Москва слезам не верит - Черных Валентин Константинович (читаем книги бесплатно .txt) 📗
– Ты тоже умелый, – рассмеялась Катерина. – Я многому у тебя научилась.
– У маленькой Европы многовековой опыт.
Они встречались каждый вечер и шли в ресторан. Катерина побывала во всех московских ресторанах. Они ходили на подпольные выставки в каких-то подвалах, она смотрела на непонятные ей картины. Иржи объяснял ей. Он был убежден, что, когда этих художников откроют на Западе и в Америке, они станут очень знаменитыми и дорогими.
Потом Иржи уехал в Прагу. После этого романа с Катериной что-то случилось. Она вдруг стала легко заводить другие романы, которые чаще всего заканчивались через несколько встреч. Всякую неполадку на производстве она привыкла анализировать и точно находить неисправность данной установки или данного химического процесса. Так же она пыталась осмыслить свои увлечения.
Романы с мужчинами ее круга, в основном инженерами, не получались потому, что они понимали – Катерина неглупа, целеустремленна, не любит пошлостей, причем пошлостей накатанных, когда чувствовалось, что мужчина все эти истории проходил по многу раз. Мужчины ее круга жили на зарплату, неважно одевались, пили плохое, дешевое вино. Она понимала, что это не их вина, но разделять их жизнь не хотелось. К тому же постоянно не хватало времени. Были у нее знакомые среди поэтов и художников – с ними ее свел поэт, с которым она познакомилась на той давней вечеринке в доме академика, тогда же, когда и с Рудольфом. Правда, после прощального разговора на Суворовском бульваре она никогда больше Рудольфа не видела, а с поэтом встречалась. Когда у него были деньги, ходила с ним в ресторан в Центральный дом литераторов. Но мужчины его круга сразу определяли в ней провинциалку. Она не читала тех книг, которые читали они, не смотрела фильмов, которые смотрели они. У Катерины возник роман с одним из приятелей поэта. Он занимал у нее деньги, но никогда не отдавал. Это ее раздражало. Она попыталась выяснить у поэта:
– Он талантливый?
– Нет, – признался поэт. – Он графоман.
Помогать графоману ей не хотелось. Однажды она спросила поэта:
– Почему мы столько лет с тобой знакомы, а у нас не было даже мимолетного романа?
– Переводя с романтического на нормальный язык, ты хочешь узнать, почему мы с тобою ни разу не переспали?
– Пусть будет так, – согласилась она.
– Тогда бы все кончилось. Наша дружба кончилась бы.
– Почему?
– Я вывел такую закономерность. Русские женщины делятся на две категории: это или верная жена, или блядь. Ты относишься к категории верных жен. Такие, если с ними переспишь и не женишься, вычеркивают мужика из своей жизни! Ты запрограммирована на семью. И у тебя когда-нибудь будет замечательная семья, муж, которого ты будешь любить, жалеть, оберегать.
– Что-то у меня с этим не получается, – призналась Катерина. – Я не знаю почему. Как будто меня мужики побаиваются.
– Конечно побаиваются, – согласился поэт. – Таких, как ты, немного. Когда я еду в метро, люблю рассматривать сидящих напротив женщин. Однажды увидел в чем-то похожую на тебя. Лет тридцати с небольшим, хорошо и модно одетую. Мы встретились взглядами, и она не опустила глаз, как это обычно делают женщины. Не забеспокоилась, не одернула юбку на коленях – почти автоматический жест для большинства женщин, не поправила прическу, некоторые еще почему-то смотрят на часы. Она рассматривала меня. Рассматривала как достойный противник или партнер, прикидывая, стоит ли со мной иметь дело. Она была готова принять мой вызов, но я сам отвел глаза, как школьник, потому что понял – не справлюсь. Ничем я ее уже не удивлю. Она уже знает все или почти все про мужчин и определяет их реальную стоимость с точностью электронно-вычислительной машины. В тебе мужики чувствуют то же самое. Поэтому твои романы заканчиваются ничем, тебе нужна настоящая любовь, и не только, чтобы влюбиться в тебя, а чтобы влюбилась ты.
