За Дунаем - Цаголов Василий Македонович (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT) 📗
— Вэзи домой!
Друзья Арчила стали увещевать его.
— В мой дом ты пойдешь? — пролепетал хромой.
— Хай-ха! — смеялись дружки Арчила.
— Барашка зарежешь? Ты где живешь? — сквозь смех спросил Арчил.
— В Тулатово,— угодливо ответил Кудаберд.
Спрыгнул Арчил с арбы:
— Ты Ханифу знаешь?
— Ханифа?! — переспросил Кудаберд.
Но Арчил уже не слышал хромого, он уходил с дружками, горланя на всю улицу...
Все двадцать пять верст гнал Кудаберд коня: торопился привезти в село новость. Ну, теперь он, наконец, отмщен. Да как?! Нетерпение хромого было так велико, что, встретив на окраине села мальчонку-пастушка, не удержался, окликнул его:
— Эй, ты не видел Ханифу?
— Какую Ханифу? Бартуеву?
— Тьфу, осел,— досадливо махнул рукой хромой и въехал в широкую улицу.
Дома он не задержался. Поручив коня брату, Кудаберд заторопился к дому Кониевых. «А что, если Ханифа скажет Арчилу, и тот встретит меня в городе? Э, подумаешь... Да я ему шею сломаю, он и не успеет пикнуть».
— Ацамаз, о, Ацамаз! — прокричал хромой.
К нему вышла Борхан. Она прежде увидела искривленные в усмешке губы Кудаберда, а потом посмотрела ему в глаза, маленькие, злые. Хромой ожидал Ханифу, а не ее мать. Старуха с тревогой подумала о том, что привело его.
— Где твоя дочь? — внезапно спросил Кудаберд, и у Борхан защемило сердце.— Ханифа в городе гуляет с мужчинами... Своими ушами слышал, врать не буду. Плохое о ней говорили!
Опустила низко голову старуха и жестом пригласила Кудаберда в дом. «А, испугалась позора и теперь приглашает в дом! Ты еще будешь ползать у моих ног», — хромой вошел во двор.
Борхан задвинула засов, подперла бревном калитку и, пока Кудаберд соображал, к чему это все, позвала пса.
— Ус, ус!
Кудаберд не успел опомниться, а уж волкодав сидел у него на спине. Хромой молча и яростно отбивался от собаки, но пес рвал на нем одежду. Старуха бегала вокруг и науськивала:
— Уист! Уист!
Черкеска уже превратилась в лохмотья, хромой упал и, укрыв голову руками, перестал сопротивляться, и тогда Борхан оттащила пса.
— Скажи еще где-нибудь слово о Ханифе — убью,— пригрозила Борхан.
Кудаберд поднялся и, взглянув на нее, испуганно прошептал:
— Не буду... Отпусти.
Старуха открыла калитку, и хромой выскочил на улицу.
32
Отряд Скобелева двигался по Плевненскому шоссе. Взошедшее солнце предательски пригревало, и людям, утомленным переходом, хотелось прикрыть глаза. Только Скобелев не подавал виду, что устал, хотя наравне со всеми бодрствовал всю ночь. Генерал расстегнул пальто, и все увидели сверкающего Георгия на его белом кителе.
Отряд догнал батальон драгун. Генерал пробежал взглядом по рядам и потеребил ус: у многих драгун были изорванные брюки, развалившиеся сапоги, ранцы и скаты небрежно свисали с плеч, и вид был у драгун уставший.
— Здорово, братцы! Государь прислал сердечное спасибо за службу и молодецкое ночное дело!
— Рады стараться, ваше превосходительство,— недружно ответили драгуны, и генерал поморщился.— Снимай шапки! Помолись богу, перекрестись, дело будет жаркое,— и сам же перекрестился.— Молодцы, вы взяли Никополь, возьмите и Плевно!
Драгуны закричали: «Рады стараться!»
— Помните, орлы, сигнала к отступлению не будет,— Скобелев нетерпеливо дал шпоры.
Раздалась команда:
— Накройсь!
— Ружье вольно!
— Марш!
Посмотрел вслед генералу Верещагин и подумал: «Смелого и пуля не берет. Всюду он поспевает». Полусотня Александра шла правее дороги. Стояла спокойная степная тишина.
Но вот послышалась ружейная пальба. Это авангард вступил в перестрелку с турками. Казаки спешились и стали готовиться к бою. Кто водил коня в поводу, кто полез за кисетом. Все делалось молча, сдержанно. На гнедом подлетел казак и отрапортовал Левису:
— Генерал приказал прислать к нему сотню владикавказцев.
