Твоя заря - Гончар Олесь (мир бесплатных книг .txt) 📗
- Неужели не проскочим? - говорит Заболотный, не сводя с дороги глаз.
- Какой вы счастливый,- говорит Лида неожиданно.- Сколько хороших людей встречалось вам в жизни...
Вы жили на теплой планете.
- А ты разве нет, не на ней живешь? Считаешь, что сейчас похолодало? спрашивает Заболотный, но девочка молчит.
- Вот ты наслушалась, Лида, о нашем прошлом,- говорю я ей.- Каким оно кажется тебе? Ты и вправду находишь там что-то заслуживающее внимания?
- Конечно. Я столько узнала и людей, и вообще... Один Роман-степняк чего стоит... А Надька, как она была добра к вам... я будто вижу ее, молодую, улыбающуюся мать...
- И Надька, и отец ее - те люди жили в согласии со своей совестью,раздумчиво говорит Заболотный.- А тот, кто с совестью в ладах, он-то, Лида, и есть настоящий человек, а не бутафория! Ты как считаешь, Лида?
- Так и считаю.
- А мы вот с ним, с моим другом, в каком виде там предстаем? - даже вроде заискивающе спрашивает Заболотный.- Какими нас находишь? Положительными или не совсем?
- Вам видное.
- А все же? Если бы мы, представь, большинством голосов избрали тебя маленькой богиней совести... Что бы ты сказала о нас тогдашних? Наверное, подверглись бы очень суровой критике?
- Не очень, но...
- А без "но"? В самом деле: ну что бы ты изрекла?
- Что? Что стыдно мне за вас! - вдруг выпаливает девчонка.- Да, да, стыдно! Вели же вы себя... сами знаете!
Такой правдолюб, седой рыцарь, как мама о вас говорит, а чтоб Надьку защитить... А Настусю! И это называется в согласии с совестью? Это честно?
Заболотный вроде бы даже обрадовался. Обернулся ко мне повеселевший: ишь как врезала маленькая наша богиня... Наотмашь... без дипломатии!
А вслух сказал:
- Мерси за откровенность. Что ж, сами напросились...
То, что давно могло бы забыться, быльем порасти, внезапно настигает вас где-то на другом краю планеты... И никаких скидок богиня совести вам не делает, никаких смягчающих обстоятельств во внимание не принимает...
- Ну, пусть детьми были, пусть силенок не хватало, это понятно,-смилостивилась Лида.-Это еще можно учесть. Но ведь вы даже и не пытались хоть как-то заступиться за них! На глазах произвол творился, а вы... Разве неправду говорю?
Мы молчим.
И девчонка молчит, но какое-то иное у нее, чем у нас, молчание.
Первая капля разбилась о стекло, за леи ударила, расплющилась вторая... Так и не удалось проскочить!
Дождь припустил, забарабанил по стеклу, ослепляет водой, Заболотный включает щетки, потому что все стекло уже залито, дорога едва пидна. Прорвало небо. Не ливень - просто шквал воды: хлещет, как в тропиках, льет как из ведра! Чувствуется, что машине труднее двигаться, теперь ей нужно куда больше затрачивать сил, пробивая толщу встречных водяных потоков. Сверкнуло ломаной молнией в облаках, и небо прямо над нами грозно разрядилось мощным раскатом.
- Прячем антенну, братцы,- говорит Заболотный, нажимая на соответствующую кнопку, и рассказывает случай, которому был свидетелем в прошлом году: около бензоколонки во время грозы молния ударила в антенну одной из передних машин, от сильного разряда стартер сам включился и завел двигатель... Машина пошла! - Представляете, какой поднялся переполох: несется легковушка, мчится на бешеной скорости, а за рулем - никого!..
Тараним воду, ливень волнами бьет, хлещет в лобовое стекло, свет расплывается в седой метели, из-под колес машин, пашущих впереди воду, навстречу нам обрушивается сплошной бушующей массой водяная иыль, грязь. За нами точно так же кому-то в радиаторы, в стекла выстреливают каскады мутной воды, разбитой и отброшенной нашими колесами... Вся дорога сейчас сплошная водяная круговерть, сизая пучипа, воющий напряженный прорыв металла сквозь дождевой заслон...
Но кто сказал, что тут пешеходов нет? Обочь трассы, согнувшись, стоит человек, вернее, подобие человека, скрюченный знак вопросительный. И этот знак нам тоже подает какие-то знаки, словно хочет трассу остановить.
