Болотные огни (Роман) - Чайковская Ольга Георгиевна (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗
— Ну как незадолго? Минут пять?
— Да, около того.
«Заглатывает, дурень», — подумал Берестов, стараясь не смотреть в сторону Бориса, ловившего его взгляд.
Но тут заговорил Морковин:
— Вы точно помните, Латышев, что за десять минут?
Николай насторожился. По тону прокурора он почувствовал, что точно помнить ему не следует.
— Ну как тут можно помнить точно? Может быть, и больше.
Морковин откинулся на спинку стула.
— Ну а скажите, Латышев, — спросил он, — когда вы выстрелили и инженер упал, успели вы осмотреть его карманы?
— Ну что вы, какие карманы! Это потом сделал товарищ из розыска.
— И нашли в них… Прошу представить вещественные доказательства.
Милиционер принес и положил на стол грязные, смятые в комок перчатки, кусок бикфордова шнура и наган.
— Подсудимый, признаёте ли вы эти вещи своими?
Александр Сергеевич встал:
— Я впервые увидел их у следователя.
В зале начался шум.
— Обнаглел, гад! — крикнул кто-то.
Милка заметила, что в этой кричащей толпе, в самой ее середине, был какой-то остров сосредоточенного молчания. Что там за люди?
И вот тут случилось то, чего уже никто не ожидал. Заговорила Васена.
— А ну, батюшка, — сказала она, — примерь перчатки.
Инженер взглянул на нее весело и вопросительно.
— Примерь, примерь, — повторила она.
Не сказав ни слова, Дохтуров отлепил от комка одну из перчаток и начал ее натягивать. Она не лезла.
— Пожухли, — сказал он весело.
— А ты тяни, тяни, — настаивала она, — тяни хорошенько.
Инженер тянул изо всех сил, но перчатка даже и наполовину не лезла на его широкую ладонь. Все молчали.
— Ай да Васена! — сказал кто-то в толпе.
Васена совсем осмелела.
— Ну а теперь ты, батюшка, — обратилась она вдруг к Левке.
Левка взглянул на судью.
— Наденьте, — сказал тот.
Левка пожал плечами и надел перчатку, она была впору, — быть может, только немного жала.
— Так, — сказал судья, — можете снимать… Свидетель Додонов.
Вышел Васька Баян. Опросом парней из банды, говоривших одно и то же, окончилось это заседание. Только сейчас Берестов заметил, что среди парней нет Карпова — того, кого в поселке прозвали Люськиным.
— Нет, какова Васена, — говорили в толпе, — вот это дала!
Милка долго соображала, как ей лучше выйти из клуба — пораньше или, наоборот, позже, когда все уже пройдут. Однако решать ей не пришлось, ее вынесло вместе со всеми и вместе со всеми затерло у входа. Милиционеры, с трудом расталкивая толпу, прокладывали дорогу, по которой должен был пройти подсудимый, и Милка, как назло, оказалась в образовавшемся проходе.
— А ну, гражданка! — очевидно нервничая, крикнул ей милиционер.
Понимая, что сейчас проведут Дохтурова, Милка металась, стараясь втиснуться в толпу, но после бесплодных попыток просто стала сбоку. Когда инженер, конвоируемый двумя очень серьезными милиционерами, показался в проходе, она закрыла глаза, а когда открыла их, он уже прошел. Милка глядела ему вслед.
И вдруг он оглянулся. Он взглянул прямо на нее, просто окинул ее веселым взглядом и пошел дальше.
«Что он хотел этим сказать? — думала дорогой Милка. — Ну что, допрыгалась, это он хотел сказать? Прославилась на весь город?»
Однако она сама понимала, что не то выражал его веселый взгляд. «Не унывай, — говорил он. — Я знаю, ты такая же девица легкого поведения, какой я диверсант. Главнее — это верить». Да, это подходило. «Держи гордо глупую свою голову, равнение на меня» — да, это тоже подходило. На душе у Милки стало вдруг очень легко.
«Ну что же, поборемся», — с внезапной отвагой подумала она, забыв о всех горестях, забыв даже про бандитские угрозы, — и напрасно. Именно в эту минуту Левка устраивал Николаю скандал.
— Тебе было поручено, — шипел он, — тебе поручили сделать так, чтобы она не пришла. А ты что сделал?
