На росстанях - Колас Якуб Михайлович (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Дорога то поднималась на пригорки, то спускалась в ложбины, открывая перед учителем все новые в новые Картины. Местность эта резко отличалась от полесской равнины, с которой свыкся молодой учитель за годы своего пребывания в Полесье. Но короткий зимний день был хмурым. Неприветливое и холодное небо, сплошь застланное белесыми облаками, низко нависало над просторами земли, придавая им угрюмый вид, накладывая на них печать унылого однообразия. Все это отражалось на настроении учителя. Не радовали взор близкие и далекие крестьянские усадьбы, разбросанные на заснеженных просторах полей то хуторками, то небольшими деревеньками. Неприветливо выглядели заваленные снегом низкие крыши, почерневшие стены хат и окна, плотно выбеленные зимней стужей. Эта стужа, казалось, еще ниже пригибала к земле человеческие жилища. Над хатами кое-где поднимались деревья. Оголенные, лишенные листьев вершины их придавали пейзажу еще большую угрюмость. Лобанович ощущал в сердце тоску о Полесье, о тех образах, что остались далеко позади. Он вспоминал выгоновскую школу, учеников, знакомых крестьян, с которыми он сдружился и расставанье с которыми оказалось таким внезапным и даже трагичным. Счастливая случайность помогла Лобановичу выпутаться из неприятного дела, угрожавшего ему тюрьмой либо высылкой. Начальство само не знало, как отнестись к Лобановичу за написанную им петицию. Может, действительно эта петиция предотвратила разгром панского имения? И учителя отпустили на волю, прочитав ему соответствующую нотацию и ограничившись переводом в другую школу на противоположном краю Беларуси, сказав: "Иди и больше не греши". И вот в эту школу он теперь и едет. А все же интересно, что это за школа и каких людей встретит он на новом месте?
II
Миновав панский двор со старинным парком, с почерневшими от времени строениями, дорога в последний раз спустилась с горки в широкий овраг, заросший мелким ольшаником, пробежала через мостик, под которым протекала небольшая речушка, и снова поспешила вверх на противоположный склон оврага. Здесь на высокой и довольно широкой площадке и нашло себе тихое пристанище село Верхань.
Лобанович внимательно окинул его взглядом. Село растянулось в одну длинную линию, километра на полтора. В одном его конце, здесь же неподалеку, поднимались два школьных здания, а напротив, через улицу, красовался более внушительный и просторный дом волостного правления. Немного в стороне от него стояла простая, но довольно складная церковка в густом венке высоких белых берез.
"А здесь, наверно, весной красиво", — подумал Лобанович.
Дядька Ничыпар Кудрик повернул лошаденку влево и спустя минуту или две остановился перед высоким школьным крыльцом.
Не вылезая из саней, Лобанович достал из кармана четыре рубля — три по уговору и рубль, надбавленный за старание дядьки Ничыпара.
Подводчик снял шапку, поблагодарил учителя.
— Если понадобится подвода, то накажите мне. Живу я на том конце села, первая хата за домом батюшки.
На школьном крыльце они простились.
Дверь школы оказалась незапертой. Небольшой и довольно темный коридорчик отделял классную комнату от квартиры учителя. Лобанович немного удивился царившей здесь тишине. Он поставил чемоданы, а сам осторожно открыл дверь в классную комнату.
Класс был пустой и холодный. Давно не беленные стены носили на себе следы разных повреждений. Штукатурка во многих местах была отбита, из-под нее светились белые квадраты дранки. Географические карты висели где попало и как попало. Карта Европы, потеряв равновесие, наклонилась одним своим краем к самому полу, который напоминал лицо человека, безжалостно изрытое оспой. На полу лежал неровный слой засохшей грязи, принесенной сюда ученическими лаптями, как видно, еще осенью.
Лобанович укоризненно покачал головой и вышел из класса. Напротив классной двери была другая, также незапертая дверь — в учительскую квартиру. Лобанович открыл ее, внес свои чемоданчики и остановился возле порога. Дощатая перегородка разделяла квартиру на две довольно просторные комнатки. В противоположном конце первой из них, напротив двери, стоял стол без скатерти, такой же убогий и неприглядный, как и сама эта комната. На столе и под столом валялись крошки, огрызки селедок, корки хлеба и пробки от бутылок. Две пустые бутылки из-под водки сиротливо ютились в уголке за столом. Некрашеный, давно не мытый пол был весь в пятнах и носил на себе следы разной дряни.
