За Дунаем - Цаголов Василий Македонович (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT) 📗
В деревню Знаур входил с петухами, радуясь их приветственному пению. Он на секунду закрывал глаза, и тогда ему казалось, что стоит он в родном ауле. Видно, все петухи поют на один лад.
О Царае в бараке не вспоминали. После него сбежало еще пять человек. Каторжане ушли со стариком, который уже дважды был в бегах. В первый раз его поймали в Николаевке, где устроился он под чужим именем сторожем в женский приют. И все бы хорошо, но каторжанин под угрозой смерти уводил девчонок в лес. И те, напуганные, молчали. Но однажды он попался. Его схватили, опознали и отправили к месту приписки, добавив еще пять лет каторги. В деревне каторжанина звали по кличке, которая пришла вместе с ним в Сибирь,— Перебейнос.
Второй побег у него был удачнее: добрался до родных мест. Побывал на Тамбовщине, виделся с женой и детьми. Но пробыл дома всего одну ночь: беглого выдали сами же крестьяне. И снова Перебейнос отправился в ссылку, теперь уже приговоренный к кандалам. Но он не пал духом, неутомимо балагурил. А когда его расковали на одну ночь, то Перебейнос не упустил возможности — бежал, подбив еще пятерых.
Смотритель тюрьмы не послал за ним погони, только пригрозил: мол, попадется ему Перебейнос, так найдет свою смерть в карцере. В том же, что беглый вернется, тюремщики не сомневались.
А вот Знаур не верил этому. Ему казалось, что главное — решиться уйти из тюрьмы. А там... Временами сам собирался бежать в тайгу и найти смерть на свободе. Но когда вспоминал аул, саклю, на глаза набегали слезы. Жить, жить, чтобы только вернуться домой. Вот почему Знаур где-то в душе радовался тому, что есть на свете Пелагея. И, работая без устали, он старался угодить ей. Она наблюдала за ним и не могла нарадоваться. Ему не нужно было говорить, чем заняться. Он хозяйничал, словно в своем доме.
Соседи — мужики, вначале шутя, а потом всерьез пытались переманить его к себе, обещали хорошо кормить. Но Знаур отвечал неизменно: «Нет, жаль Пелагею».
Засучив по локоть рукава, он рубил дрова, когда с улицы донесся крик. Коротким взмахом Знаур всадил топор в чурку и прошагал к выходу, но тут из избы выбежала Пелагея и вцепилась в него.
— Уходи, слышишь, иди схоронись в избе,— умоляла она.
А он тянулся посмотреть, что там, на улице. Мужики толпой двигались по дороге. Они с остервенением били кого-то. Почуяло сердце Пелагеи беду: не
впервой ей видеть такое, и она с силой оторвала Знаур а от калитки.
— Убьют! Ступай, сказала,— сама бледная, того и гляди ударит.— Вишь, очумели мужики!
И он послушно пошел. Прежде чем скрыться в избе, оглянулся: Пелагея задвинула дубовый брус, вырвала из чурки топор и застыла у калитки.
Разъяренные мужики колотили ссыльного, кто ногами, кто палкой, и все норовили угодить по голове.
— Дай отвести душу! — орал пьяный детина, размахивая над собой топором, только что отобранным у ссыльного.
— Сунь ему снизу... Ух, ворюга! Их могила исправит...
— Раззява, бей!
Не заметила Пелагея, как подошел Знаур. У него было желание вырвать у Пелагеи топор и кинуться на мужиков, разогнать их, он ухватился за калитку, да Пелагея с трудом задержала его, прижалась к нему всем телом.
— Милый... Аль ты ошалел? Зарубят, соколик. Ишь, до чего озверели.
Мужики повалили ссыльного на землю и стали топтать ногами, будто месили глину. Покончив с ним, успокоились.
Расходились медленно, оставив ссыльного на обочине...
20
День выдался сухой. Уже с утра кони и люди изнемогали от жары. Предстоял бой за Ловчу. Накануне генерал Скобелев-младший лично провел рекогносцировку, чтобы выяснить численность неприятеля, оборонявшего город. Два артиллерийских дивизиона беспрерывно обстреливали неприятельские позиции; турецкие ложементы занимали противоположную гору. Турки на первые выстрелы не ответили, а потом не выдержали и открыли ответную канонаду. Началось с перелетов и недолетов, но вдруг два снаряда угодили рядом с первой батареей. К счастью, снаряды не разорвались.
