Тайна убежища «Фортуна» (Памфлеты) - Цмокаленко Дмитро (книги читать бесплатно без регистрации TXT) 📗
Но уже не мог отыскать преподобный согласия между собственными мыслями и этим непокорным «Кобзарем». Шелестел в беспамятстве страницами, ужасался каждой строфе-молнии, отдергивал голову, хлопал глазами, едва не лопающимися от огня Тарасовых слов:
Но не хватит ли ему мучений? Зло трахнув книгой по столу, он припал к страничке своего «послания». Как «логический» вывод из прочитанного, черным по белому писал:
«Всю свою жизнь Шевченко был человеком глубоко религиозным. И писал он как религиозный поэт. В его „Кобзаре“ нет страницы, где не упоминались бы слова: бог, господь, божий, святой, и так далее. Сочинения Шевченко всегда религиозны…»
Ух, как тяжело дается даже последняя точка. Глубоко вздохнув, он еле-еле, едва заметно то ли скривился, то ли усмехнулся, поглядывая на правую руку свою с зажатой в пальцах ручкой; был неожиданно изумлен, что и на этот раз она еще не отсохла.
Насилу поднявшись из-за стола, он поплелся к кушетке, изнеможенно упал, словно труп, не смог даже перекреститься.
Вот так и родилось на свет божий пасквильное «послание» митрополита Иллариона по поводу юбилея Т. Г. Шевченко. Многие из тех, кто должен был плакать и молиться, взволнованно прочитав или прослушав с амвонов это «сочинение», называли «преосвященного» жуликом и прохвостом. Не задали себе хлопот даже представить, сколько нестерпимых мучений взял на себя смиренный. Какая черная неблагодарность!
Пусть же этот рассказ поможет митрополиту Иллариону определить настоящую цену своим «писаниям» еще до последнего бегства в безвестие.
Право выбора
О нем я не могу сказать ничего плохого. Сосредоточенно вдумчивый взгляд серых глаз, интеллигентная седина висков, аккуратно подстриженный ежик серебристых усиков, элегантность движений — эти обычные для многих канадцев черты ему как-то очень идут. И что в особенности приятно — первое впечатление о нем остается прежним и после продолжительной беседы. Да, да, я уже имел возможность писать, что всем нам, гостям университета в Манитобе, президент этого уважаемого заведения мистер Гюдж Сандерсон показался человеком порядочным.
Тем более мне стало жаль доктора Сандерсона, когда я узнал о недавнем его конфузе. Если все было именно так, как об этом рассказывают, то я могу только глубоко посочувствовать и мистеру Сандерсону и тем его ученым коллегам, для которых репутация родного колледжа все-таки чего-то стоит. По всей вероятности, не только рекламный энтузиазм вкладывали они в те слова, которыми пестрит цветастый путеводитель для экскурсантов: «Манитобский университет, основное научное и исследовательское учреждение на западе Канады, является центром гуманнейшей мысли и благороднейшей деятельности, имеет широкое влияние на жизнь общества вне его собственных академических аудиторий».
Однако я должен рассказать об этом печально известном случае, хотя не испытываю от этого удовлетворения и приятных чувств. Однажды в Манитобский университет пожаловала делегация ученых-гуманитариев из нашей страны. Конечно же, такие гости не могли застать мистера Сандерсона врасплох. Уже первые вопросы «наивных» чужестранцев вызвали у президента удивленно-извиняющую улыбку. Интересуются, не угасает ли дух человечности в этом храме науки? Если бы они немного знали историю и современную будничную жизнь колледжа, не тратили бы ни минуты на подобные вопросы. Что может угрожать здесь гуманизму и человечности, если вся учебная и воспитательная деятельность храма науки освящена крестами католической, англиканской и пресвитерианской церквей? Даже маленькие группы студентов различных национальностей не остаются вне влияния религии, очищающей души и пробуждающей совесть. К примеру, украинский отдел кафедры славянской филологии. Здесь любовь к ближнему взращивают профессора греко-католической и греко-православной веры. Мистер Сандерсон не знает их языка, но все, что ему переводят, не вызывает ни малейших сомнений: ученые-украинисты воспитывают молодежь, достойную текущего двадцатого столетия.
— Простите, мистер президент, но у нас есть некоторые опасения, — возразил один из гостей, старенький, но весьма подвижный и крепкий историк из Львова. — Разумеется, у вас есть вполне порядочные украинисты, но, прошу пана, к вам за океан улизнуло и много злодеев, самозванцев. Есть они и у вас, и я не уверен, что свежеиспеченные магистры и доктора отмыли руки от народной крови. Убежден, что совесть их запятнана навечно. Если вы, мистер президент, хотите лучше знать собственные кадры, мы можем ознакомить вас с «заслугами» каждого поименно.
— О, номина сунт одиоза! [10]— схватился мистер Сандерсон за латинскую поговорку, чтобы как-то отвлечь внимание въедливого гостя от малоприятной темы.
В самом деле, к чему имена этих профессоров? Они могут оказаться для гостей не только неприятными, но и ненавистными.
Особенно для такого, как этот седой историк, который, вероятно, изрядно напичкан «советской пропагандой». Да, президенту известно, что некоторые коллеги из славянской кафедры были участниками драматических событий в своих странах. Но ведь суть гуманизма в том, чтобы прощать проступки прошлого! Для него, как принципала этого гуманнейшего храма науки, главное в том, как эти люди служат цивилизации сейчас. Пусть уважаемые гости простят ему повторения, но он подчеркивает: там, где властвует церковь, в души верующих засеваются только чистые зерна. В связи с этим он рад сообщить новость, хотя она, разумеется, может не вызвать энтузиазма у собеседников, имеющих коммунистические убеждения и не скрывающих своей тенденциозности. Дело в том, что на славянскую кафедру приглашен в качестве профессора сам митрополит украинской автокефалии Илларион. Согласия владыка пока еще не дал. Подвели прохвосты-репортеры. В газетных публикациях приглашения не упомянули, что преосвященный давно имеет ученую степень доктора. Разумеется, такая небрежность оскорбила известного мужа науки. Однако президент уверен, что митрополита удастся уговорить. Придется, конечно, публично извиниться, перечислить все его звания, степени и достоинства.
— Вот-вот! Только ничего не забудьте, — снова вмешался беспокойный дед-историк, и в его насмешливых глазах Сандерсон не заметил энтузиазма, только иронию. — Припомните ему, что никакой он не Илларион. Это всего лишь битый-перебитый петлюровский прихвостень Иван Огиенко. Говоря о честности, вам и следовало бы перед всем честным народом поведать, как некогда этот Огиенко шнырял по Украине с веревкой и ножом, как стал потом ученым лакеем Пилсудского, Рыдз-Смиглы и Бека, которые «огнем и мечом» «умиротворяли» Волынь и Галичину. Помогите ему, наиблаженнейшему Иллариону, хорошенько вспомнить, как он в сане епископа холмского обнимался в Варшаве с гитлеровским гауляйтером Фишером, как вымаливал у господа победу для фашистского воинства, терзавшего его неньку — Украину. Честно говоря, уж кому-кому, а вам в Канаде вполне можно угореть от его проповедей панамериканизма, от стихотворных его псалмов: «Монумент Свободы стоит горделиво и кличет весь мир за собою…» Ну, чем не поэзия? А вот куда «кличет»?!