Командир полка смотрел в ту сторону, откуда явился казак. На холме стоял на белом коне Скобелев. Рядом с ним верховой, с красным знаком начальника отряда Скобелева. И белый китель генерала, и значок виднелись далеко. Казаки знали: генерал с ними.
— Индрис Дударович,— почему-то полковник на поле боя обратился к Шанаеву по имени,— отправьте сотню подпоручика Зембатова.
Шанаев, не мешкая, поскакал в сотню.
Впереди, саженях в двухстах, вспыхивали выстрелы пехоты. Мелькали белые рубахи солдат: покажутся из-за зеленых кустов и снова прячутся.
Вдруг рядом с генералом кто-то вскрикнул: «Ой! Убили!» Шальная пуля сразила казака. Не оглядываясь, генерал сердито отвел руку с биноклем и сказал:
— Прикажите всем разъехаться шире.
Он сердился оттого, что на наших позициях мелькали солдатские кепи и рубахи: хорошая мишень для вражеской пули. Он отметил, как, ловко стреляя, быстро передвигались вдоль линии владикавказцы.
В перестрелке наступила ночь, и трубач сыграл: «Отходить». Но на позициях, кроме секретов, остались осетины, продолжая стрелять по противнику. Это рассердило Левиса, и он велел ординарцу отозвать сотню.
— Что они до сих пор делают в цепи?
Бой затих, но солдаты и казаки не спали. Выставив дозоры и разъезды, войско бодрствовало. Поздно ночью у палатки Скобелева появились трое: офицер, казак и болгарин.
Болгарин оказался протодьяконом Плевненского округа. На вопрос адъютанта, зачем он пожаловал к генералу, болгарин, волнуясь, сбиваясь, сказал:
— Я воспитывался в России. Меня долго преследовали турки, я скрывался в Булгаренях... Турки и черкесы ушли в горы, они в лесах у Ловчи и Телеша.
Адъютант перебил его, попросил войти в палатку, усадил на стул, приказал принести еду. Но болгарин есть не стал, только выпил вина и продолжал говорить, стараясь скорее высказаться:
— Осьму можно перейти вброд, вода выше пояса.
— А мостов нет?
— Есть, как нет! Но они в Булгарени и под Никополем... В Плевне не было войск, его можно было отбить. О, теперь там шесть таборов, шесть орудий и несколько сотен черкесов.
— Ну, хорошо, вас проведут в палатку к младшим порученцам, отдыхайте,— велел адъютант и раскланялся с болгарином.
Скобелеву он не стал докладывать об этом визите, чтобы не прерывать отдых генерала.
Отряд Скобелева расположился в густой роще между Сельви и Ловче. Отсюда каждую ночь уходили разъезды. Войска слышали канонаду, доносившуюся со стороны Шипки, до которой было не более пятнадцати верст.
Полки, дивизии получали пополнение. Прибыло оно и в осетинский дивизион. Хорошо экипированные осетины, молодец к молодцу, на свежих конях, сразу же попали в объятия земляков, и не было конца расспросам. Многим с родины привезли добрые вести: родился сын, женился брат, ожеребилась кобыла, урожай собрали... И только Бабу нерадостен: умерла мать. Он вскочил на коня и ускакал по дороге на Плевну. Никто не удержал его. Ох, и ругали товарищи того, кто привез Бабу черную весть! «Зачем было понапрасну ранить сердце? Вернулся бы домой и узнал свою горькую правду»,— говорили бывалые воины.
А среди ночи в сотне появился Верещагин, нашел Фацбая и велел ехать с ним. Оказывается, Бабу, встретившись с Александром, проверявшим секреты, возвращался на бивуак. Сотник знал о горе Бабу и ни о чем не спрашивал. Ехали обочиной, как вдруг из-за кустов раздался выстрел. Пуля ранила коня под Верещагиным, он даже не успел высвободить ногу, как конь под ним повалился, придавив его к земле. Вытащив сотника из-под коня, Бабу передал ему своего вороного:
— Езжай!
Но Верещагин решительно отказался, и разведчику пришлось прикрикнуть на него:
— Садись!
Александр, однако, медлил, и разгневанный урядник направил на него ружье:
— Убью.
Видя, что Бабу обезумел, сотник с его помощью уселся в седло, а когда отъехал, оглянулся: Бабу исчез. Не было слышно ни выстрелов, ни шума, и Александр, решив, что Бабу ушел от турок, перевел коня па рысь.
