Тот, кто убил лань - Лакербай Михаил Александрович (читать книги .txt) 📗
"Да, верно, он самый и есть, — ответил пастух. — Но откуда тебе это известно, красавица?"
"Какой он красивенький! Подари мне его!"
Керим следил за каждым ее движением, и все в ней волновало его. Уж слишком красива была эта Гунда. "Недаром в сказке называют ее красоту неземной, — мелькнуло у него в голове. — Недаром она свела с ума знаменитого богатыря — нарта Сасрыкву. Он был очень силен и смел, этот богатырь. Сколько красавиц пытались подчинить его своим чарам, но ничего не сумели поделать. А вот встретил он только раз Гунду и сразу же загорелся таким страшным огнем, который ничем не тушится, пока не сгоришь совсем. Люди называют этот огонь страстью. Нарт Сасрыква так и сгорел, даже не коснувшись ее и мизинцем своего пальца..." Керим тоже чувствовал сейчас, будто охватило его всего какое-то пламя. Трепетно, с восхищением смотрел он на таинственную незнакомку.
А бывалая светская львица безошибочно угадывала, что происходит с этим пастухом, словно читала его мысли.
Керим сознавал, что не устоять ему против искушения. Он хотел скрыться, бежать, но не в силах был даже сдвинуться с места.
"Ну, — сказала, наконец, она. — Что так долго раздумываешь? Я дам тебе за ягненка много денег", — она сняла одно из колец, которыми были унизаны ее пальцы.
"О, нет! Не надо, не надо! — воскликнул он. — Не нужны мне деньги и золото. Послушай и пойми: если тебе нужна моя жизнь, — возьми, очаровательная Гунда. Я с наслаждением отдам ее тебе, потому что жизнью своей могу распоряжаться. Но этого ягненка я отдать не могу. Он не мой, а хозяина. Хочешь, дам тебе другого, точь-в-точь такого же? Ничем не отличишь его от этого, разве только розовой лентой вокруг шеи. Они ведь и на свет появились одновременно... Возьми того, другого! Я сейчас принесу его и покажу. Я..."
"Нет! Не другой, а этот полюбился мне сразу. Дай мне именно этого. Тогда я полюблю и тебя..." — Женщина лукаво улыбнулась.
Керим чувствовал, что почва уходит из-под его ног. Слишком велик был соблазн, слишком пленительна Гунда...
"Ведь ты же сам сказал, сейчас, что ягнят не отличить друг от друга, — строго промолвила гостья. — Так сними эту ленту и обвяжи ею шею другого ягненка. Каламат никогда не узнает о замене. Знать будем только ты и я..."
И, вновь улыбнувшись, заключила: "Неужели любовь Гунды не стоит такого, самого невинного обмана?!"
Эти слова потрясли и отрезвили Керима. Да, эта странная Гунда толкает его на обман. Собравшись с силами, он хотел уже сказать "Нет!", как снова заговорила гостья.
"Ну, скорее же! — торопила она. — Ночи осталось мало, и я жду твоей ласки, милый мой Керим!" — Она совсем близко подошла к нему. Он ощущал ее дыхание, теплоту ее тела. В порыве страсти он обнял женщину и стал осыпать ее поцелуями...
На другой день утром гости Каламата, завтракая, толковали о странном ночном исчезновении княгини. Вдруг вошла Маринэ и, приоткрыв шаль, поставила на пол перед всеми крохотного белого ягненка, шея которого была перевязана розовой лентой.
"Вы проиграли мне вашего Сахтана, князь, — сказала она. — Вот ваш любимчик. Пастух отдал его мне, а вам, если поинтересуетесь, покажет другого, очень схожего, с такой же лентой. Проверив, вы и сами убедитесь, что он не так уж тверд в своей честности, как вы утверждали в споре со мной".
"Я не проиграл, княгиня, — ответил Каламат, улыбаясь в пышные усы. — Вы довели его до того, что он, действительно, отдал вам нашего любимчика. Но утром, как только занялась заря, он пришел и рассказал мне все... Между прочим, Керим сейчас здесь, на кухне. Если вам угодно, могу позвать его, и он повторит свой рассказ в присутствии уважаемых гостей..."
"Нет, ради бога, не надо!" — едва вымолвила побледневшая княгиня и, закрыв лицо руками, с трудом произнесла:
"Я проиграла пари..."