— А что я мог сделать? Ведь пришить ее сейчас мы не можем? Я ей сказал, что…
— Сказал! Значит, не так сказал! Про сиреневые кусты ты тоже сказал!.. Ребятишек с вами резать можно, а дел делать нельзя! Да понимаешь ли ты, что сейчас, после этих проклятых перчаток, мы не можем допустить ее выступления, это тебе понятно?
Николаю это было очень хорошо понятно.
— Вот что, — сказал Левка, — сегодня же любым способом — слышишь ли? — любым, ты добьешься ее молчания. Но помни: концы в воду. Это в твоих интересах, не в моих. Можешь идти.
— А вообще, — продолжал Левка, когда Николай ушел, — ничего страшного пока не произошло. Единственное, что могло бы нас действительно погубить, это кровавое пятно, с которым по невежеству мы так идиотски попались. Однако они теперь и пискнуть побоятся об этом пятне. Наука — великая вещь! А в общем у нас нет оснований для паники. Как ты считаешь, мама?
Мама сидела тут же, держа на коленях дрожащую свою собачонку, которую мерно и, видно, машинально гладила узкой рукой. Кроме Васьки, у них никого не было.
— Так как ты считаешь, мама?
— Le vin est tiré, — резко произнесла мама, глядя в окно.
— Как вы сказали? — робко спросил Васька.
Мама не ответила.
— Мать говорит, ну; вроде, взялся за гуж, не говори, что не дюж, — пояснил Левка, — раз начали, нужно продолжать. А начали мы неплохо. А что потом, хотели бы вы знать? А потом пойдет совсем другая жизнь. Мы не для уездных городишек созданы. Не так ли, мама?
— А если вернется старая власть? — спросил Васька.
— Ну, что же, — ответил Левка, — у нас есть заслуги и перед этой властью.
Милка не знала о разговоре между Левкой и Николаем, а мимолетная встреча у ворот заставила ее позабыть о бандитах, и все-таки она была очень рада, когда по дороге встретила Бориса.
— Ты сегодня не мог бы побыть со мной, Боря? — попросила она.
— Понимаешь, не могу, — смутившись, ответил он, — мне до зарезу нужно быть в розыске — очень уж горячее время, и Костя в бегах.
— Может быть, мне пойти с тобой в розыск?
— Да нет, — еще более смутившись, ответил он, — если нужно будет, тебя вызовут.
Милка обиделась и пошла домой. Борис проводил ее до калитки.
В доме было пусто. Старая квартира, со множеством передних, коридорчиков и закутков, была темна и захламлена. Родственники, у которых она остановилась, еще не пришли с работы. Стало тоскливо.
«Что за несчастье такое, — думала она, — все одна да одна. Зачем они меня одну оставили?»
В это время в дверь постучали: какой-то мальчишка беспризорного вида принес ей записку — Борис, по счастью, все-таки звал ее в розыск.
Однако у самого дома ее встретил Николай.
— Пойдешь со мной, — сказал он торопливо, — отдай записку.
Милка не поняла, зачем ему записка, написанная Борисом, еще меньше поняла она все, что произошло дальше. Неизвестно откуда появился Костя.
— Графиня, — сказал он, изысканно кланяясь и почему-то вынимая из-за уха окурок, — позвольте вам напомнить, что вы свернули не туда, куда надо.
И он взял ее под руку. Милку поразила ярость, написанная на Николаевом лице.
— Нехорошо, гражданин, — сказал тоже неизвестно откуда возникший милиционер, — зачем пристаете к барышням.
Между тем Костя, оглядываясь, с улыбкой уводил Милку по улице.
— Если тебя спросят, кто самый умный мужик на свете, — говорил он, — отвечай не задумываясь: Денис Петрович.
А Денис Петрович в это время был у постели Водовозова. Здесь собрались все больничные врачи, в дверях стояла сестра со шприцем.
Водовозов задыхался. Воспаление заливало оба его легких. Африкан Иванович ни на минуту не отпускал тяжелую и влажную водовозовскую руку, и лицо его было отрешенным — он ловил перебои пульса.
Денис Петрович стоял и малодушно молился несуществующему богу: «Я никогда ничего не спрошу у него, когда он очнется, — обещал он, — пусть только не умирает». Он смотрел на Африкана Ивановича, лицо которого становилось все более непроницаемым.
