На далеких рубежах - Гребенюк Иван (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
Начштаба разговаривал с кем-то по телефону. На вопрос майора, можно ли войти, небрежно махнул рукой. Жест этот можно было истолковать двояко: либо заходите, либо закройте дверь с той стороны. Гришин понял так, как ему желательно было понять: вошел в кабинет, осторожно притворив за собой дверь.
Да, это был тот самый Вознесенский — «строевик», бывший капитан. Только тот, что гоголем красовался на плацу, был подтянут и строен, а этот, сидящий в кресле, обрюзг, ожирел. Водянистые глаза брюзгливо щурились под стеклами очков.
Не отрываясь от трубки, полковник сделал новый жест рукой, при желании означающий — садитесь.
Гришин примостился на первом от двери стуле и начал осматривать кабинет. За спиной у начштаба во всю стену развернулась карта-пятикилометровка, разлинованная на квадраты. В правом углу поблескивал лаком радиоприемник «Балтика»; в противоположном углу стоял сейф с дощечкой на шнурке — для печати. Рядом — шкаф с книгами и брошюрами. Столы покрыты зеленым сукном. Над чернильным прибором застыл в пикировании отлитый из дюралюминия МиГ-17.
Чисто, тепло, уютно.
А в полковых штабах совсем не то. В кабинетах командира и начштаба кое-какой уют еще соблюдается: и столы накрыты, и диваны стоят. А в остальных комнатах — как в захудалых канцеляриях. Зимой всегда холодно. Зайдешь, скажем, к инженеру — сидит над формулярами или над какими-нибудь другими бумагами в куртке и шапке. Заглянешь в комнату парткомитета — тоже все одеты.
Там, в полках, офицеры большую часть своего служебного времени проводят на аэродромах и в учебных классах. Смотришь, тот же инженер, который полчаса назад держал в непослушных от холода пальцах карандаш или авторучку, уже шагает по бетону, заглядывает в открытые люки самолетов, ощупывает трубопроводы или же сидит, скорчившись, возле спущенного лафета, проверяет оружие.
Полковник изредка бросал отрывистые слова в трубку, больше слушал, и казалось, что он дремал. Наконец сказал:
— Вы меня не убедили. Поступайте так, как я сказал.
И бросил трубку на рычажок.
Гришин энергично поднялся с места, отрекомендовался.
— Ну-с? — начштаба прищурился сквозь стекла и выжидательно посмотрел на офицера.
— Да вот, товарищ полковник, зашел к вам, как к нынешнему и бывшему своему начальнику. Вы, должно быть, помните курсанта Гришина?
Нет, не помнил Гришина полковник. По крайней мере, живого интереса к гостю не высказал. Слушал как-то нехотя, перебирая на столе бумаги. И напрасно Гришин припоминал кое-какие подробности школьной жизни. Они явно не интересовали начштаба.
— Так вы, собственно, по какому делу ко мне, майор? — официальным тоном произнес Вознесенский.
— Простите, товарищ полковник, — смущенно пробормотал Гришин, вытягиваясь. — Я просто так… узнал, что вы здесь…
Майор никак не ожидал столь холодной встречи. «Сановник, — неприязненно думал он. — Недаром Поддубный сцепился с ним, — сделал он неожиданный для себя вывод. — О, тот сразу видит человека насквозь!»
— Ну, спасибо, что наведались, — несколько мягче произнес начштаба, не скрывая, однако, своего желания поскорее избавиться от непрошеного посетителя.
Да, для него это был не только непрошеный, но и нежелательный посетитель. Полковник Вознесенский принадлежал к тем начальникам, которые терпеть не могли, когда им напоминали, что некогда и они были простыми смертными. Особенно не любит он встреч с людьми, которые знали, что он никогда не летал и не был даже штурманом, а все-таки носил на мундире «птицу» с мечами.
Так, несолоно хлебавши, майор Гришин повернулся, чтобы выйти из кабинета, но неожиданно передумал, вспомнив маневр кота, и решил попробовать с другой стороны:
— Не ужился я, товарищ полковник, с командиром полка Поддубным, — выпалил он. — Тяжелый человек. Очень уж много на себя берет…
Услышав фамилию Поддубного, начштаба живо повернулся к посетителю:
— Не ужились? С Поддубным, говорите?
