Сапоги — лицо офицера - Кондырев Виктор Леонидович (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
В других подразделениях на этот вопрос отвечали хотя и с запинками, но часто правильно. Агитатор полка развел про себя руками — удивляла неподготовленность экзаменуемого.
— Ну, так какие же цели ставит перед собой национально-освободительное движение в Лаосе? — мягко, чтобы вконец не сбить с толку, повторил Пустовойт.
Солдат молчал, впав в оцепенение от беспомощности.
— На этот вопрос и дурак ответит! Отвечай! — не выдержал капитан Рева. — Кто не сдаст Ленинского зачета, демобилизуется в последнюю очередь! Все должны его сдать!
Рядовой вытянул шею и дико посмотрел на экзаменационную комиссию.
— Цели… Цели… — собирал в кулак волю и напрягал ум солдат. — Чтоб фабрики рабочим отдать?
Тимоха радостно хлопнул ладонью по столу, пришел на помощь.
— Молодец! В конце концов это так и есть! Землю крестьянам, заводы рабочим, власть народу! Он правильно уловил классовую сущность! Давайте следующего?
Капитан Пустовойт, хотя и почувствовал издевку, кивнул с сомнением головой.
Капитан Рева, нечетко представляя себе цели какого-то движения в незнакомой стране, тоже не возражал, но решил выразить неудовлетворение.
— Какая там сущность! — коротко выдохнул он. — Опять пытаетесь превратить в комедию Ленинский зачет… А солдаты у вас политически неподготовлены.
— Да если человек не знает, что ему за это в ухо нассать? — возмутился Янич. — Подрастет — поймет… Давайте в темпе, а то уже жрать хочется!
— Побольше серьезности, товарищи лейтенанты! — сказал Пустовойт. — Не превращайте в хиханьки важное политическое мероприятие!
Мероприятие было важным, капитан не преувеличивал.
Приказ Министра обороны об увольнении в запас военнослужащих срочной службы был услышан ранним утром по радио специально дежурившим дневальным.
Полк захлебнулся от радости.
Но на разводе замполит перепакостил настроение.
Только после 22 апреля, дня рождения Владимира Ильича, после того как все старослужащие сдадут Ленинский зачет, подтвердят свою политическую зрелость, можно рассчитывать на отъезд, сказал майор Францер.
Полк не обратил внимания на полосу препятствий и десятикратное подтягивание на турнике, на строевую и огневую подготовку, хотя в программу входила проверка по всем армейским дисциплинам. Это было нетрудно и привычно, не зря же трубили два года, наука нехитрая — бросать гранату или отдавать честь. Но то, что к святому делу дембеля подпрягается замполит со своей зрелостью и Дедушкиными зачетами, добра не обещало и тревожило.
Для придания праздничности и официальности в комиссию по принятию зачета входят, кроме своих офицеров, еще и замполит или офицер штаба, добавил майор…
В полковой минометной батарее проверяющий майор Курицын вздрагивал от удивления, по-дурацки пучил глаза, не верил своим ушам.
Капитан Алексеев, нервно радуясь, часто тер пальцами, как бы скатывая хлебные катыши.
Лейтенанты законно гордились.
Восьмой подряд солдат сдал зачет на отлично…
Накануне Коровин, с видом болеющего за успех дела, отозвал Алексеева в каптерку и предложил провести зачет со всей серьезностью, как в настоящей школе.
Каждый солдат вытягивает билет с написанными вопросами, садится и готовится к ответу, можно письменно, а другой в это время отвечает.
— Нет, нет! — замахал руками Алексеев. — Зачем такие сложности, епи твою мать! Что ты мудришь? Сделаем, как у людей, и все дела!
Но Коровин и подошедший Гранин убедили командира батареи, заверили, все будет в лучшем виде, они отвечают, они позаботятся, всю подготовку берут на себя, батарея не подведет, а если повезет, займет даже первое место.
Пергаментная зелень лавров смутила консервативную душу капитана, и он согласился…
Вопросы, переписанные из учебника или придуманные, были солидными, серьезными, несколько даже академичными, политически безукоризненно выдержанными, хотя и смешили своей непонятностью.
Весь вечер батарейцы готовились к экзаменационной лотерее.
Лотерея же была беспроигрышной.
