Снежный ком - Чехов Анатолий Викторович (чтение книг .txt, .fb2) 📗
— Тогда я не понимаю… Без матери ей трудно…
— Думаешь, мне легко месяцами своего ребенка не видеть?
На «дубину» я обиделся и тоже решил не выбирать выражения:
— А кто тебя заставляет своего ребенка не видеть?.. Опять — Тема?.. Так на кой черт тебе Тема, если лишил родной дочери?
— Вот-вот, — совсем уже взбеленилась Симочка. — Все учат, все объясняют!.. А за фигурное катание, балетную студию, частные уроки английского, Евпаторию летом, Кисловодск зимой — кто, по-твоему, будет платить?.. Только ради будущего своей доченьки я все это — она обвела бешеными глазами нагромождение мебели и утвари в комнате — до сих пор терплю!
«Ну и черт с тобой, терпи! «Будущее» у твоей доченьки будет, а матери, уж точно, не будет», — подумал я, но вслух высказываться поостерегся: стало так противно, что захотелось поскорее выйти на свежий воздух и позабыть все, что здесь произошло. Что за день такой! Пришел сюда с одним, а нарвался на новое дело!
Передо мной была прежняя Симочка, женщина-манекен, а вовсе не страдающая мать. Да и доступно ли ей настоящее страдание? Неужели в ее жизни деньги так много значат, что и страдания она переводит на рубли?
Брезгливое чувство охватило меня, я понял, что просто зря теряю здесь время.
— Ладно, пойду… Открой мне дверь.
— А Тему не тронешь?
Ненависть к Теме снова захлестнула меня, но внешне я постарался ничем себя не выдать.
— Если я трону, кто будет обеспечивать тебя всем этим барахлом?
— А ты злой, Борька…
— Говорю правду.
— Ну и катись отсюда со своей правдой! Птенец желторотый! Еще будет тут ходить, взрослых учить! Сам толком рубля не заработал!..
— Рубль-то я заработал, только тощенький, не такой жирный, как у вас, — ответил я. — А вот за то, что ругаешься, Тему я все-таки убью…
Симочка умолкла и оторопело смотрела на меня: дескать, чего доброго, с него станется…
— А когда убью Тему, — продолжал я, — наряды эти у тебя повыведутся, будешь в ширпотребе ходить и дочке нечего уж будет на фигурное катание да на курорты посылать.
— Я в ширпотребе? — Симочка расхохоталась и так повела плечом, что даже я понял: ни при какой погоде она в ширпотребе ходить не будет, тут же найдет себе нового Тему, еще похлеще этого! Да и тех нарядов, что у нее накопилось, хватит и Симочке и ее доченьке Любашке, чтобы безбедно до конца жизни прожить. Только вот вопрос: «За чей счет?..»
— Ладно, живи, — сказал я и уже собрался было выйти из комнаты, как Симочка с загоревшимися вдруг глазами подошла ко мне вплотную, касаясь моего живота своей поролоновой грудью:
— А ты, парень, с характером. Останься, не пожалеешь…
— А у меня денег всего трояк. Если договоримся, останусь, — выхватив у нее ключ, ляпнул я и едва увернулся от оплеухи: все-таки хорошо владеть отличной реакцией — три года занятий в секции каратэ кое-что мне дали.
Нырнув в дверь за спиной Симы, я сбежал со ступенек крыльца. Вслед мне неслась такая отборная ругань, что и биндюжники с одесской Дерибасовской позавидовали бы. Ай да Симочка! Вот тебе и «высший свет»!
Вышел я из Симочкиного и Теминого ухоженного дома с запланированной местной канализацией и твердо решил никогда больше не переступать этот порог.
Лишь прошагав немного по улице и хватив всей грудью послегрозового чистого воздуха, я обрел способность подумать, что же все-таки произошло?
А ничего особенного! То, что и должно было произойти, поскольку я рано или поздно должен был стать нормальным взрослым человеком.
Мне страшно захотелось сейчас увидеть Лялю. Но что я ей скажу? Тем не менее как ни отвергал я сейчас эту мысль, ноги сами понесли меня к дому Аполлинарии Васильевны, тем более что и Симочка обмолвилась, будто Тема зачем-то отправился к дяде Фролу.
Прыгая через лужи, отражавшие багряную зарю, я несся чуть ли не бегом по деревенской улице и едва не столкнулся с дядюшкой Фролом на узкой, только что протоптанной после дождя тропинке.
