Враг женщин - Гюнтекин Решад Нури (книги регистрация онлайн бесплатно txt, fb2) 📗
Вокруг него собралась куча девушек. Они разглядывали его, как посетители цирка смотрят на редкое животное, ожидая, какие фокусы оно сейчас выкинет. Хомонголос не обращал на них никакого внимания. Засунув руки в карманы, с сигаретой в зубах он беззаботно разговаривал.
Я подошла последней. Нас представили друг другу. Я улыбнулась ему самой очаровательной улыбкой. Его раскосые глаза на секунду остановились на мне, затем он достал руку из кармана. И, не считая нужным вынуть сигарету изо рта, пробурчал: «Очень приятно». После отвернулся и продолжил беседовать с остальными.
Избалованная вниманием Сара за всю свою девическую жизнь впервые столкнулась с таким обращением. Бывает красота скрытая, которую не видно с первого взгляда, и ее действие не сразу ощутимо, она распространяется по организму, как тяжелый яд, в течение многих дней и месяцев. Но красота Сары — явная, она поражает сердца мужчин сразу, и даже женщины в первый же миг удивляются и завидуют ей, не в силах оторвать взгляд от ее лица.
Сара привыкла воспринимать это, как данность на которую она вправе рассчитывать.
Но этот Хомонголос посмотрел на меня так, словно я была просто котенком, попавшимся ему под ноги.
Ты скажешь: ну и что из этого? Твоя правда. Но моя уверенность в собственной силе позволяла надеяться на другое. Я думала: «Каким бы каменным ни было его сердце, все же и у него есть человеческие слабости. При встрече со мной что-то в его душе колыхнется».
С некоторой раздраженностью я отошла прочь.
Хомонголос все еще был занят беседой. Иногда он переходил допустимые границы, но все же в целом речь его была довольно правильной. Но Хандан допустила оплошность, повернув неожиданно разговор в ненужное русло своими необдуманными словами:
— Говорят, что вы женоненавистник. Конечно же, это не так!
Хомонголос с загадочной улыбкой отвечал:
— Что вы, сударыня… Женоненавистничество — это, по-моему, позор. Мужественный человек может бросить вызов только равному себе, достойному себя противнику. Быть врагом женщины — то же самое, что тягаться на улице с маленьким ребенком. Меня, конечно же, оклеветали.
Слова Хомонголоса потонули в возмущенных воплях протеста со стороны женской аудитории. Однако он, не колеблясь, продолжил:
— Как можно воевать с женщинами, когда они на проявления твоей силы отвечают только аханьем, стоном и слезами? Если начнешь с ними разумный диспут, они тут же поднимают крик.
На этот раз даже наши друзья-спортсмены встали на сторону женщин. Они чувствовали свою вину из-за того, что позволили Хомонголосу общаться с женщинами. Бедные юноши стали призывать его прийти в себя. Он, словно актер, тотчас изменил свою позицию и словно бы превратился в скромного, пристыженного человека, заговорив совсем иным тоном:
— Сударыни… Я не создан для выхода в свет… Я обязательно ляпну что-нибудь такое, что приводит всех окружающих в замешательство и ставит моих товарищей в неловкое положение… Да и сам я огорчаюсь из-за этого. Иногда я говорю правильные и разумные слова, как и все прочие люди. Потом срываюсь. Я это чувствую, понимаю, но уже не могу остановиться, как лошадь, которая сбросила с себя узду… По правде говоря, мне очень стыдно. Я понимаю, что мой поступок непростителен. Но я сам назначу себе наказание. Причем оно будет таким, что и вам придется по душе.
Все, находившиеся в саду, включая и слуг, накрывавших на стол, столпились вокруг Хомонголоса и слушали, разинув рты. Создалось впечатление, что разыгрывается один из самых захватывающих номеров нашего циркового представления. Хомонголос поднял руку, призывая к тишине, и, как судья, стал произносить приговор самому себе:
— Хотя нельзя сказать, что вина целиком на тебе, а не на той девушке, которая задала тебе этот вопрос. Но твой неприличный поступок не может быть прощен.
— Что поделать, господин председатель, — отвечал он самому себе уже в качестве обвиняемого, — говорится же, что дырявый ковшик воды не удержит. Это болезнь. Хотите, покажите меня врачу. Но ведь мой грех заключается только в том, что я сказал то, что думаю. Я ведь давно уже не тренировался в салонном красноречии, давно не был в обществе. Я не могу говорить противоположное тому, что думаю, как принято у них.
