Небо над головой - Веллер Михаил Иосифович (читать книги онлайн полностью без регистрации txt) 📗

Когда дело походит к тридцати пяти, усилия – чтобы сохранить форму начинают напоминать режим олимпийского чемпиона. Но поскольку вам за это не платят – раз вы не актриса и не манекенщица (и вам нужно работать, растить двоих детей и содержать дом в порядке), – стремление оставаться красивой женщиной приобретает ту подлинную глубину, искусственную замену которой спортсмены находят в условностях рекордов. Однако своеобразное бескорыстие вашего желания имеет следствием результаты, ощутимые чисто конкретно. Вы не ревнуете своего мужа; напротив, – он ревнует вас, – в той мере, в какой это необходимо, – если вы не дура. В парикмахерской вам, не исключено, сделают именно такую прическу, какую вы хотите – при условии, что парикмахер мужчина, разумеется. В часы пик мужчины хоть иногда помогают вам сесть в автобус, а начальство – (опять же, конечно, мужчины) не слишком вам хамит, – другим, во всяком случае, больше. Дочки (а старшей ведь уже четырнадцать) обожают вас и стараются подражать, что совсем не плохо в наши времена, когда… где же крышка? ага, вот она; так. Тра-ля-ля…

Н-да, "наши времена", "ваши времена": стареем, матушка, стареем. Забавно: и не то что не хочется (куму же хочется), и не то что грустно, вот не понять до конца. Осознаешь себя так же, как в двадцать пять, и как в восемнадцать, и как в детстве, насколько я в состоянии помнить свое детство: ты – это ты, умная, хорошая, все понимающая, грешная иногда; а окружающий мир – ты понимаешь его, и он таков, каким ты его понимаешь; меняется понимание – меняется окружающий мир, но он все равно тебе понятен, и осознание системы этой – "ты – мир" – в принципе неизменно, и все страшное и скверное случится не с тобой, хотя ты стареешь и знаешь прекрасно, что именно с тобой-то все и приключится, порой уверена – и спокойна – приобретаешь мужество? теряешь остроту чувств?.. привычка, привычка к тому, о чем когда-то думала с ужасом; а вот внутренне до конца не осознаешь. Появляются морщины, болезни – сначала пугаешься и грустишь, потом – что ж, живут же люди и ничего, ты еще не хуже всех; но иногда пронзит вдруг на краткое мгновение, что – все! это жизнь проходит! не будет иначе! – и мертвящая тоска оледенит, и финишная ленточка ближе, ближе, а цвета-то она, сволочь, черного.

Тьфу, черт…

А пока – пусть глупо – чувствуешь себя девочкой. (Старушка в трамвае как-то обращается к двум подружкам своего возраста: "Выходим, девочки". Я ощутила, как у меня щеки побледнели.) Ладно, с моей внешностью еще можно: на вид мне от силы тридцать, при ярком солнце, – а в тридцать у нас все «девушки» и "молодые люди"; очень мило. И не то беда, что тридцатилетних мужиков воспринимают как мальчиков, а то, что они и сами часто себе мальчишками кажутся: анекдот получается: семнадцатилетние считают себя самостоятельными и все могущими, а тридцатилетние – не считают. Но женщин подобное положение вещей, пожалуй, весьма бы устроило – ан, когда дело доходит до дела, вдруг вспоминают, что "девушка"-то – начинающая стареть женщина, у которой и то уже чуть-чуть не так, и это слегка не этак.

В семнадцать я полагала, что предел молодости – до двадцати одного. В двадцать один – до двадцати пяти. И так далее. Сейчас я хочу держаться до пятидесяти. Почему нет? Джина Лоллобриджида в микробикини на фотографии, где ей сорок четыре, выглядит… О черт, опять лук подгорел! ф-ф, горячо! Так, есть пятно…

"…Прости, что не поздравил тебя с восемнадцатилетием…"

Тр-реклятый шпингалет! Чаду полно. Сюда бы Лоллобриджиду и сунуть в ее купальнике. Последишь за собой четыре часа в день, как же. За тобой последят.

Ну конечно, чулок готов! И ведь хотела их снять, так нет. Чертов стол, в который раз об него. Все, с получки покупаем новый, а этот – на помойку, дешевле обойдется. Ей-богу, этот выкину.

Приятно позволять себе такие пустяки. Сейчас на наши с Сенькой зарплаты жить вполне можно, чего там. Денег, правда, все равно никогда нет, однако есть, в общем-то, все, что на эти деньги можно купить. Ну, не то чтобы все, но в пределах разумного, скажем так.

Когда поженились-то мы с Сенькой на третьем курсе – ревела потихоньку из-за рваных капронов. Он приносил мне – так знала отлично, что на себе экономит, паршивец. Ладно, говорит, должен же я способствовать приличному виду хотя бы одной красивой женщины. О-ля-ля… Красивой, красивой… Была вроде. Ах, мои сладкие, на одной красоте, это уж само собой, не только далеко не уедешь, но и вообще разобьешься вдребезги, так, что и костей не соберешь. Дадут тебе зеленый свет, а там – бац! шлагбаум. Не в красоте счастье, все давно знают, да только выводов не делают из того, что знают, так уж повелось, и примеров кругом – сколько угодно. Но если вы не дура и не сволочь… – хотя преуспевают, естественно, красивые недуры сволочи… Хм, таков мир. Впрочем, и я, вроде бы – тьфу-тьфу – преуспеваю. Тоже сволочь? Да нет, кажется.

Да и преуспевание – тоже… Горбом тянешь, гори оно все! И на работу давка, и с работы – давка, и в очередях – давка, и директор – паразит, а не поддакнешь ему – выживет, и готовки эти обедов осточертели, и друзья эти Сенечкины вечно в доме топчутся, а мне убирай, Сенька рубашки и носки

"Не думай, я ни на что не надеюсь. Просто я счастлив, что где-то, очень далеко от меня, есть ты на свете".

желает менять ежедневно – стирай; и давление мое проклятое, Ирка вечно капризничает, Танька хамит – четырнадцать, милый возраст, а Сенька то и дело в командировках, и остается только надеяться, что сей образцовый муж мне не изменяет.

Черта с два женился бы на мне Сенька, не будь я в девятнадцать такой, какой была.

Когда девушка взрослеет и входит во вкус своего положения, ей совершенно необходимо, чтобы мужики кругом складывались в штабеля. Она просто-таки все силы к этому прикладывает. А после начинает выбирать среди тех, кто остался стоять, сама глядя при этом в другую сторону. Не надо бы хорошим мужикам быть дураками, пусть даже так им на роду написано. Хотя, если уж человек теряет голову, то не все ли равно, много в ней чего есть или вообще ничего нет.

Сеньку я отбила у Лерки Станкевич, или, если покороче, сделала его поверенным своих "тайн". Тянуло Сеньку ко мне не больше, чем к любой другой смазливой девчонке; сделав пробный заход и решив, что здесь ему все равно не светит, он стал со мной откровенен. Мужчина находит порой наслаждение в откровенности с неглупой приятельницей, к которой его влечет и спать с которой он не надеется; а Сеньке только минуло двадцать.