Охотничьи были (Рассказы об охотниках и рыбаках) - Толстиков А. (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
Постель получается мягкая, удобная… Хорошо будет отдыхать на ней зимой, во время долгой лежки.
Потолок делает медведь не только для удобства, но и для того, чтобы не попала дождевая вода. Это очень неприятно, когда она каплет, а потом застывает на шкуре сосульками.
Зверь ложится в берлогу до снега, чтобы своевременно укрыться от ветра, от сырости, от преследователей. А перед этим делает нагул, накапливает запас жира. Ведь одной рябинкой сыт не будешь.
Вот почему осенью медведи охотятся за добычей более «питательной» — за рогатым скотом, за лосями. Очень нахальны бывают звери в эти дни.
Рассказывал мне это Евгений в пору листобоя — холодного северо-восточного ветра. Мы шли по лесу, по засыхающей траве, по опавшим листьям. Наши шаги были далеко слышны. Словно перины — мхи под ногами. А на них черничник и брусничник, пурпуровая толокнянка, фиолетовая лизун-трава, а поодаль — крупные вянущие листья папоротника.
Я думал, что Евгений кончил, но оказалось, что это лишь начало — присказка, а главное впереди. Для того, чтобы показать, насколько коварны бывают медведи осенью, он поведал о действительном происшествии, случившемся в наших местах.
Как-то таежный медведь забрался на лесном хуторе во двор одного из домов. Хозяйка в это время готовила на кухне обед. Она услышала шум.
«Наверняка буренка сломала изгородь», — подумала женщина. Не торопясь, она вытерла руки о полотенце, надела калоши и, прихватив в сенях палку, отправилась во двор.
Очевидно, она плохо видела… Только подойдя близко, женщина разглядела, что буренку подмял под себя медведь и вырвал у нее вымя. Не давая себе отчета в том, что делает, хозяйка ударила зверя палкой по голове.
Медведь оставил корову, бросился на хозяйку, сбил ее с ног.
Не поздоровилось бы женщине, если бы не возвратился из лесу хозяин. Он выхватил из-за пояса топор, кинулся к медведю.
Зверь струхнул. Он, рыча, скрылся в лесу…
— Да, хищник остается хищником, — задумчиво произнес Евгений.
Мы шли по лесу. Над нами тусклым золотом отливали вершины берез. Травы не уступали по яркости цветам. Такова осень в наших местах, прекрасная, наделенная необыкновенно яркими красками.
Хищник, конечно, остается хищником. Евгений тут совершенно прав. Но есть в медвежьем быте много такого, что достойно внимания, что невольно заставляет уважать этого зверя.
Очень интересно следить за медведями изо дня в день, подавив в себе всяческий инстинкт охотника.
Думается, переломить себя не так уж трудно, ибо в настоящем охотнике всегда живет любитель природы.
В течение длительного времени я, пользуясь всяческими ухищрениями, наблюдал за медведицей и ее потомством. Вот что мне довелось видеть.
Огорчения и заботы выпадают на долю не только людей, но и медведей. Старой медведице, жившей в окрестностях Вильвы, немало досады доставляли ее дети — пятимесячные медвежата.
Как известно, и человеческие детеныши бывают очень любопытны. Молодость любознательна, жадна к впечатлениям. Большой мир открывается вокруг и хочется узнать, понять его.
Но медвежонок куда непоседливее и неуемнее ребенка. Сопровождая мамашу в ее странствиях по лесу, медвежата не могли спокойно пройти мимо всего, что попадалось им на дороге. То их заинтересуют квакающие в болоте лягушки, и мохнатые звереныши в погоне за ними заберутся в топь, то подбегут к капкану и, блестя глазами, уставятся на приманку. Словом, медведице все время приходилось выручать свое потомство.
Так было и в тот день. Трава еще серебрилась от ночной росы, но маленькие пострелята, совершая утреннюю прогулку, уже три раза взывали о помощи. Обоим им строгая мамаша задала основательную трепку.
Бьюсь об заклад, что из озорных глаз малышей в этот момент текли самые настоящие слезы! После наказания медвежата как будто присмирели и брели, что называется, тише воды, ниже травы.
