Перед прыжком (Роман) - Еремин Дмитрий Иванович (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
«Создавшаяся обстановка, — телеграфировал он в середине августа руководящим органам Сибири, — обязывает меня взять на себя общее руководство по выполнению Вами боевого задания СТО, ежедневно контролировать Вашу работу во всех ее стадиях. Приказываю установить с 15 августа регулярную отправку в Москву в адрес Наркомпрода по одному маршруту в сутки, не ниже тридцативагонного состава каждый. Маршрутам присваивается наименование совнаркомовских… Маршруты отправляются в сопровождении ответственных комендантов, с охраной бригады, смазчиков, ответственных за исправное состояние ходовых частей… Получение немедленно подтвердите и укажите должности, фамилии сотрудников, руководящих этой работой, с указанием области ведения каждого».
Одновременно он поручил Центральному статистическому управлению вести строжайший учет государственного продовольственного распределения и сам набросал примерную форму учета.
Хлеба немного, его надо беречь. Выдавать только там, где это крайне необходимо.
— Одна из самых важных задач хозяйственного строительства и безусловно самая злободневная теперь, — говорилось в одной из его телеграмм, отосланной на места, — это сокращение числа заведений и предприятий, находящихся на государственном снабжении. Только минимум самых крупных, наилучше оборудованных и обставленных предприятий, фабрик, заводов, рудников надо оставить на госснабжении, строго проверив наличные ресурсы.
Телеграмма заканчивалась строгим предупреждением:
«За недостаточно тщательное сокращение числа предприятий буду отдавать под суд».
Иного выхода не было. Снятым с централизованного снабжения заводам следовало самим заботиться о рабочих: закупать для них хлеб в урожайных губерниях, добиваться в местных исполкомах получения земли под рабочие огороды. «Потрудитесь сами достать все, — сердито писал он председателю Правления каменноугольной промышленности Донбасса, — и соль, и на соль хлеб, и пр. Инициатива, почин, местный оборот, а не попрошайничать: если бы мне дали… Стыд!»
Владимир Ильич следил и за тем, как шла подготовка к севу озимых — для урожая будущего года. В его телеграфном запросе на этот счет в начале сентября подчеркивалось, что необходимо — «в порядке боевого приказа за сорокавосьмичасовой срок с момента получения настоящей телеграммы дать по телеграфу следующие сведения: 1) утвержденная площадь озимого клина; 2) количество засеянного озимого клина; 3) количество десятин, поднятых под зябь; 4) количество семян, полученных по нарядам из центра, путем товарообмена; 5) количество фактически распределенных семян; 6) порядок распределения; 7) какие меры приняты к спасению животноводства, достигнутые результаты…»
Организационно и практически к исходу лета вопрос о хлебе был для него, в сущности, ясен. Требовался лишь максимум деловитости, инициативы на местах. А на исходе года, как бы подводя итоги своим заботам о хлебе, он попросил Дзержинского лично поехать в Сибирь для оказания помощи местным заготовительным организациям в снабжении Центра.
Самым неотложным и важным теперь становился главный вопрос политики: возрождение промышленности, слаженный и быстрый перевод всей хозяйственной, идейно-политической, воспитательной и культурной работы на рельсы новой экономической политики.
Между тем очень многим, даже, казалось, подготовленным для любых поворотов товарищам, сделать это было совсем не просто. Некоторые из них, в частности, так еще и не поняли исторического значения плана ГОЭЛРО, считали чрезмерными его, Ленина, заботы о быстрейшем вводе в действие Каширской и других электростанций. Значит, придется затрачивать много сил не столько на практические дела, сколько на разъяснения, убеждение, перестройку других.
Сам он по свойствам своей целенаправленной, во всем определенной и вместе с тем поразительно динамической, диалектической натуры, выработанной за десятилетия сознательной жизни, был готов для любых поворотов. Его гениальный по прозорливости ум легко угадывал каждый оттенок водоворотов, течений, струй в бесконечном потоке жизни.
