Мальчишки, мои товарищи - Крапивин Владислав Петрович (книга регистрации .txt) 📗
Тоник подбежал и выдернул ее. Это был номер ТК 11-25. Значит, кто-то оторвал его от самоката, чтобы прибавить лишние граммы к своей «добыче». А может быть, номер отлетел сам, и его нашли…
Тоник равнодушно сунул железную табличку под мышку и зашагал дальше.
Случилось так, что подкова и вправду помогла отыскать ему номер.
Но счастливым себя Тоник не чувствовал.
8. ЗВЕЗДЫ ПАХНУТ ПОЛЫНЬЮ
Два месяца на краю стадиона рабочие монтировали парашютную вышку. К августу она была готова. Пятьдесят метров высоты. Тонкое железное кружево.
Каждый день мальчишки приходили на стадион и ложились вокруг вышки на подсыхающую траву. Горы белых облаков медленно двигались к востоку, и казалось, что вышка падает им навстречу.
Мальчишки лежали, грызли травинки и смотрели на тех, кто прыгал.
Прыгали по-разному. Одни шагали, не раздумывая, с края площадки, другие чуть-чуть задерживались, словно про себя считали до трех. А некоторые по нескольку минут стояли под белым, просвечивающим на солнце куполом и переступали с ноги на ногу. Ветер полоскал шелковый провисший парашют. Человек на площадке вздыхал и смотрел вниз. Внизу лежали зловредные мальчишки. Они орали:
– Эй, ты там! Приклеился?!
Один раз случилось, что какой-то молодой дядька с длинными волосами и в голубом пиджаке так и не решился прыгнуть. Он задом наперед спускался по дрожащим железным ступенькам и говорил:
– У меня сердце…
Мальчишки выли. Инструктор ДОСААФ вернул длинноволосому деньги за билет:
– Пожалуйста… Раз у вас сердце…
Инструкторами были Женька Мухин, знакомый ребятам еще по водной станции, и пожилой хмурый Владимир Андреевич. За густую седину в коротком сердитом ежике прически мальчишки звали его Дедом.
Мухин внизу продавал билеты и объяснял новичкам, как подниматься на вышку и что делать перед прыжком. Дед – на верхней площадке – опутывал человека брезентовыми лямками, пристегивал карабинами парашют и рассказывал, как правильно приземляться.
Но иногда Дед надолго уходил. Тогда Женька ждал, пока из желающих прыгнуть наберется команда в пять человек. Потом вел их наверх и по одному сплавлял на землю. Сам прыгал последним.
А если никого из любителей парашюта не было, Мухин открывал задачник по физике, просил у мальчишек огрызок карандаша и, чертыхаясь, погружался в составление тепловых балансов. Он готовился не то в техникум, не то в училище. Тимка говорил: в авиационное. Когда спросили Женьку, он сказал:
– В школу поварского искусства.
Махнули рукой. Не поймешь, когда он серьезно, а когда так…
Однажды, когда не было Деда, Тимке удалось каким-то образом упросить Мухина, и тот разрешил прыгнуть.
После прыжка Тимка лежал в траве кверху пузом и небрежно объяснял:
– Когда приземляешься, надо ноги поджать и подтянуть стропы. Иначе на спину опрокинет. Ясно? А так все это ерунда. Главное, поджать ноги, чтоб спиной не хряпнуться…
Он, наверное, сто раз повторил, что надо поджать ноги и подтянуться на стропах. Тоник сказал:
– Слышали уж…
– Ну и еще послушай. Небось не треснешь, – буркнул Тимка и обиженно повернулся на живот.
Солнце грело плечи сквозь рубашки. Сонно шелестела трава. Желающих прыгнуть с вышки пока больше не было. Делалось скучно. И, наверное, просто так, чтобы разогнать молчание, Генка Звягин, который лежал рядом, лениво сказал:
– А самому завидно…
– Кому? – не понял Тоник.
– Тебе, – зевнул Генка.
– Чего завидно? – Тоник сел.
– Что Тимоха прыгнул.
– Ха…– сказал Тоник.
Не поворачиваясь, Тимка проворчал:
– Если «ха», прыгнул бы сам.
– Ну и прыгнул бы…
– Прыгни! – оживился Генка. Он приподнялся на локтях. Его серые, широко посаженные глаза смотрели на Тоника с ядовитым прищуром. – Спорим, не прыгнешь!
– Мухин же не пустит.
– А ты спрашивал?
– Все спрашивали. Никого же не пустил.
– А Тимку?
– Сравнил! Он же вон какая оглобля.
– Сам оглобля, – сказал Тимка и зевнул.
