Том 6. Звезда КЭЦ - Беляев Александр Романович (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗

– Да, хочу спуститься, посмотреть, что тут под водой.

В кабинет Борина входит Кириллов. На ходу он приветствует Мишу и дает в микрофон распоряжение:

– Приготовиться к спуску! Одного на компрессор, одного на сигнал, одного на шланг, одного на манометр, одного на часы!

Протчев выколачивает трубку – под водой не покуришь – и уже командует сам:

– Рубашку! Калоши! Манишку! Шлем! Тросы!

Начинают одевать водолаза. Протчев влезает в водолазную рубаху – зеленый прорезиненный костюм из крепкой парусины; ему помогают надеть тяжелые ботинки с прочными носками и свинцовыми подошвами, затягивают ремешки, через голову надевают тяжелую манишку, привинчивают к медному патрубку воздушный шланг.

Пока Протчев готовится к спуску, Миша тихо спрашивает Кириллова: зачем он отдал команду «один на сигнал», то есть следить за сигнальной веревкой, – ведь в шлеме имеется телефон.

– И при железной дороге не забывай двуколку, – отвечает Кириллов афоризмом Козьмы Пруткова.

Матросы прицепили на грудь и спину Протчева водолазные тяжеловесы в сорок килограммов, протянули от спины под ноги Протчева «подхватник» и закрепили его спереди.

Наконец, на голову Протчева надели тяжелую «медную голову» и начали привинчивать ее к манишке. Одновременно заработал компрессор, подающий воздух. В лучах солнца медный шлем и стекло его ослепительно блестели. Протчев стоял еще на палубе, но был уже «водяным жителем». Каким чудовищем казался он Мише!

Старый товарищ Протчева эпроновец Сизый похлопал рукой по шлему: можно спускаться. Люлька была прицеплена возле самого борта. Протчев двинулся по палубе, гулко стуча свинцовыми подошвами.

– Какой богатырь! Какая сила! – удивлялся Миша.

Вот Протчев сел в люльку, как в качели, ухватился руками за веревку.

– Спускай! – прозвучала команда Кириллова в Москве и в Атлантическом океане.

Лебедка начала работать. Протчев погрузился в воду. Телеоко скользнуло по борту, и Миша увидел вторую лебедку, а около нее Гинзбурга. Тот суетился среди матросов, которые помогали спускать телеоко на дно. Большой черный шар с конусоподобными выступами медленно уходил в воду.

Кириллов закурил папиросу. Азорес на палубе траулера также. Испанец стоял возле борта. Гинзбург наклонился над бортом и смотрел в воду. На траулере прозвенел звонок. Кириллов подошел к столу Борина и начал писать. Вошла Мишина тетя и подала ему конверт. Письмо прислал товарищ, отправившийся на Памир.

Наверное, интересное письмо, но читать некогда. Звуки Атлантического океана словно провалились в пропасть молчания. И сразу стал слышнее неумолкающий шум Москвы. На экране мигнул дымок сигары Азореса. Погас и экран…

Что там случилось?

И вдруг Миша увидел Протчева. Он сидел в своей люльке, которая висела в зеленоватой мгле океана. Веревки уходили ввысь.

Теперь Протчев, наверное, не ощущает тяжести своего костюма. Прекрасно! Летит «между небом и землей» и любуется подводным миром. В лучах подводного прожектора отчетливо видно, как из воздушного патрубка на медной голове поднимаются воздушные пузыри, похожие на капельки ртути. Это Протчев «травит воздух», нажимая головой на «головной золотник».

– Протчев, ты слышишь меня? – взволнованно спросил Миша.

– Слышу, – звучит бас Протчева.

– Зачем ты спустился под воду?

– Иголка потерялась, ищу ее.

– А телеоко зачем?

– Одно око – хорошо, два – лучше, а три – еще лучше. Разве не так? – отвечает Протчев. – У меня поле зрения шире, но глаз привычен. Телеоку еще учиться надо смотреть по-водолазному, – шутит Протчев.

В этой шутке Миша слышит определенное недоверие к новинкам.

– Что ты видишь?

– Пока что карасей, не знаю, как по-здешнему их величают. Сейчас и ты увидишь то же, что и я. Ну, где твой пузырь? – Эта фраза касается уже Гинзбурга.

– Подвожу, смотри левее! – отвечает Мотя.

