Лето летающих - Москвин Николай Яковлевич (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
— Мы сами чихать будем…
— Да как же будем, если дым впереди нас, а мы за ним?
— А если ветер переменится?
Я возражаю неизвестно почему — Костькина идея просто замечательна, великолепна! В самом деле, мы, как призраки-мстители, появляемся в дыму. Враг ошеломлён: может, тут, в дыму, не двое беспощадных, а сто человек… Братья-разбойники и все другие братья в панике бегут… Нет, это здорово!
Назавтра Константин пришёл ко мне, держа на плече какой-то длинный, пёстрый, перетянутый проволокой свёрток. Вглядевшись, я понял, что это зелёные листья, перемешанные с бумажными обрывками, из которых Костя соорудил нечто вроде толстой колбасы. Я сразу оценил это изделие: бумага всё время будет поддерживать огонь, и дым от зелени повалит на наших обидчиков — беспрерывный, густой…
Я уже думал, что Константин, имея такое средство, сейчас начнёт разрабатывать план операции, но он, сбросив «колбасу», с удивлённым и даже, пожалуй, с испуганным видом показал мне какую-то мятую, но старательно разглаженную бумажку.
Это был листок из неизвестного журнала (в поисках бумаги Костя рыскал по всем углам дома), на котором отдельно изображались какие-то гладкие палочки, прямоугольники, обтянутые тонкой бумагой, лёгкие колёсики, вырезанные из картона… Судя по странице — 24-й, — это был конец какого-то иллюстрированного журнала, где обычно помещаются ребусы, загадочные картинки, самоделки. Да, так оно и было: «С д е л а й с а м» стояло наверху страницы. Но что же именно сделай? Что получится?
Костя точно понял меня:
— Да переверни ты! — сказал он нетерпеливо.
На обороте листка была изображена какая-то ш т у к а, похожая на распростёртый и так застывший скелет птицы. Только вместо головы была длинненькая штучка, состоящая из двух лопаточек или, лучше сказать, из двух крошечных теннисных ракеток с обращёнными внутрь ручками. Снова взглянув на первую страницу, я догадался, что все те гладкие палочки, картонные колёсики и прямоугольники, обтянутые бумагой, которые были там, пошли сюда, на «общий вид» ш т у к и. Но появилось тут и новое: кроме двух ракеток, была ещё витая, в виде штопора, резинка, которая неизвестно зачем проходила через всю длину ш т у к и. Хвоста не было.
— Это вроде коробчатого змея! — сказал я не без разочарования. Видишь, бесхвостый.
Мы знали этих змеев и презирали их. Поднявшись, они почему-то тянулись не вверх, а вдаль, к горизонту. Ниток брали много, а высоты не давали. Кроме того, они были какие-то вялые, неживые — не натягивали, как струну, нитку, не играли хвостом (его начисто не было), не трещали, не «колдовали», не переворачивались — с ними вообще ничего не могло случиться… Это были какие-то дохлые, скучные, унылые существа, неизвестно почему и зачем — хотя и плохо — летающие…
— Я тоже вначале думал, что это коробчатый, — сказал, тараща глаза, Константин, — но это не коробчатый. Это… — грязным пальцем со сбитым ногтем он показал на какое-то место объяснительного текста, напечатанного около штуки, — это а-а-аэ-ро-план… Аэроплан.
— Назвать можно как угодно, — не сдавался я, — но хвоста-то, как у коробчатого, нет. И палочки, обтянутые бумагой… За что только его привязывают? Где путы?
Костя отсел в угол и, переводя настороженный взгляд с меня на листок из журнала, сказал несмело, не веря своим словам:
— Его не привязывают…
— Как не привязывают?
Константин перешёл почему-то на шёпот:
— Он без ниток, без пут. Он летит сам!.. Да ты почитай. Тут написано…
Я вскочил, уронив журнальный листок:
— Как — сам? Как — без ниток?..
12. БРОЖЕНИЕ УМОВ
В мире уже поднялся в воздух не лёгкий «воздушный шар», который сам просился летать, а сооружение из тяжёлого, нелетающего дерева и металла. Существовали уже Лилиенталь, Сантос Дюмон, Райт, Фарман, Вуазен, Блерио, Уточкин, Габер-Влынский, Ефимов, Нестеров, совершившие свои отчаянные полёты… Но всё это было далеко от нас — в Петербурге, Москве, за границей. Кроме того, это происходило у больших, взрослых людей. Поэтому не было ничего удивительного в том, что не в столичном, а в губернском городе Т-е, не на главной, а на боковой улице двое малолетних ничего не знали об этом. Они лишь держали журнальный листок, где говорилось о какой-то самоделке с мудрёным названием «аэроплан»…
— …А вот так, без ниток! — повторил Костька, довольный тем, что и я, как и он, не верю в эту штуку. — Ну, понимаешь, это новый такой змей. Помнишь, был китайский, ну, а это ещё другой…
— Да как же он может летать?