Подползли на животах (подниматься-то неохота) маленький Петька Сорокин и еще один Петька, из Тимкиного класса.
– Айда, спросим Женьку, – наседал Генка. – Боишься?
Петькам захотелось знать, кто чего боится.
– Антошка прыгнуть обещал, а теперь трясется. Спорим, не прыгнешь?
– На что спорим? – спросил Тоник и встал.
– Хоть на что… На твой фонарь и на мой ножик.
Генка знал вещам цену: у старого, никудышного на вид фонарика был большой зеркальный отражатель. Свет вырывался как из прожектора.
Луч бил метров на сто.
Но и ножик был хороший, охотничий. Рукоятка его кончалась двумя бронзовыми перекладинками с зацепами, чтобы вытаскивать из ружейных стволов застрявшие гильзы. Из-за этих перекладин, когда открывали главное лезвие, нож делался похожим на кинжал.
Мальчишки уже обступили Тоника и Генку. Ждали. Тоник молча раздвинул их плечом и пошел к Женьке.
Мухин сидел в дверях фанерной будки, построенной рядом с вышкой. Он читал. Он не взглянул на Тоника.
– Жень, – сказал Тоник.
– Ну?
– Прыгнуть бы, Жень, а? – сказал Тоник громко, чтобы слышали.
– Не плохо бы.
– Можно?!
Тоник этого совсем не ждал. Сейчас? Так сразу? Серебристые сплетения тонкого металла уходили высоко в синюю пустоту. Казалось, вышка тихо звенит от несильного и высокого ветра. Там, наверху, этот звон становится, наверно, тревожным и напряженным…
– Можно? Да? – уже тихо проговорил Тоник.
– Нельзя, – сказал Мухин, не отрываясь от книги. Его смуглое горбоносое лицо было невозмутимым.
– Ну, Женя, – по молчав, начал Тоник. – Ведь никто же не видит. Никого же нет. Ну, Тимка же прыгал.
– Он тяжелый, – сказал Мухин, перелистывая страницу.
И далась ему эта книга! Хоть бы интересная была, а то одни цифры да значки какие-то. Уж захлопнул бы ее скорее и прогнал бы всех от вышки!
Генка, Тимка и оба Петьки молча ждали.
– Жень, – сказал Тоник.
Женька пятерней поправил нависшую на лоб курчавую шевелюру и наконец отложил книгу.
– Вы отвяжетесь, черт возьми?!
Мальчишки не двинулись. Тоник царапал каблуком вытоптанную траву.
– Сколько в тебе весу?
– Сорок почти, – соврал Тоник.
Мухин раздраженно усмехнулся:
– Почти… У парашюта противовес как раз сорок кило. Повиснешь над всем городом и будешь болтаться, как клоун на елке. Не понятно, да?
– Понятно, – вздохнул Тоник. – А если я карманы камнями набью? Или дроби насыплю? А? Она тяжелая…
Женька молча и почти серьезно оглядел щуплого Тоника. Потом поднял книгу и, уже глядя в нее, объяснил:
– Загрузишь карманы – штаны вниз и улетят. А сам повиснешь.
Это было уже издевательство. Тоник повернулся к ребятам и пожал плечами. Мальчишки его поняли. И Тимка, почти забыв обиду, проворчал:
– Айда отсюда…
Там, где Тоник лежал раньше, место было уже занято: пришли какие-то малыши и восторженно галдели, задрав головы.
Тоник молча прошел дальше, к забору, и лег там среди шелестящих высохших стеблей. Он как-то сразу устал после разговора с Мухиным.
У левой щеки его начиналась полянка, заросшая луговой овсяницей. Там среди спелой желтизны рассыпался сухой стрекот кузнечиков. Справа нависали покрытые седоватой пыльцой кусты полыни.
Полынь пахла заречной степью и теплом позднего лета. Тонику нравилось, как она пахнет. Иногда он растирал в пальцах ее листья, и потом ладони долго сохраняли горьковатый и какой-то печальный запах…
Зашуршали шаги, и Тоник увидел над собой Генку Звягина. Генка держал на ладони свой ножик.
– Бери…
– Зачем?
Глядя в сторону, Генка небрежно сказал:
– Выспорил, ну и бери.
– Я же не прыгал, – сказал Тоник. – Ты в уме?
– В уме. Все равно ты бы прыгнул, если бы Мухин пустил…
– Если бы да кабы… Ну тебя… – Тоник отвернулся.
– Слушай, – тихо сказал Генка. Наклонился, сгреб Тоника за рубашку и заставил сесть. – По-твоему, у меня совести нет? Если я нож проспорил, буду его зажимать?