Почему-то после этого разговора Катерине стало труднее знакомиться. Этого я никогда не полюблю, убеждала она себя, и мужчины будто чувствовали, что она уже приняла решение, и теряли к ней интерес. Когда она познакомилась с Петровым, у нее уже больше года никого не было. Это был странный роман. Иногда они не встречались по два-три месяца. Обычно всегда звонил он, а Катерина предупреждала Людмилу – они встречались у нее днем (так было удобно Петрову). Их роман стал уже угасать к тому моменту, когда Катерина вошла в конфликт с директором комбината. Когда схватываются в любой организации руководитель, первое лицо, и претендент, который занимал второе место, то кто-то из них должен уйти – или руководитель, или претендент.
Катерина и не метила на должность директора. Комбинат был старый, построенный в конце сороковых годов, требовал реконструкции, и она считала, что на это надо пойти. Ее поддерживали молодые инженеры. Вероятно, более умный директор взвалил бы на нее непосильную ношу и выиграл бы несколько лет. Но этот решил избавиться от Катерины и предпринял несколько ходов. Катерина обо всем рассказала Петрову. Он был членом коллегии министерства и хорошо знал возможности директора.
– Девяносто из ста, что ты проиграешь, – предсказал Петров.
– Значит, десять из ста, что я выиграю? Не так мало, если учесть, что я права.
– То, что ты права, никого не интересует, – возразил Петров. – Министр старый. Он уже не думает ни об отрасли, ни о своей карьере. Главное для него – продержаться на своем месте. У него есть команда, которая его поддерживает, и в нее входит твой директор. Я думаю, они просчитают все варианты и перебросят тебя на какую-нибудь маленькую фабрику по производству красителей.
– Я не хочу уходить с комбината, – призналась Катерина. – Ты меня поддержишь на коллегии?
– Конечно поддержу. Тем более что я ничего не теряю. Скажут: ну, один раз оказался не прав, бывает. Но все равно команду ты не переиграешь.
– Ну а в принципе выиграть можно?
– Нет, нельзя. Сегодня играют командами, а у тебя ее нет, причем у команды должен быть еще и играющий тренер. Попросту говоря, должна быть рука, поддерживающая тебя. У твоего директора она есть: министр и в горкоме партии мужик – он когда-то работал на комбинате, и директор выдвинул его в партийные органы, потому что тот был бездельником и плохим инженером.
– Ну, у меня, может, есть выдвиженцы, только в ЦК партии.
– Это уже интересно, – оживился Петров. – Рассказывай!
Катерина рассказала о Киселевой, у которой она когда-то работала на галантерейной фабрике. Киселева за это время прошла через райком, горком и уже года три как обосновалась инструктором в ЦК, курируя легкую промышленность.
– Поговори с ней, – посоветовал Петров. – Она к нашей отрасли отношения не имеет, но связана с другими аппаратчиками. Женские связи просчитать нельзя, может быть, она спит с кем-нибудь из членов Политбюро.
– Это вряд ли. Там, по-моему, нет никого, кто был бы способен спать с женщинами.
– Среди кандидатов в члены есть вполне еще способные, – возразил Петров. – Но решают не они. Решается все даже не на уровне заведующих отделами, а на уровне референтов, инструкторов, заведующих секторами.
Вечером Катерина позвонила Киселевой. За последние годы они встречались редко: на партийных городских активах, иногда в Моссовете. Но Катерина один раз в год посылала ей поздравительную телеграмму на день рождения, этому она когда-то научилась у Изабеллы и академика. Завела, как она называла, «поминальную книжку», где были записаны дни рождений, и в начале каждого месяца помечала в настольном календаре, кому послать телеграмму, кому позвонить по телефону.
– Нужна консультация, – обратилась Катерина к Киселевой.
Та назначила день и заказала пропуск. В ЦК по партийным билетам уже не пропускали, требовался пропуск.
Киселева сидела в небольшом кабинете на двоих. В ЦК демонстрировали скромность. Мужчина средних лет заполнял какую-то сводку.
– Можешь говорить при нем, – разрешила Киселева. – Василий знает все мои тайны, я – его.