Сосредоточенный и явно встревоженный, шел он как будто прямо с рыбалки в брезентовом плаще с откинутым капюшоном, в огромных резиновых сапогах.
Я подумал, что, расплевавшись с режиссером, не начав еще свой сценарий об Андрее Рублеве, дядя Фрол теперь полностью посвятил себя рыбной ловле и теперь идет на речку проверять донки, на которые он ловит двухкилограммового леща. И такая меня взяла досада на моего любимого дядюшку, что, еще не заговорив с ним, я уже готов был сказать ему все, что о нем последнее время думал.
Увидев меня, дядя Фрол даже не остановился, а буркнув: «А, Боря, здравствуй!» — с совершенно расстроенным видом двинулся дальше.
«Что это с ним? Уж не случилось ли что с тетей Машей?» Даже добрый и чуткий дядя Фрол, поглощенный собой и своими делами, не замечал мое состояние. Он так бы и промчался мимо меня, если бы его не окликнула тетя Маша. Она догнала его, что-то проговорила вполголоса ему чуть ли не на ухо, махнула рукой, дескать, «ступай!».
Я не выдержал, остановил его:
— Ну как, дядя Фрол, еще не поймал леща?
— Погоди, Боря, не до тебя сейчас. Тут такой лещ получился!
— «Золотой поднос» или «Золотая сковорода»? — явно нарываясь на скандал, спросил я.
— Ничего я тебе сейчас не скажу, — торопливо обходя меня, отозвался дядя Фрол.
Больше всего меня возмутила реплика тети Маши:
— Боря, тебе же русским языком сказали, не до тебя.
Я взорвался:
— Всем не до меня! А когда же вам будет до меня? Что я вам, совсем чужой? Да и с чужими, разве так поступают?.. Вы только тогда разберетесь во всем, когда вам ночной горшок на голову наденут, и то сделаете вид, что не заметили!
— Боря, немедленно уходи, — повысив голос, приказала мне тетя Маша. — Ты его до инфаркта доведешь!
— А вы своим куриным квохтаньем — прямым ходом до курятника. Только цыпленок большой в курятник не поместится!
— Уходи немедленно, и чтоб я больше тебя тут не видела! — решительно указав мне перстом вдоль тропинки, крикнула тетя Маша.
— Погоди, мать, — остановил ее дядя Фрол. — Надо разобраться, с чего это наш Борька на людей кидается… Иди-ка со мной!..
Но прошел он не на речку, как я сначала думал, а всего лишь к дороге, и там остановился.
— Ну так в чем дело? — не очень-то дружелюбно спросил меня дядя Фрол.
— Просто подумал, если ты написал о Рублеве сценарий для своих внуков, то кто будет писать для студии, чтоб поставить кино, режиссер Аркадий Сергеевич или завгар Тимофей Павлович?
— А с чего это ты вдруг о сценарии? — дядя Фрол говорил со мной вроде бы как из вежливости, а сам все с нетерпением поглядывал вдоль деревенской улицы, дожидаясь кого-то.
— Дядя Фрол, вы когда закончили войну, думали, кто будет погоду делать? Может, и дома надо повоевать, вместо того чтобы рыбу ловить?
— И ты хочешь, чтобы я тебе тут, на ходу, ответил, когда не до тебя, не до меня и ни до кого…
Тут я увидел, что из дома на громкие голоса вышел Клавдий Федорович. Был он почему-то в белом халате с засученными рукавами.
«Что-то с Лялей», — тут же подумал я.
Ничего не сказав больше дяде Фролу, я подошел к Клавдию Федоровичу, еле выдавил из себя:
— Ляля жива?..
— А чего ж ей неживой быть? — явно не желая откровенничать со мной, ответил старый фельдшер.
Но он напрасно думал, что от меня можно так просто отделаться.
— Клавдий Федорович, вы знали, что у Ларисы четвертый месяц?
— Конечно, знал. Но это не значит, что каждому зеленому дураку я должен об этом сообщать.
— За дурака вы мне ответите!
— А за свою дурость ты будешь отвечать! И давай не мельтеши под ногами! Никто тебе не дал права, постороннему человеку, орать на всю деревню о чужих делах!
— Я не посторонний!
— Да отстань ты ради Христа! У людей горе, а он только о себе, любимом, и толкует! Сказано, не мельтеши!
— Какое горе? Что вы меня мучаете? Я ведь тоже Ляльке не чужой!
— Выкидыш у Ляльки! Вот какое! Кровотечение! И телефон, как назло, не работает! Фрол пошел вон машину встречать, а тебя где-то черти носят!