Он голосует!
- Хиппи!
Хиппи в большинстве случаев патлаты, а этот бритоголов, в каком-то пурпурном балахоне до пят, вода с пего так и стекает ручьями, плещет да хлещет...
Из двух распространенных способов голосовать - два пальца вверх или те же два рожками вниз - наш встречный избирает последний, что означает: подвезите за спасибо, за душой ни цента...
- Не люблю подбирать этих немытых хиппиусов,- говорит Заболотпый, тормозя,- но как его оставишь? Всетаки сородич по планете.
И уже дверца открыта.
- Плиз!
Целая куча мокрого, неуклюжего вваливается на переднее сиденье, сильно же искупало беднягу - промок до костей!
Лида испугаппо наклоняется ко мне, она встревожена:
не тот ли это, что порезал Мадонну?
Вряд ли. Почему-то не верится. Что-то есть в этом хиппи, с первого же взгляда он почему-то вызывает сочувствие и доверие. Это его смущение из-за того, что наследил в машине, и без конца повторяемое "сенкю" как-то располагают к себе, не дают оснований подозревать в нем злоумышленника.
Мог он быть одним из приверженцев Кришны или Заратустры, принадлежать к какой-нибудь восточной секте или, скажем, к тем, кого мы не раз видели по вечерам на углу огромного билдинга, где они, бритоголовые, в таких же вот пурпурных хламидах, как этот, став полукругом, притоптывая босыми ногами, протяжно и грустно распевают непонятные для прохожих древние, быть может, еще санскритские гимны... Вполне вероятно, что участники этих сборищ перед тем нарочно изнуряют себя, потому что вид у них такой, будто только что выбрались из больничных палат: глаза ввалились, лица при лампах дневного света белеют как-то лунно, стеариново. Однако этот, хоть и в хламиде, и бритоголовый, оказывается, не имеет ничего общего ни с богом Кришной, ни с сектами Востока. Он сам по себе.
Студент-философ, он верит в вечный абсолют, в творческую сверхсилу и ищет ее приметы и воплощения в окружающей действительности.
Новый наш пассажир простуженно шмыгает носом, мокрые уши его как-то несуразно оттопырены, а на бледном, с правильными чертами лице выражение тихой беззащитности и покорности. В первые минуты он осматривается почти испуганно, будто попал не в машину, а в какую-то клетку, его беспокоит бумажный "бэг", стоящий внизу, парень боится его помять или запачкать, а там и в самом деле кое-что осталось из запасов провианта, которым щедро снабдила нас в дорогу Сопя-сан.
Когда Заболотпый предложил незнакомцу сандвич, он не отказался, взял, жует, хотя и без особого аппетита.
Искатель вечного абсолюта, промокший под ливнем до нитки, он не производит отталкивающего впечатления, ничего в его лице и манерах нет развязного, вульгарного, как это порой можно заметить в поведении и в самоуверенных физиономиях его ровесников. Нет и коварства или криводушия в этом лице, напротив, что-то есть в нем естественное, почти детское доверчивость, мальчишеская бесхитростная чистота...
Учился в колледже, и хотя не доучился, однако свободно владеет несколькими европейскими языками, в том числе и славянскими, способен также прочитать в оригинале древнеиндийские тексты, впрочем, несмотря на это, нашей стороне не сразу удается достичь с этим путешествующим полиглотом взаимопонимания. Откуда и куда? Заболотному это крайне желательно выяснить, так же как и то, что именно выгнало парня в такую непогоду "на просторы эпохи". И почему пешком? Машину украли, что ли? В голосе Заболотного, когда он расспрашивает, слышны кроме внутренней улыбки так же и нотки сочувствия, и, уловив искреннюю его заинтересованность, юноша сразу проникается доверием, позволяет себе откровенность почти интимную. Оказывается, не первый день он курсирует по этому мрачному отрезку трассы, меж пустынных дюн и лесов, ведь именно где-то здесь произошел тот трагический инцидент, та ужасная катастрофа, о которой столько писали в газетах, когда в непроницаемом тумане да еще в ночную пору какой-то автомобиль по неизвестным причинам внезапно остановился и на него, ничего не ведая об опасности, па огромных скоростях стали налетать из тьмы и тумана десятки других машин, многотонных грузовиков, цистерн...
