Коммуна, или Студенческий роман - Соломатина Татьяна Юрьевна (книги бесплатно .TXT) 📗
Полина провернула ключ в замке, толкнула дверь и вошла. Из темноты на неё кто-то смотрел. Тигр угрожающе зашипел.
Студенчество. День первый
Дверь главного корпуса медицинского института была тяжёлой.
Полина не первый раз входила сюда. Она уже бывала в первой аудитории. И на занятиях «Юного медика», и на вступительных экзаменах. Документы она сдавала здесь – один лестничный пролёт и налево – в учебных комнатах кафедры нормальной физиологии. Дядька со слегка безумными глазами задавал ей строгим (на грани карающего) тоном какие-то нелепые вопросы вроде: «Почему вы решили стать врачом?!!» Разве что лампу в глаза не направлял. Впрочем, этого и не требовалось. Члены приёмной комиссии сидели спиной к огромным окнам. Абитуриенты – напротив. Летнее светило щедро палило прямо в лицо несчастным претендентам на высокое звание студента. На извечный дурацкий вопрос: «Почему?» – очень хотелось дать не менее дурацкий и не менее извечный ответ: «Потому!» Но Поля давным-давно поняла и приняла правила этих лицемерных игр.
– Потому что я хочу спасать людей! Я – гуманист! – ответила она, глядя прямо в безумные глаза вопрошающего. Курс актёрского мастерства в студии при оперетте не прошёл даром. Хотелось отвесить ещё и пионерский салют, но, судя по всему, у этого потеющего в июньском одесском мороке паяца совершенно не было чувства юмора, так что навыки сценического движения он бы не оценил. Достанет с него и сценической речи.
За столами приёмной комиссии сидели очень серьёзные люди, задававшие очень серьёзные вопросы и листающие очень серьёзные бумажки в тонких делах фигурантов.
– Золотая медаль? А кто родители?
– Люди, – ответила Поля. «Ох уж этот мелкий бес сатирической риторики. Заткнись!» Но бес не заткнулся. Он уже вошёл во вкус. – Мужчина и женщина! – уточнила Полина.
Но заметив, что глаза собеседника из слегка безумных становятся невменяемо-бешеными, быстро добавила:
– Учитель. Инженер. Ну, папа ещё и парторг завода. Правда, небольшого. На государственную дачу и персонального шофёра не тянет. Вот! – извинилась она одним махом и за медаль, и за родителей. И за беса.
Дядька взглянул на неё искоса, и в ненормальных глазах отчётливо мелькнула вполне вменяемая смешинка.
«Ага! И ты играешь по этим дурацким правилам! И гораздо дольше меня. Соответственно, и мастерства тебе не занимать, в отличие от какой-то абитуриентки».
Полина хмыкнула, вспомнив этот эпизод. «Ненормальный» позже оказался деканом первого лечебного факультета.
«Всё-таки, есть что-то торжественное в словах «кафедра», «институт». В конце концов, какая разница, где учиться? Главное – кем быть. А это мы ещё не решили. Так что подучиться по дороге не мешает!»
Но одно дело – бывать тут зелёной школяркой, и совсем иное – полноправной хозяйкой – студенткой. Это чувствительный момент. Я бы даже сказала, чувственный: «Полина Романова. Студентка первого курса лечебного факультета». Тут хочешь не хочешь – засияешь, как лампочка. Ей бы и хотелось придать солидности и тяжеловесности выражению лица, да только всё равно – семнадцать, они и есть семнадцать. Именно столько было нашей героине, когда она на правах полноправной студентки толкнула тяжеловесную входную дверь главного корпуса Одесского медицинского института имени Николая Ивановича Пирогова.
Свежепобелённые статуи дружелюбно подмигивали, бюст Гиппократа улыбался во весь рот, а высокий симпатичный парень махал Полине рукой:
– Седьмая группа, первый лечебный! А ты?
– И я седьмая, первый, – неожиданно для самой себя пискнула разулыбавшаяся было Полина, но тут же максимально возможно нахмурилась.
