Белый отель - Томас Дональд Майкл (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Четой новобрачных:
Это омрачило наш отпуск, номы все равно счастливы. Здесь озеро и горы, это прекрасное место, от видов просто дух захватывает.
Женой пекаря:
Наши сердца разрываются от горя. Дорогая мамочка умерла в ужас им пожаре в отеле. Мы, благодарение Богу, были на яхте, но все видели. Он вспыхнул, как бумага. И мы видели ее номер. Но она быт уже старенькой, так что не стоит горевать очень сильно. Ради детей мы стараемся быть повеселее, и вам надо вести себя так же.
Коммивояжером:
В одной из спален долгое время были опущены шторы, а вчера их открыли; полагают, что это как-то связано со случившимся, хотя я не знаю, каким образом.
Его любовницей:
Думают, что одна из горничных, прибирая постели, украдкой курила. Я видела, как в коридоре курила горничная-японка, это выглядело забавно – ведь обычно они так изысканны. К счастью, это случилось в другом крыле, так что с нашими вещами все в порядке.
Пожилой супружеской парой:
Говорят, что гора (где все еще много снега) отразила солнечные лучи. Думаю, это что-то наподобие лупы, с помощью которой мы читаем. Так это или нет, но случилась ужасная трагедия, так что опасайся пожаров, дорогая. Персонал отеля великолепен. Все равно стоило сюда приехать, лучший наш отдых за всю жизнь. Сердечно благодарим тебя за предоставленную возможность.
Оперной певицей:
Я отправилась в горы на несколько дней, чтобы отдохнуть перед возвращением домой. Думаю, это идет мне на пользу. Последние недели были очень напряженными, поэтому так хорошо ничего не делать и лишь наслаждаться вкусной едой и прекрасными пейзажами. Единственный недостаток – я не очень хорошо сплю по ночам, но понемногу начинаю расслабляться. Скоро увидимся.
Швеей:
Малышка моя умерла, мое сердце разбито. Я обещала послать тебе открытку, дорогой, но не с такими вестями! Хоронить будут здесь. Выезжаю сразу же после похорон.
Адвокатом:
Единственный недостаток – шум по ночам. Конечно, им можно посочувствовать, номы тоже многое потеряли, и это еще не повод для того, чтобы не давать порядочным людям нормально спать в отведенное для сна время. Естественно, мы пожаловались управляющему, но тот либо не хочет, либо не может на них воздействовать.
Отставной проституткой:
Один джентльмен сделал мне комплимент по поводу моей фигуры, значит, уже почти ничего не видно. Я с каждым днем прибавляю в силе и начинаю к этому привыкать. Чувствую, что меня слегка клонит влево, но, думаю, это пройдет. Мне еще повезло, здесь много гораздо более тяжелых больных. Погода хорошая, а кормят превосходно.
Настроения танцевать ни у кого не было. Гости молча обедали и, глубоко растроганные, внимали цыганскому оркестру, который наигрывал приятные, грустные мелодии. Один из оркестрантов, виолончелист, сам был захвачен пожаром в лифте и обгорел до неузнаваемости. Возможно, молодые влюбленные и потанцевали бы, но они не явились к обеду.
Во время одной из пауз между мелодиями, когда был слышен лишь приглушенный говор грустных голосов и деликатное постукивание подаваемых блюд, майор (он всегда обедал один за маленьким столиком в углу) поднялся, прошел к эстраде, тихо сказал что-то пухлому и потному руководителю оркестра, тот кивнул ему, и майор обратился к гостям в микрофон. Он сказал, что хотел бы поговорить по неотложному делу, желательно со всеми из присутствующих; не будут ли они так любезны, покончив с едой и захватив из бара что-нибудь выпить, собраться в бильярдной. Какое-то время после его слов стояла тишина, потом разговоры возобновились с новой силой. Около трети постояльцев решили узнать, о чем с ними хочет поговорить «сумасшедший майор» (многие называли его именно так). Осушив кофейные чашечки и взяв в баре бренди и ликеры, внушительная толпа спустилась в бильярдную и в несколько рядов расселась вокруг стола. Зеленое сукно еще не высохло после наводнения и мерцало в свете лампы, как прямоугольный бассейн, подернутый ряской.