Взявший билет громко произносил номер, садился и начинал много писать на тетрадном листке. Деловито прислушивающиеся под дверью товарищи быстро находили в пачке соответствующий листок и совали его очередному входящему. Прокричав номер своего билета, вновь вошедший садился рядом и передавал предыдущему написанный заранее ответ. Тому оставалось только улучить момент и заменить лежавшую перед ним бумажку на принесенную.
Затем экзаменуемый выходил на середину Ленинской комнаты, зачитывал, по возможности не запинаясь, текст, получал пятерку, поворачивался по-уставному и выходил строевым шагом.
Экзаменующие поощрительно кивали головой и удовлетворенно урчали, якобы восхищаясь…
Капитан Алексеев получил благодарность за высокий уровень политической подготовки вверенного подразделения, а минометчики не могли нахвалиться своими командирами. Высшее все же образование, с почтением кивали головами, это тебе не стоеросовые долдоны, майоры наши да капитаны, теперь-то уж дембель неизбежен, близок день его…
Оверьянов сделал шаг назад, насмешливо прищурился и демонстративно медленно оглядел каждого с ног до головы.
Повернулся к Кушнику, укоризненно сложил губы и покачал головой, нет, так дело не пойдет.
Готовые к отъезду, дембеля чуть встревожились.
Пятеро солдат стояли шеренгой, новенькие дембельские чемоданчики красовались у их ног. Парни казались себе чрезвычайно красивыми воинами, идеально одетыми и восхитительно подтянутыми.
Чистенькие, подстриженные, в с поразительной тщательностью выглаженной форме, в проглаженных через газету утюгом сапогах, с собранными гармошкой голенищами, на вдвое превышающей нормальную высоту «венских» каблуках, со вставленной в погоны алюминиевой пластинкой, с белой хлорвиниловой, заменяющей подворотничок, кабельной оболочкой вокруг шеи, в узчайших брюках и теснейших гимнастерках, со множеством купленных и вымененных значков, свидетельствующих о солдатской доблести и усердии, в офицерских шапках, солдаты вопиюще нарушали форму одежды.
— Кушник, Кушник, друг ты мой ситцевый, до чего дошла батарея! — неискренне огорчился майор. — Как можно выпускать из части таких клоунов? Как они одеты?
Кушник тоже пригорюнился, но не очень, привык к этим маленьким спектаклям, повторяющимся при каждой демобилизации.
— Почему у вас бляхи под яйцами болтаются?! — Оверьянов снова повернулся к шеренге. — Снимайте-ка все ремни! Посмотрите, товарищ командир батареи, на эти бляхи!
Сверкающие латунные пряжки со звездой, по уставу плоские, были выгнуты крутой дугой.
Оверьянов, полушутливо ворча, размахнулся ремнем и с силой ударил пряжкой о землю, чтоб выпрямить.
Кушник начал обрадованно помогать майору.
— А вот мы ее сейчас еблысь, вот так вот! — приговаривал он, лупя ремнем. — А вот мы ею сейчас как ебаквакнем, вот так вот!
Солдаты бесстрастно смотрели, молили Бога, чтоб начальственные придирки на этом закончились.
Мольба была услышана, офицеры, слегка запыхавшись и отведя душу, приступили к финалу проводов.
Командиры с суровом видом рылись в раскрытых чемоданах, проверяя, не захватил ли воин что-либо из казенного имущества, на память или что плохо лежало, не украл ли, не прикарманил ли, не присвоил ли кусок мыла, отвертку, фляжку или лавсановые офицерские брюки, кстати, пропавшие недавно в пятой роте.
— Спасибо за службу! — сказал торжественно Оверьянов. — Желаю счастливого пути! Я надеюсь, что то, чему мы здесь вас научили, пригодится в вашей жизни!
Расчувствовавшийся капитан Кушник пожал отъезжающим руки.
Неплохая жизнь
Кандидатов отбирали долго.
Иногда командиры скандалили, не хотели отпускать подчиненных, чаще не протестовали, кто-то же должен ехать, все равно придется уступить.
Тридцать пять лейтенантов, почти половину младших командиров, посылал полк в спецкомандировку, к черту на кулички, в киргизский город Ош, за молодыми солдатами…