Но детское горе коротко, слезы высыхают быстро. Один из медвежат увидел в камнях небольшое темное отверстие. Он тотчас забыл про только что полученную трепку. Сгорая от любопытства, он стал карабкаться вверх по откосу, а достигнув дыры, сунул в нее мордочку. Что ж удивляться, если медвежонок, засунув морду в дыру, не обратил внимания на то, что камень, на который он опирается передними лапами, держится непрочно. Медвежонок пододвинулся еще немного вперед, камень полетел в дыру, увлекая вместе с собой косматого озорника. Как же поступила мамаша? Услыхав грохот и визг, она бросилась на выручку, но оказалась в затруднительном положении — дыра была слишком узкой, чтобы в нее пролезть, лапой же нельзя было достать дна.
Медведица призадумалась. Это было заметно по всему ее виду. И тут я поразился сообразительности зверя. Косматая мамаша поняла, что камни около дыры не держатся прочно и она может их раскидать.
Через несколько минут медвежонок был извлечен из ловушки. Мамаша-спасительница оказалась весьма суровой особой и, как видно, полагала, что глупость — такой порок, который непременно надо наказывать.
От ее шлепка медвежонок, взвизгнув, кубарем отлетел в траву.
Медведица что-то проворчала. Наверняка, на ее медвежьем языке это означало:
— Вот тебе, негодник этакий! Будешь теперь знать, что нельзя совать нос, куда не положено!
И снова косматая мамаша продолжает путь, а за ней плетутся медвежата. Первый бежит весело, второй всхлипывает: столько страху пришлось испытать, да еще и обидели.
В другой раз мне довелось видеть медвежье купанье. Один из зверенышей упал с бревна на середине реки и не мог справиться с быстриной. Медведица тоже задала ему солидную трепку, вдобавок, бесцеремонно схватив его, несколько раз окунула в воду.
Может быть, мамаша хотела охладить чересчур горячую голову своего сынка, может, показать, что «с водой не шути — утонуть можно». Кто знает…
Не раз я уговаривал Александра Константиновича поохотиться вместе на медведя. Он все отказывался:
— Куда уж мне. Восемьдесят пять лет — не шутка.
Но вот однажды возвращаюсь домой во второй половине дня и вижу: мой старый знакомый сидит на скамеечке возле калитки.
— Так и так, — говорит, — пришел к вам по случаю того, что мишка напоролся на капкан, уволок его с собой. Нужно организовать погоню. Может, примете участие?
Я, разумеется, согласился, выпросил у соседа ГАЗ-67, заехал за Евгением, за Александром Константиновичем. Захватили с собой собак и поехали в тайгу.
Найти медведя было, в сущности, не очень трудно. На всем пути зверь пытался освободиться, ударяя двадцатикилограммовым стальным браслетом, сжавшим лапу, по стволам деревьев, оставляя отметины.
Хорошо в тайге! От бесчисленных цветов пестрит в глазах. Тропка карабкается вверх. Настороженное ухо улавливает каждый звук. Вокруг шумят ели. Звенят мухи, жужжат своими крохотными моторчиками шмели.
Мы шли, не разговаривая, все вперед и вперед, и вдруг за бугром увидели уши. Да, да, самые обыкновенные уши, похожие на собачьи, но только больше. Никто не думал, что тут медведь, но он сам выдал себя — пошел навстречу, размахивая лапой, на которой болтался капкан.
Я вскинул ружье.
— Не стреляйте, — сказал Александр Константинович, — возьмем живьем.
Я подумал: уж не ослышался ли? Разве можно такого зверя взять живьем? Это же не заяц!
Тут подбежали собаки и подняли такой гам, что, кажется, на другом конце тайги его было слышно.
А тем временем Александр Константинович вырубил шест, заострил и, прицелившись, вогнал его через кольцо капкана в землю.
— Держите, — приказал он.
Мы с Евгением стали держать, а дед тем временем вырубал другой точно такой же шест.
Медведь в это время, разумеется, рвался. Во всяком случае, его было очень трудно удержать.
Закончив работу, Александр Константинович подошел к зверю ближе, занес шест выше его головы, с силой вбил в землю. Шея медведя была прижата к земле.
Теперь можно было связать зверя, надеть на него намордник, снять капкан. Словом, часа через два наш пленник сидел в машине, угрюмо посматривал на шофера, вертевшего «баранку».
