Богема - Ивнев Рюрик (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
Я начал понимать, что всего сразу добиться нельзя, и, к счастью, не впал и в другую крайность – не считал врагами Советской власти тех, кто еще не осознал ее исторического значения, но я отдавал себе отчет, что реальных врагов немало. Как-то встретился в Наркомпросе с другом детства, приехавшим из Екатеринбурга. Он рассказал, что белогвардейские атаманы Дутов и Каледин подняли мятеж на Южном Урале и на Дону, а в Екатеринбурге их агенты вели усиленную агитацию среди проезжающих казачьих эшелонов, возвращающихся с фронта в свои станицы. Они уговаривали их присоединиться к мятежу уральского казачества. Вербовочные комиссии белогвардейцев раскинулись в крупных городах России, начиная от Москвы и Петрограда. Контрреволюция не дремала. Она пыталась окружить республику белогвардейским кольцом. Буржуазная пресса, газеты меньшевиков и эсеров ежедневно изливали потоки жалоб и клеветы на Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию, организованную по предложению В.И.Ленина в декабре 1917 года для борьбы со спекуляцией и контрреволюцией, хотя знали, что Ленин писал Феликсу Дзержинскому: «Буржуазия, помещики и все богатые классы напрягают отчаянные усилия для подрыва революции, которая должна обеспечить интересы рабочих, трудящихся и эксплуатируемых масс… Необходимы экстренные меры по борьбе с контрреволюционерами и саботажниками…»
Находясь под впечатлением беседы со старым другом, я решил принять участие в деле помощи Советской власти. Когда подходил к зданию Наркомпроса, столкнулся с давнишним знакомым Сеней Рыбакиным.
– К Луначарскому? – спросил он, улыбаясь, после того как мы поздоровались. – Поздновато, уехал час назад.
– Какая досада! Придется идти вечером в Кремль, а у нас в клубе диспут.
– Ну, придете завтра.
– Нет, бумаги должны быть подписаны сегодня.
– Какие, если не секрет?
– Броня. Я должен выехать на несколько дней в Нижний Новгород.
– Что вы там потеряли?
– Еду для организации выставки революционных плакатов. Там живет замечательный художник Федор Богородский. Его нужно доставить в Москву.
– Федя Богородский! – воскликнул Рыбакин. – Чудаковатый, но хороший малый, я его знаю. Не откажетесь передать ему привет?
– Конечно, – улыбаюсь я.
– Знаете, – произнес Семен, – он очень похож на Лукомского.
– Вы знаете Петра Ильича? – Я удивился.
– Это мой друг, и я сейчас направляюсь к нему. Хотите, пойдем вместе.
Я согласился.
– Тогда в «Метрополь». Может, удастся втиснуться в трамвай, будет быстрее.
Каждый на своем месте
Лукомский был один. Я никогда не видел Петра таким расстроенным. Лицо его поблекло, улыбка, с которой он встретил нас, была натянутой. К его приветливости я так привык, что в первую минуту показалось, будто я ошибся дверью и попал в чужой номер. Но через мгновение Лукомский овладел собой и начал с обычных шуток:
– Ого, целая делегация! Чем обязан такой чести?
– Как всегда, – ответил я, – пришли по делу. И наш общий знакомый – Сеня Рыбакин, тоже по делу.
Тут Лукомский заметил Рыбакина и кинулся к нему:
– Привет, Семен! Не узнал тебя. Как ты изменился!
Рыбакин обнял Лукомского, а потом сказал:
– Время всех старит. Я тоже по делу. Тебе пакет. – Он протянул Петру Ильичу запечатанный сургучом конверт.
Лукомский взял письмо, отложил, а потом сказал:
– Присаживайтесь, ребята. Только угощать вас нечем. Завтра выезжаю на фронт.
– Да мы и не думаем об угощении, – запротестовал Семен.
– Впрочем, – заулыбался Петр Ильич, довольный, что нежданные гости стряхнули его озабоченность, – хлеб и чай могу предложить от чистого сердца.
– Нам не до чая. Рюрик хочет с тобой поговорить. Если разговор секретный, – обратился ко мне Семен, – я подожду около лифта.
– Нет, – ответил я, – никаких секретов. Лифт можно отставить.
В это время в дверь постучали.
– Должно быть, член вашей делегации. Войдите! – сказал Лукомский.