— А он заводной.
Ах, заводной!.. Это что-то объясняло. Были заводные паровозы, кареты, даже лошади. И всё очень просто: спираль-пружинка раскручивалась на оси колёсика, и колёсики вертелись, ехали… Да, но вот ехали они по земле, как и взаправду паровозы, извозчики, телеги ездят. А тут по воздуху. Ведь воздух — это н и ч е г о! Как же по нему ехать? А потом и колёсики-то у этого нового, «заводного» змея были без пружинок.
Костя хотя и читал то, что было в журнальном листке написано вокруг рисунков, но, видно, не всё понял: объяснить, как колёса едут по воздуху, он не мог.
Положив смутительный листок на стол, и в спешке, в нетерпении сев на один стул, мы с Константином углубились в чтение. Замелькали слова, неизбежные для самоделок: «См. рис. 1-й», «См. „а“ на рис. 2-м» и так далее.
Вот оно что! Оказывается, дело не в картонных колёсиках — потому-то они и без пружинок, — а в этих сложенных ручками теннисных ракетках. Вот не думали! Это они, крутясь от резинки, как бы ввинчиваются в воздух…
— Про-пел-лер! — как при заучивании, заводя глаза к потолку, повторил Костя.
Да, эти две соединённые ракетки назывались п р о п е л л е р о м и делались очень хитро.«…Надо взять сигарный ящичек, — говорилось в наставлении, — расколоть на узкие дощечки и, смазав клеем, сложить их стопочкой, чуть-чуть разведя концы веером, после чего…»
— Ты видал сигарный ящичек? — спросил Костя.
— Нет… Папа курит папиросы…
— Мой тоже. Сам набивает.
У нас не было не только сигарного ящичка, но и толстой резинки, которая должна была крутить этот самый «пропеллер». Сигарный ящичек был для нас новостью, однако можно было найти человека, который курит сигары и эти ящички — как отец папиросные коробки — выбрасывает. Может быть, есть у генерала, и тогда через Графина Стаканыча можно достать. Но резинка…
Четырёхгранная или круглая чёрная резинка! Легче было найти брильянт на дороге, чем такую резинку. Она существовала в мечтах, во сне и только в одном виде: натянутая на рогатку. Как сильно, как далеко полетит камень! С такой рогаткой не только с братьями-разбойниками можно рассчитаться, но и коршуна в небе подбить… Недалеко, на Воронежской улице, жил один мальчик со странным именем Нега, собственными глазами видавший чёрную четырёхгранную резинку, которую прошлым летом показывал ему двоюродный брат, приезжавший на каникулы из Москвы. Нега рассказывал, что он не только видел эту восхитительную резинку, но даже будто бы сам изо всей силы натягивал, растягивал её… Впрочем, может быть, он и не врал бывает же счастье!..
Нет, новый, «заводной» змей был для нас неосуществим. Мы отложили листок, слезли со стула и тут заметили на полу «колбасу» из зелени и бумаги, которая должна была вызволить из плена капитана Стаканчика, возвратить нам «опытного» змея… Это вернуло мысли Кости к «заводному».
— Подожди! — сказал он. — Чем подниматься на обыкновенном змее, лучше на заводном. Понимаешь, сделать его большим-большим… Ну, громадным…
Мечты всесильны. У нас не было сигарного ящичка и резинки для маленького «заводного», но для большого «заводного» вдруг объявился пропеллер, выструганный, вытесанный Графином Стаканычем из досок, которые столяр заготовил для шкафов; объявилась толстенная — толщиной в руку чёрная резина, которую нам специально приготовили на резиновой фабрике. (Здесь Костя подкрепил мечту практическим предложением. «Если фабрика не согласится, можно собрать старые галоши, растворить их в резиновом клее и вытянуть», — сказал он запросто, будто уже не раз и р а с т в о р я л и в ы т я г и в а л…) Мечта понесла и дальше — к главному: мы летим…