Словно подкошенная, Маринэ опустилась на стул.
Мутака.
Автобус шел из Зугдиди в Сухуми. Дороги тогда, в 20-х годах, у нас были еще неважные. Наступил вечер, сумерки окутали шоссе, и ливший весь день дождь превратил дорогу в липкое месиво. Где-то у сельской околицы, за Гали, автобус забуксовал в грязи и безнадежно застрял. Все старания шофера и всячески помогавших ему пассажиров сдвинуть машину с места не дали результата.
— Ничего не выйдет! — отрезал, наконец, шофер. — Придется ждать рассвета. Переночуйте в селении, а завтра с утра все уладим. Делать было нечего, пассажиры разбрелись кто куда. Я и моя случайная спутница, соседка по автобусу, пошли на край села, где мерцал какой-то огонек.
Хозяева ближайшего домика приняли нас довольно радушно, посочувствовали нам, угостили и предложили расположиться на ночь в одной из двух крохотных комнатушек, а сами поместились во второй, еще меньшей.
В отведенной нам комнате стояла только одна, едва уместившаяся в ней, широкая тахта. Но выбора не было. Усиливавшийся дождь лил, как из ведра. Моя спутница, уставшая, по ее собственному выражению, до предела, тут же опустилась на тахту.
— Безумно хочется спать. Обещаю, несмотря на неудобства, спать мертвецким сном! — Затем, чуть улыбнувшись, она сказала: — Не знаю, нужно ли об этом говорить... Но я так мало знаю вас... Короче: я рассчитываю на ваше благородство и хочу надеяться, что вы не воспользуетесь нашими бедственными обстоятельствами... Вы меня поняли? Могу я спокойно спать?
— О, да, конечно! — поспешил я ответить вполне серьезно.
— Как знать, — вновь лукаво улыбаясь, сказала она. — Я не верю вам.
— Почему же? — удивился я. — Не внушаю доверия?
— Я еще не встречала человека, который, очутившись в подобной обстановке, не злоупотребил бы доверием слабой и беззащитной женщины. Нет таких мужчин!
Мне стало обидно за мужчин вообще и за себя, в частности.
— Неужели вы никогда не встречали порядочного мужчины?
— Представьте, нет! Если же вы составляете счастливое исключение и сумеете меня разубедить, поверьте, я буду очень вам признательна...
Я уже собирался было уходить и стучаться в другой дом, но после такой тирады решил остаться и доказать этой женщине всю несостоятельность сложившегося у нее мнения о мужчинах. Все же я сказал: — Знаете, я могу уйти в другой дом, думаю, что это недалеко...
— Нет, нет, ни в коем случае! — энергично запротестовала она. — Я боюсь оставаться здесь одна... Умоляю вас, не уходите. А то и мне придется уйти с вами!..
Я остался.
Устроившись на одной стороне тахты и предложив мне вторую, она положила между нами мутаку — округлый валик, который обычно кладут под подушку, — и сказала:
— Все-таки пусть эта преграда существует и напоминает вам о долге благородного человека. Я же, со своей стороны, буду счастлива, что встретила такого мужчину, который поможет мне изменить свое мнение о всем вашем поле...
— Спите спокойно! — повторил я еще раз. — Я докажу вам на деле, что вы ошибались.
— Докажете? Ну и отлично! — Она сделала усилие, чтобы не зевнуть открыто, затем повернулась на другой бок, к стенке, и вскоре заснула.
Наутро, поблагодарив гостеприимных хозяев за ночлег и внимание, мы вышли из домика и направились к злополучному автобусу. Солнце уже всходило, но от вчерашнего ливня остались лужи. Перед нами возник большой ров, вокруг него оказалась непролазная грязь и все те же лужи. Чтобы обойти ров, пришлось бы как следует вымесить грязь. А надо было уже спешить, и отсюда стало видно, что у автобуса собрались люди и, вероятно, с нетерпением ждут нас. Поэтому я решил перепрыгнуть ров и предложил моей спутнице взять ее на руки.
— Гм... — криво усмехнулась она, и удивление четко обозначилось на ее красивом лице: — Вы станете прыгать через этот ров, да еще вдобавок со мной?!
— Ну, да! А что? — спросил я. — Очевидно, я твердо рассчитываю на свои силы...