Получив нужные сведения о турках, Скобелев приказал войскам отойти от Ловчи по дороге к Сельви, чтобы подготовиться к решающему бою. Отход прикрывался огнем орудий. Первая сотня осетинского дивизиона оставалась на аванпостах. Потребовалось послать к ним адъютанта и повторить приказ об отходе.
Командуя передовым отрядом, Скобелев лично находился на передовых позициях. Нижние чины говорили о нем с уважением: «Его благородие не кланяется турецким пулям и нам не велит». Генерал пренебрегал опасностью, только бы поднять дух своих солдат. Его присутствие выручало в самые критические моменты.
Наступил вечер. Скобелев с маленьким подвижным отрядом направился к ущелью, что перед Ловчей. Генерала предостерегали, мол, ущелье узкое и турки могут всех перебить. Но генерал резко оборвал советчиков: он решил лично осмотреть вход в ущелье.
Проезжая через лагерь, генерал то и дело останавливался, чтобы прислушаться к приглушенным голосам: войска скрытно выходили на выбранные днем позиции.
— Где командир?
— Чьи орудия?
— Стой, постромка соскочила!
— Черти, куды прете?
— Что там на дороге торчите? Эй, вы!
Это уже относилось к генералу, которого не узнали в темноте, и Скобелев, засмеявшись, тронул коня.
— Ишь, смешно ему, туды его мать,— ругался все тот же голос.
Передумав, Скобелев оставил коня и направился к артиллеристам, за ним поспешили и адъютанты, но генерал разрешил следовать лишь порученцу. И вскоре послышался его голос:
—Где ротный?
— Здесь, что прикажете?
Скобелев называет себя, и офицер вглядывается в погоны, затем берет под козырек.
— Что, капитан, ничего не заметно?
— Пока ничего-с, все спокойно!
— Вот, ваше благородие, сейчас вроде огоньки мелькали,—вступил в разговор усатый фельдфебель и указал рукой.
— Это ничего, так, жучки,— спокойным тоном сказал офицер, и ответ его пришелся по душе генералу.
Он повернулся влево. Чуть поодаль разговаривали вполголоса:
— Турки нас не ждали.
— Эх, вспомню, как мы карабкались по скалам да с оружием, так теперь один страх берет.
— Пластуны им всыпали... Сам видел, как урядник пятерых ихних прикончил.
— И мы с житомирцами добежали аж до Систова, а там такая суматоха...
— Стрелки Фока, как звери, лезли.
— Один паром пошел ко дну... Орудие, жалко, погибло новенькое...
Офицер беспокойно поглядывал на генерала и, боясь, как бы солдаты не сказали чего-нибудь лишнего, хотел пойти к ним, но его удержал Скобелев.
— Кажись, Сергееву не выжить.
— Что ж так? — спросил другой голос.
— Чего же, коли насквозь прошла, под самой селезенкой.
— Что-то завтра господь бог даст?
— Не думай о том, хватит, что генерал Скобелев думает.
— Оно верно, генерал у нас такой, что не хуже других.
— Сказал! Поискать такого — не найдешь.
— Разговоры! — прикрикнул офицер, и голоса умолкли.
— Зачем же так перед делом,— понизил голос Скобелев.— Объявите по линии, что Горный Дубняк взят, а Хивзи-паша и его штаб пленены.
— Слушаюсь!
Скобелев вернулся к поджидавшей его свите. Из-за туч выползла некстати луна. Все понимали, какой опасности подвергаются, но никто не смел более говорить об этом генералу. Ехали долго по освещенной луной долине, пока в кустах не мелькнула чья-то тень. У кого-то нервы не выдержали, и прогремел выстрел. Неприятель никак не ожидал такой дерзости от русских и замешкался открыть огонь. Этим воспользовался отряд Скобелева и поспешно отступил. Генерал, обозленный неудачей, крепко выругался по адресу того, кто стрелял. А тут обнаружили, что нет Бабу.
— Ничего не приобрели, да еще разведчика потеряли,— Скобелев хлестнул коня и поскакал, не обращая внимания на растерянную свиту.
Позади слышалась ружейная пальба, она сопровождала генерала до своих позиций.