— А кто с ним уживется? Разве что подхалимы, — Гришин осмелел, чувствуя, что начштаба наконец «клюнул». — Прибыл к нам в Каракумы и сразу же выжил полковника Сливу, заслуженного боевого летчика и командира. В довершение всего на дочери его женился, с целью, конечно. На мое место назначил своего любимчика майора Дроздова. Пьянствовали вдвоем: жена Дроздова сшила ему год назад белый китель… Я говорю о том Дроздове, который не перехватил нарушителя границы, помните? А теперь на вас ссылается, вы, мол, не навели своевременно, сидели на КП в роли дипломата. Не могу я больше оставаться в полку и просил бы вас… Да, да, я просил бы вас, товарищ полковник, оградить меня от издевательств и взять меня, ну, допустим, штурманом КП дивизии. Конечно, если есть вакансия… Я уже доказал, что наводить умею… Ведь только благодаря тому, что я сидел за индикатором радиолокатора…
— Постойте, постойте, — перебил его начштаба. Он не спеша снял очки и стал их протирать. — Вам должно быть известно, что я не ведаю кадрами. А вот о том, что Поддубный безобразничает, окружил себя подхалимами и пьянствует с ними, непременно напишите жалобу согласно уставу. Письменную жалобу подайте, а мы уж тут разберемся. Итак, на этих днях жалоба должна лежать у меня на столе, ясно? — уже не советовал, а требовал начштаба. — Кстати, а как на это смотрит ваш замполит?
— Такой же подхалим, как и Дроздов! — вырвалось у Гришина. — Замполиту абсолютно безразлично, что командир злоупотребляет принципом единоначалия.
— Во-во! Обо всем этом и напишите. А пока всего доброго, майор, — и полковник протянул Гришину руку.
— А насчет перевода меня как же?..
— Это уже вопрос иного порядка, майор. Об этом мы потолкуем, когда разберемся, что там у вас в полку творится. А жалоба чтобы лежала у меня вот здесь, — повторил начштаба и положил свою широкую ладонь на стол.
«Вот дьявол побери! — раздраженно подумал Гришин, выйдя в коридор. — Каких глупостей наговорил сгоряча… Допустим, я напишу требуемую жалобу, допустим… Ну и что же получится? Поклеп возведу на командира и замполита, поклеп, за который придется отвечать, и не перед кем иным, как перед партийной комиссией… Допустим также, — размышлял он далее, — я не напишу жалобу, допустим… Начштаба вызовет, будет добиваться своего, ведь и у него появились свои счеты с командиром полка. Так или иначе, а за поклеп придется держать ответ».
Гришина охватило лихорадочное волнение, и он чуть не забыл получить карты, за которыми, собственно, и прилетел. А получив их, поспешил к посадочной площадке, чтобы больше и на глаза не попадаться начальству.
Как на грех, все самолеты звена управления дивизии куда-то поразлетались, и Гришину пришлось долго ждать их.
Только под вечер вылетел он в Холодный Перевал.
В полк пришло указание — усилить ночное боевое дежурство. Чем вызывалась эта необходимость, не объяснялось. Но и без того все было понятно: прошлой ночью в районе аэродрома радисты запеленговали неизвестный радиопередатчик.
Шпион, очевидно, передавал какие-то важные сведения, ибо трижды вызывал приемный центр, каждый раз меняя свое место в горах и каждый раз повторяя шифр.
— Атакуют нас и с воздуха, и с земли, — сказал подполковник Поддубный, разъясняя летчикам и боевому расчету КП сложившуюся обстановку.
На ночном старте село два звена отборных асов, возглавляемых майором Дроздовым. Замполит Горбунов занял на СКП место руководителя полетов, а Поддубный поехал на КП полка и оттуда давал указания, касающиеся усиления наземной охраны аэродрома и складов с горючим, а также приводных радиостанций и пеленгаторов.
Поддубного немало удивило поведение майора Гришина. Вернувшись из штаба дивизии, он, ничего никому не говоря, уехал в городок и заперся у себя в квартире. В ответ на предложение занять место за индикатором радиолокатора заявил, что ему нездоровится и он не сможет выполнять обязанности наведенца.
Это значительно ухудшало дело. Старший лейтенант Фокин и его напарник вряд ли справятся с наведением, если придется поднять в воздух всех или большую часть перехватчиков.