Едва приоткрылась дверь, как Петр Ильич воскликнул:
– Прозевал Дашу. Она уехала вчера ночью. Наказала сделать тебе выговор, Андрей! Где ты пропадал?
Андрей Луговинов, не ожидавший встретить незнакомую компанию, немного растерялся и в первую минуту не смог ничего ответить, но, оправдываясь, сделал общий поклон и сказал:
– На вокзале задержался. Уезжала моя землячка, я дал ей письмо для матери, написал, что приеду потом, оформил перевод на другой фронт и завтра направляюсь туда.
– Тогда выговор снимается. Матери надо сообщать в первую очередь.
– Поезд здорово опоздал. Проторчали ночь на вокзале, только сейчас впихнул ее в вагон и не уходил, пока поезд не скрылся. А то бывает – двинется, паровоз потом начинает фыркать и отбрыкиваться, словно необъезженная лошадь.
– Бывает, все бывает, – засмеялся Лукомский. – Ну, знакомьтесь, кто с кем незнаком.
Взглянув на Андрея, я почувствовал – парень дельный. Мне нравились его серьезные глаза и отсутствие улыбки, с которой я почти не расставался.
Лукомский подошел ко мне и отвел к окну. Потрогав бархатную портьеру, сказал:
– Любили бархат баре. – И после небольшой паузы: – Завидую вам.
Я посмотрел на него удивленно.
– Вы видели Ленина, слышали его. Вчера перечитал ваши статьи в «Известиях». Корреспондент. Это слово я знал, когда еще был слесарем на заводе в Харькове. Корреспондент на таком съезде – это значит первым слышать то, о чем потом пишут в газетах, и своими глазами видеть, что другие никогда не видели и не увидят. Вот почему я вам завидую.
Я был поражен. Казалось, что Лукомский читает в моей душе то, что я переживал, когда слушал Владимира Ильича. И я вдруг выпалил:
– Хочу на фронт.
Лукомский все понял. Он крепко сжал мою руку и ответил:
– Будет сделано. – С этими словами вынул из кармана блокнот, написал несколько слов. – Ответ получишь через несколько дней…
К нам подошел Рыбакин.
– Что за конспирация? – спросил он.
– Это не конспирация, – засмеялся Лукомский, – Это переход от слов к делу.
Семен обо всем догадался и с нескрываемой грустью произнес:
– Но этот переход много трудней, чем через Альпы.
– Как для кого, – улыбнулся Петр.
После этого я начал прощаться с Петром Ильичом, который доставил мне большую радость своим приездом и помощью. Поднялся и Сеня Рыбакин.
Андрей Луговинов вызвался проводить нас до вестибюля.
Лукомский обнял меня и сказал полушутя-полусерьезно:
– Я рад, что ты с нами. Иначе не должно быть. Ты сам знаешь.
Когда мы вышли из номера, Андрей сказал:
– Завтра я уезжаю с Петром Ильичом на фронт. Могли бы вы уделить час для важного разговора? Дело касается вашего друга Софьи Аркадьевны.
– Сони? – удивился я.
– Для вас – Соня, для меня – Софья Аркадьевна.
– Но откуда вы ее знаете?
– Если у вас найдется свободный час, я вам расскажу.
Я посмотрел на часы.
– В восемь часов приходите в кафе «Домино»: Тверская, семь. Вход свободный. Спросите меня.
«Домино»
Было без четверти восемь. Я пришел в «Домино». У входа встретил Мариенгофа.
– Рюрик, ужасно неприятная история.
– Что случилось?
– Пришли несколько чекистов, явно навеселе, а не впустить нельзя. Двое из них в матросской форме… Понимаешь, чем это пахнет?
– Надо позвонить в комендатуру.
– Ну а там кто, не чекисты, что ли?
– В комендатуре настоящие чекисты.
– А эти – фальшивые?
– Ты что, не понимаешь, что происходит?
– Я не вращаюсь в высших сферах.
– При чем тут высшие сферы? Все знают, что левые эсеры, пользуясь покровительством наркома юстиции Штейнберга, пропихиваются в аппарат ВЧК и всяческими авантюрами стараются скомпрометировать эту организацию в глазах населения.
– Не знаю, на лицах этих матросов не написано, кто их впихивал в ВЧК – Штейнберг или кто другой.
– Ты же сказал, что они пьяны. Это и есть доказательство того.
