика боли. Плечи Богини, с которых спало кимоно, сохранили отпечатки рук мастера, которые наливаясь кровью, превращались в гематомы. Нежная кожа не смогла перенести натиска...
Тем же вечером в столовой Киры Дмитриевны был настоящий праздник. Пожилая женщина не могла нарадоваться милой девушке, которую Кукольник представил как Виолу. Да и не удивительно это: девушка была на редкость образована, утончена, элегантна и при этом очень красива. Когда, сославшись на усталость, Виола ушла, старушка спросила:
- Скажите, любезный друг, где вы обнаружили это сокровище?
Кукольник улыбнулся и ответил:
- Милая моя Кира Дмитриевна, иногда достаточно захотеть чего-то очень сильно...
- Да-да, - закивала старушка, - мысль материальна. Это точно.
- И главное в нашем мире - это стремление к совершенству...
Он откланялся и вышел. Кира же Дмитриевна долго стояла у окна в своей спальне и с улыбкой вспоминала свою юность...
Скромное жилье Кукольника преображалось на глазах. Виола была столь же замечательной хозяйкой, насколько и чуткой, отзывчивой парой. Мотивы романсов Вертинского все чаще доносились из мастерской. Он расцветал на глазах. Качество его работ достигло того уровня, когда его выставки стали модным и посещаемым явлением в богеме. Он объездил практически все страны Европы. Долгие вечера Кукольник проводил со своей любимой, и только одно омрачало его счастье: кожа куклы была настолько же нежной, как первый снег - достаточно было прикоснуться к ней посильнее, как ужасным цветком на плоти расцветал чудовищный синяк... Он мог часами любоваться ее грацией, наслаждаться ее совершенным телом. Однако ничто не вечно в подлунном мире. Первый гром, поставивший некий невидимый барьер между Кукольником и его творением, прогремел накануне одиннадцатого декабря.
- Какие планы на завтра, любимый?
Виола приготовила на ужин отличнейшую шарлотку и сейчас смотрела на Кукольника, который воздавал должное еде. Мастер помрачнел. Завтра была очередная годовщина со дня трагической гибели той, о которой он уже начал понемногу забывать. Той, чье фото в рамке, стоявшее на его прикроватном столике странным образом упало и разбилось четыре месяца назад. Стекло изрезало фото до той степени, когда о восстановлении речь даже не могла идти.
Виола молча покачала головой и ушла в спальню. Всю ночь Кукольника преследовал один и тот же сон, из которого утром он помнил только куклу, лежащую в сундуке и сквозь слезы повторяющую: "Я буду только твоей вечно"...
Одев свой лучший черный костюм и испросив позволения у Киры Дмитриевны на то, чтобы собрать немного цветов из ее оранжереи, Кукольник отправился на другой конец города, где располагалось городское кладбище. Виола, вопреки обыкновению, все еще спала.
Погост встретил Кукольника промозглым холодным ветром, голыми скелетами деревьев и стройными рядами могил. "Гармония присуща даже смерти" - подумал Кукольник и, глубоко вдохнув воздух, казалось, пропитанный духом мертвых, двинулся к могиле, стоящей приблизительно в середине шестого ряда. Могила жены ждала его, как и всегда. Одно лишь отличалось от привычной картины, и это обстоятельство породило страшный звериный крик Кукольника. Могила была разрушена. Памятник, расколотый посредине, сорванная фотография, сломанная ограда, растоптанная земля...