– Тогда пошли! Я тебя со всеми познакомлю. Мы с пацанами на подготовительном отделении вместе были. Так что уже, считай, родственники. А ты, по всей вероятности, та самая единственная таинственная Романова? – он прищурился, продолжая улыбаться. – Ну, ты нас не подвела. А то мы уже волновались – одна девушка в группе всё-таки. Могла оказаться и… в общем, партия нас бережёт!
«Издевается!» – пронеслось у Полины в голове. Никто, не считая мокрогубого танцора, не говорил Полине, что она красива. «Ну, друзья брата не в счёт – они – чтобы его не обидеть. Папины приятели – тоже. Мама всегда мне говорила, что у меня длинный нос и нестандартная фигура. Ни фига не Таис Афинская. Скорее древнегреческий мальчишка-подросток для запрещённых карательной психиатрией утех. Одноклассники тоже не считаются – они слишком давно меня знают, привыкли и к длинному носу, и к широким плечам, и к отсутствующему заду. И, если вспомнить, то всегда более тяготели к широкозадой, узкоплечей Таньке с сиськами, а вовсе не ко мне – совсем без этих самых сисек!.. Постой. А чего это он такой… бронеподросток? Вон мои одногодки в фойе сбились – боятся и бравируют. А-а-а, ну да. Подготовительное отделение. Туда вроде только после армии. Значит, господа старше меня как минимум года на четыре. Боже, какие старпёры!»
Да-да. Если вы вспомните себя, то в те чудесные годы, когда вам было семнадцать, все, кто был старше хотя бы на год, казались древними стариками, и вы были уверены, что жизнь после двадцати пяти смысла не имеет. Тридцатилетние считались престарелыми, а сорокалетние – живыми мумиями.
«Зачем уже куда-то идти учиться в двадцать один год? Это же… Плюс шесть. Двадцать семь лет будет, когда закончишь. Ужас! Жизнь прожита, а ты только институт закончил», – быстренько додумала Полина.
– Ну идём! – парень подошёл к ней и взял за руку. – Солдат ребёнка не обидит.
Полина рефлекторно вырвалась. Прикосновения к мужчинам на публике всё ещё были табуированы в её сознании.
– Ладно. Извини. Был не прав. Фамильярничать негоже, – он выпустил её ладошку. – Меня зовут Станислав.
– Полина, – опять проблеяла препротивным сопрано наша героиня и густо-густо покраснела. Рука у Станислава была тёплая и сухая.
«Зря я так. Подумают ещё, что смольная институтка, пороху не нюхавшая!»
– Пошли! – она спланировала на октаву ниже и добавила в голос насыщенности. Решительно взяла его под руку и потянула по великолепной лестнице вверх, в первую аудиторию, где мальчишек и девчонок от семнадцати и старше торжественно посвящали в студенты медицинского вуза.
Ах, эта первая аудитория одесского медина! И аудитория одесской анатомки. Ах, эта магия амфитеатров! Эта арена под куполом, храм-цирк и чудеса акустики. Если и стоит поступать в высшее учебное заведение, то только в такое, достаточно старое, где ещё чувствуешь себя сопричастным таинству… А что за таинство в современных зданиях, построенных стройбатом по универсально неликвидным проектам госпиталей для дружественных африканских республик? С их квадратно-гнездовыми, свистящими морозом изо всех углов классами, корпусной мебелишкой, задрипанными конференц-зальчиками и коридорами, больше похожими на тоннели для скрытой передислокации бронетехники… Простите автору минутку ностальгического высокомерия.
Что касается Полины, то, попав сюда впервые в девятом классе на первую лекцию «Юного медика», она подумала, что не так уж и плохо, если что, учиться именно здесь. Влияние архитектуры и интерьеров на неокрепшие умы всё ещё недооценено и является куда более мощным и эффективным воздействием на личность, чем все психологи, вместе взятые, так называемое нейро-лингвистическое программирование и бог знает ещё какая ерунда. Храмы, театры, аудитории… Запах ладана, акустика, скрип мела по огромной пепельно-чёрной доске. Священнослужение, лицедейство, академичность… И никаких комнатушек, флипчартов и текстов от «тренеров», похожих по содержанию и консистенции на переваренную капусту!