Еще в годы вынужденной эмиграции, а тем более после Октябрьского переворота, привыкнув заглядывать далеко вперед, докапываться до всех пружин и законов жизни, он старался не только предугадать, но и точно сформулировать необходимость определенных практических действий, чтобы в решающий момент не оказаться в положении путника, бредущего вслепую, а тем более поводыря, за которым идут поверившие в него люди.
Жизнь не терпит такой слепоты. И тех, кто не готов для движения вровень с нею и даже чуть впереди нее, того она сбрасывает с дороги. Примеров тому не счесть.
С ранней юности вырабатывал он в себе эту настойчивость в постижении сути вещей, стремление всесторонне анализировать, сопоставлять явления жизни в их общем потоке, улавливать закономерности и капризность движения, предвидеть каждое опасное отклонение, быть готовым к нему и, значит, в какой-то мере управлять им.
Так, еще в дооктябрьские годы он подробно, до мелочей продумал и сформулировал способы захвата революционным народом государственной власти в царской России, чтобы тем самым предельно облегчить затем его блистательное осуществление.
Так, еще летом 1917 года во всех подробностях обдумал он, как и что именно нужно сделать, чтобы сразу же после захвата власти, без малейшей остановки, как бы с разгона, ибо время не ждет, начать политико-экономическое преобразование страны, уверенно вести миллионы людей по хорошо обдуманному пути с его неизбежными колдобинами, оврагами, лесной глухоманью.
Еще не погасли сполохи Октября, еще продолжалась навязанная Советской России война, впереди занимались новые пожарища интервенции, мятежей, голодной блокады, а он, ушедший с головой в работу по руководству страной, почти без сна, неведомо как, находил минуты, чтобы обдумать и записать на листках пожелтевшей бумаги планы не только ближайшего, но и отдаленного будущего.
Теперь его самого иной раз удивляло: как это все оказалось возможным? Однако вот оказалось же. В самом начале 1918 года, под вой метелей за окнами комнаты в Смольном, как бы на одном дыхании была написана и тогда же издана в Петрограде брошюра — набросок Большого Плана, в котором впервые появились такие слова, как совхоз, колхоз, экономический фундамент социализма. В ней, в этой маленькой брошюре, в сущности, было сказано все, что нужно было сказать о политических и хозяйственных задачах партии и рабочего класса на ближайшие десять лет. Многие положения, сформулированные в те дни, были приемлемы и теперь, в 1921 году, хотя, естественно, требовали уточнений, более широкого, практического развития в соответствии с реальными условиями жизни. Однако суть их не изменилась.
И вот наступило время великой стройки.
— Пора, когда надо было политически рисовать великие задачи, прошла, и наступила пора, когда их надо проводить практически! — говорил он все настойчивее и чаще.
— На нас сейчас история возложила работу: величайший переворот политический завершить медленной, тяжелой, трудной экономической работой!
— Борьба здесь предстоит еще более отчаянная, еще более жестокая, чем борьба с Колчаком и Деникиным. И, конечно, неизбежно, что часть людей здесь впадет в состояние весьма кислое, почти паническое.
— Тем более необходимы сплоченность, выдержка, хладнокровие, деловитость. Опасности мы не преуменьшаем. Мы глядим ей прямо в лицо…
Да, время требовало не слов, а конкретного дела: начиналась упорная работа по упорядочению хозяйственного развития страны, всех систем руководства народным хозяйством.
В промышленных центрах, прежде всего в Москве, проводилось объединение родственных предприятий в тресты и управления. Вводилось централизованное руководство ими, декретировалась строгая плановость в работе, государственная регулировка производства и сбыта продукции, оценка работы предприятий по их рентабельности.
В силу вступал хозрасчет. Вместо уравнительной оплаты труда вводилась оплата по результатам труда.