Медный шлем Протчева слепяще блестит. Миша видит сквозь стекло широкое монгольское лицо водолаза. Наверное, прожектор совсем близко. Протчев протягивает левую руку и что-то ловит. Его рука надвигается на экран, растет, закрывает все поле зрения… Зеленая муть… Сильный сноп света, и в нем – табун рыб. Медленно проплывает большая красивая медуза… Золотой сноп идет в глубь океана, постепенно слабея, рассеиваясь. И там, внизу, видны смутные очертания гор. Да, это горы, и даже покрытые растительностью.

Горная вершина словно растет и идет навстречу… Нет больше Москвы, кабинета, постели. Не сам ли Миша висит в люльке и смотрит на подводный мир? Нет, он лежит в гондоле подводного «аэростата» над горным краем. Подводный Кавказ, но без ледников, горных рек и водопадов. Нет рек в краю, где «воздушное пространство» – вода.

Вновь палуба, ослепительно освещенная солнцем. Гремит лебедка. Слышно, как шумят волны, ударяясь о борт траулера. Гинзбург обернулся. Блеснули белые зубы…

– Ну, что там? – слышен голос. Чей?

Миша не сразу догадался. Ах, это «говорит Москва».

Кириллов отходит от стола и смотрит на экран.

Палуба исчезла. Муть… Миша живет в «трех планах»: под водой, на палубе траулера и в Москве.

Ничего не разберешь… Муть! Какие-то тени проползают по экрану…

– Водоросли, – слышит Миша голос капитана Маковского.

Проплыла темная тучка. Возможно, поблизости проплыла акула или касатка. Блеснул огромный плавник, белое брюхо… И снова муть…

И вдруг снизу поползла через экран сверкающая линия. Она все больше утолщалась, принимала круглую форму.

– Мачта! Мачта затонувшего корабля! – воскликнул Миша.

– Да, очевидно, это мачта, – ответил Гинзбург. – Тебе хорошо видно, Миша? – спросил он.

– Сейчас прояснится, – промолвил Николай Петрович.

Миша не заметил, когда подошел отец. Не сон ли это?

Миша, отец, Гинзбург, Барковский, Москва, Атлантический океан – все сгрудилось в одной комнате. Да, теперь Миша чувствовал себя участником экспедиции. Ведь и Гинзбург там видит то же самое, что Миша.

Мачта сошла с экрана, аппарат, видимо, повернулся в другую сторону. Косяк крупных рыб проплыл в отдалении, размеренно взмахивая плавниками и поблескивая серебристыми телами. Метнулось очень длинное тело, извиваясь, как змея. Где-то очень далеко вспыхнул фосфорический огонек.

«Дивный, чарующий мир подводных глубин! – думал Миша. – Там нет бурь, нет смен температуры, нет погоды. Всегда мрак, холод, молчание… И там – жизнь, борьба, свои радости и свое горе…»

– Смотрите! – вскричал вдруг Миша.

Вдали появилась новая горная вершина. На одном выступе лежал четырехмачтовый корабль, склонившись над кручей под углом в сорок пять градусов. На нем нет ни парусов, ни снастей. Они давно сгнили. Ниже, на другом выступе, лежит большой пароход вверх кормой, а рядом странное судно с коротким высоким корпусом, с еще более высокой кормой и вырезанной из дерева фигурой на носу.

– Испанская каравелла, – сказал Азорес. – Пролежала на дне не одно столетие. Я хочу опуститься на дно и осмотреть каравеллу.

– Но ты же не водолаз, – возразил Маковский.

– Я уже присмотрелся к работе водолазов, говорил с Протчевым. Быть водолазом не такое уж трудное мастерство. Справлюсь…

Его отговаривали, но испанец был упрям. Да и как корреспонденту пропустить такой случай! Подводное путешествие… Каравелла… Из этого выйдет прекрасный фельетон, очерк, рассказ.

Маковский усмехнулся:

– Ну пусть попробует. С ним Протчев и потом… – Маковский тихо отдал Гинзбургу какое-то распоряжение.

Азореса быстро одели, хлопнули по шлему – готово! – и бережно опустили в океан.

На экране тотчас появилось изображение Азореса, спускавшегося вглубь. На его веревочные сигналы Маковский, видимо, не надеялся. Даже те, кто прошел водолазную школу, в первое время практики от волнения путают сигналы: например, вместо того чтобы дернуть трижды («поднимай вверх»), дергают четыре раза («много воздуха»), и воздушная помпа начинает работать медленнее. Телефон надежнее, но и телефон может испортиться. Протчев проследит за Азоресом, к тому же благодаря телевизору на палубе траулера все будут видеть каждое движение Азореса. «Водолаз-любитель» будет под неусыпным наблюдением. Но Маковский, кажется, решил немного проучить самоуверенного журналиста…