"Куда же я попал?" — мысленно спросил себя Лобанович.
Он подошел к перегородке и толкнул дверь — она с шумом раскрылась. Лобанович увидел деревянную кровать, на которой лежал человек, накрытый с головой дерюгами. Стук распахнутой двери потревожил сон лежащего человека. Он зашевелился, из-под дерюги показалась взлохмаченная черноволосая голова. Лобанович сразу узнал, кому она принадлежит: на кровати лежал местный учитель с громкой фамилией на дворянский лад — Сретун-Сурчик! Он годом раньше Лобановича окончил учительскую семинарию.
Лобанович не думал и не гадал встретиться с ним здесь и быть назначенным на его место. Сретун-Сурчик открыл заспанные глаза, удивленно посмотрел на Лобановича и, узнав его, виновато улыбнулся.
— Ах ты лежебока! — весело крикнул Лобанович, схватил Сретун-Сурчика под мышки, стащил с кровати и поставил на длинные, тонкие ноги.
Хозяин не захотел спасовать перед своим гостем, и они схватились бороться — Сретун-Сурчик в одном белье, Лобанович в зимнем пальто. Гость ловко оторвал хозяина от пола, закружился с ним, потом подставил ему ножку и бухнул его на кровать.
— Ты что же это валяешься до такого часа? Пора вставать, да и школу пора освобождать, не то она вся грязью зарастет, — проговорил Лобанович.
— Смотри какой ревизор нашелся! — отозвался Сретун-Сурчик.
— Ревизор не ревизор, а учитель этой школы теперь я.
— Ну, ты еще обожди, — возразил Сретун-Сурчик. — Сход заявление послал в дирекцию, чтобы меня оставили в Верхани.
Лобанович поглядел на него и засмеялся.
— Жди, тетка, Петра — будешь сыр есть! — И спросил: — За что переводят? В крамольники попал?
— Ну, не без этого! — гордо подтвердил Сретун-Сурчик.
— Ну, так вот что я тебе скажу: не тешь себя, хлопче, напрасными надеждами, а лучше потихоньку бери шапку в охапку и выбирайся. Или ты думаешь, мне мила твоя школа? Если бы это от меня зависело, я тебя и твою школу за десять верст обошел бы. К сожалению, она сейчас моя.
Сретун-Сурчик почувствовал истину в словах Лобановича.
— Да, уж правду сказать, я и проводы вчера устроил. Но все же с нагретым уголком жалко расставаться.
— У кого из нас не было нагретого уголка? — сказал Лобанович. — Ну что ж, будем нагревать новые. Но скажи ты мне: почему у тебя школа такая запущенная? Что-то не видно, чтобы ты ее согрел.
— Революция, брат, — сказал Сретун-Сурчик и махнул рукой.
Он начал выбираться из своего логова и приводить себя в порядок. Лобанович смотрел на него и посмеивался.
— Революция, говоришь? — проговорил он. — Правда, революция сокрушает и сметает все на своем пути, но это не значит, что вокруг нас должны быть грязь и мусор.
Скрипнула дверь, и в квартиру вошел невысокий, слегка рябоватый молодой человек. На его губах, прикрытых рыжеватыми усиками и немного вздернутых к носу, засветилась улыбка. Это был Антипик, другой учитель верханской школы. Говорил он немного в нос. Во время разговора язык его как бы цеплялся за что-то во рту и порой прищелкивал. Если люди придумали, хоть и не точно, как передать на бумаге тот звук, которым человек останавливает лошадь, то гораздо труднее записать прищелкивание языка Ивана Антипика.
"Близкими друзьями с ним не будем", — подумал Лобанович после первого же знакомства с Антипиком. Из разговора с ним Лобанович узнал, что занятия с двумя младшими группами Антипик начал только после зимнего перерыва. Что же касается учеников старшей группы, с которыми занимался Сретун-Сурчик, все они, как сообщил Антипик, убеждены, что в этом году никто из них не будет представлен к выпускным экзаменам.