Майор, англичанин по имени Лайонхарт, стоял у борта стола, ожидая, пока рассядутся опоздавшие.
– Спасибо, что пришли, – сказал он твердо и звучно.– Разрешите мне сразу рассеять ваши опасения: я собрал вас не для того, чтобы говорить о смерти. Мы со смертью старые знакомые, и она меня не пугает. Мы скорбим по тем, кто погиб при пожаре и наводнении, но не это предмет нашего разговора. Такое случается. На то воля Божья. Мы не должны чересчур омрачать свои души из-за того, что случилось.
При этих словах волна согласия прокатилась среди слушателей, и кое-кто из них взглянул на высокого и статного военного с возросшим уважением.
Майор опустил взгляд и очень медленно, как бы собираясь с мыслями, загасил сигарету. В бильярдной стояла глубокая тишина, нарушаемая лишь мурлыканьем черной кошки, жившей в отеле (большой любимицы многих постояльцев), – она тайком пробралась сквозь толпу и теперь, свернувшись клубочком, лежала на коленях у жены часовщика, а та ее гладила. Кошка сильно обгорела во время пожара, но, по счастью, уцелела.
– Однако же происходят странные вещи, – твердым голосом продолжил майор. Он сделал паузу, чтобы его слова дошли до слушателей. В его речи чувствовался отзвук военной властности. Должно быть, он немало повоевал, подумал Генри Пуссен, инженер. Люди, подобные Лайонхарту, ничего собой не представляют, пока лейтмотивом времени не становятся опасность и насилие, а когда эти дни минуют, они опять делаются ничтожествами, разве что чуть в другом роде; но пока в мире раздаются эти ноты, именно такие люди наиболее необходимы.
– А вы не хотели бы как-нибудь доказать свое утверждение, майор? – резко спросил Фогель, немецкий адвокат.
Майор посмотрел на него с плохо скрытым презрением. Фогель был циником и трусом; как-то раз его поймали на мошенничестве при игре в карты.
– Конечно, – спокойно сказал майор.– Падающие звезды.
При этих словах все, за исключением Фогеля, затаили дыхание, так что молчание собравшихся сделалось мертвой тишиной.
– Все их видели, – тихо продолжал майор, – не один-два человека, а все; и не в одну из ночей, а почти каждую ночь. Крупные, яркие, белые звезды.
– Большие, как кленовые листья, – мягко и как бы в полудреме сказала любовница коммивояжера. Она сжала ладони, словно испугавшись того, что произнесла.
– Точно, – сказал майор.
– А листья у вязов – красные, – сказал часовщик, вскакивая и отбрасывая руку жены.– Кто-нибудь это заметил?
Он взволнованно огляделся, и несколько голов кивнули в знак подтверждения. Он имел в виду рощицу вязов в конце лужайки за отелем. Люди, которые ему кивнули, опускали глаза и нервно облизывали губы. Другие голоса возбужденно утверждали, что это не так. Но в них было мало убежденности, и скоро они стихли. Снова воцарилась всеобщая тишина, и в комнате отчетливо повеяло холодом. Боясь допустить, чтобы людьми овладели тревога и уныние, майор предложил на несколько минут прерваться, – пусть каждый поднимется наверх и вновь наполнит свой стакан. Почувствовав неожиданную усталость, сам он присел, и сквозь шумную толпу, проталкивающуюся к лестнице, к нему скользнул Фогель, злобно поблескивая своим пенсне.
– Вы меня удивляете, Лайонхарт, – сказал он достаточно небрежно, но в его голосе угадывалась металлическая грань презрения и недовольства.
– В самом деле? И чем же? – спросил майор, откинувшись назад в кресле.
– Тем, что распространяете панику среди дам. Почему бы не оставить их в покое? Я, конечно, ни на миг не верю вашим паникерским россказням.