— Замолчи, не трепись. Я определяю тебе наказание… Я исключаю тебя из этого собрания. Ты уйдешь немедленно… Ты будешь лишен и приятной беседы членов этого воспитанного сообщества и украшающих наши столы изысканных закусок!
— Помилуйте, господин председатель…
— Я не желаю слышать твою болтовню… Налево! В сторону улицы, шагом марш!
Хомонголос сделал вид, как будто какие-то невидимые руки потащили его к выходу, и он, уклоняясь от невидимых ударов и пинков, корчась на ходу и мотаясь из стороны в сторону, помчался вперед.
Но был ли он в действительности пристыжен? Или просто выдумал предлог, чтобы сбежать из этого общества, с которым не находил общего языка? Не знаю. Ясно только то, что Хомонголос хотел скрыться и больше уже не появляться. Моя тетя Макбуле попыталась преградить ему путь со словами:
— Слишком легкое наказание вы себе выбрали, господин Зия! С вашего позволения, мы придумаем для вас более суровое и оставим вас здесь до утра.
Ее поддержали многие из присутствующих:
— Да, правильно… Не отпустим Хомонголоса!
Никто на него особенно не был в обиде. Люди обижаются только на того, кого уважают, не так ли, Нермин?
Хомонголос поклонился моей тете и согласился:
— Благодарю вас, только вы же знаете людей… Вдруг я еще что-нибудь натворю? Не станете сердиться?
Сказав это, он смешался с толпой. На сегодня его роль главного клоуна была сыграна. Пока его друзья танцевали, он бродил по саду. Периодически он приближался к столам и наливал себе спиртное.
* * *
Почему-то этот человек больше всех занимал меня в ту ночь.
«Надо найти этому женоненавистнику более строгое наказание, чем тетушкино. Чтобы он понял истинную силу женщин. Надо отомстить за ту девушку, которой он не позволил попрощаться с женихом, лежавшим на смертном одре. Надо его Проучить так, чтобы он никогда больше не смел говорить о женщинах в таком тоне!»
С такими черными мыслями в душе я подошла к Хомонголосу. Он стоял, прислонившись к дереву, и, засунув руки в карманы брюк, наблюдал за танцующими.
Я сладким голосом по-дружески спросила у него:
— Вы не танцуете, господин Зия?
Он, не меняя позы, ответил:
— Я только смотрю, сударыня.
— Вы, наверное, не любите танцевать?
— Мне нравятся любые движения. Даже кувыркание полезно для здоровья.
— Почему же тогда вы не участвуете?
— Я буду танцевать, но не один же… Нужен партнер для танца. И здесь ведь не так, как в боксе. Партнер не должен быть мужчиной. Нужно, чтобы он был женщиной…
Он снова слегка улыбнулся, не поворачивая головы.
Я продолжила:
— А вы не любите женщин.
— Боже мой, сударыня. Если к человеку пристанет какая-нибудь молва…
— Но ведь в этом же есть доля правды. И те слова, которые вы сказали перед этим, кажется, подтверждают то же самое.
— Пощадите, госпожа… Я только недавно ляпнул кое-что невпопад… Не искушайте вашего покорного слугу второй раз столкнуться лицом к лицу с той же самой опасностью — оказаться в неловком положении. Давайте оставим эту щепетильную тему.
Хомонголос наконец-то удостоил меня взглядом своих прекрасных китайских глаз. Мои первые шаги увенчались успехом. Я хотела вначале разозлить его, вызвать на горячий спор. Теперь я должна была быстро изменить манеру поведения.
Тихим проникновенным голосом я начала:
— Я не такая, как другие девушки, господин Зия. Я люблю спорить и не обижаюсь на правду. Вы можете говорить со мной открыто, как с одним из ваших товарищей, ничего страшного…
Хомонголос еще раз взглянул на меня. Потом, снова уставившись на танцующих, произнес:
— В таком случае я не виноват… вы хорошо знаете, что все эти танцы изобретены африканскими дикарями. На мой взгляд, дикари — это люди, живущие естественной полной жизнью. Они пока не знакомы с шутовскими гримасами цивилизованного общества. У них стальные мускулы, твердые, обжигающие, как потоки холодной воды, движения. Подумайте сами, танец, придуманный этими людьми, может ли быть воспроизведен вон теми кривляками, которые пытаются подражать чужим движениям?
