В синих квадратах моря (Повесть) - Золототрубов Александр Михайлович (серии книг читать бесплатно .TXT) 📗
Петру стало неловко. Он густо покраснел и потупился.
— Так ведь я, товарищ командир, не в смысле амбразуры говорил. Ее на корабле-то и нету вовсе.
— Зато шторма бывают, — вспомнив своего штурмана, добавил Серебряков.
— И это переживем, товарищ командир.
Лицо Серебрякова стало строгим:
— Ошибаетесь, лейтенант. И насчет штормов ошибаетесь, и насчет амбразур. Шторма не каждому дано пережить. А амбразура у всех бывает. Своя. Она по-разному проявляется. И по-разному ее закрывают. Впрочем, поплаваете, разберетесь, что к чему, — он дотянулся рукой к столу, нажал кнопку звонка, и тотчас у двери появился рассыльный. — Старшину команды радистов ко мне!..
Зубравин был в новеньком кителе, в новой фуражке с блестящим околышем и ярким желтым крабом. (Он еще с вечера подготовил парадно-выходную форму, потому что всегда встречал своего нового командира торжественно, и в этом он видел ритуал воинской службы.) Серебряков поднялся из-за стола, поздоровался за руку с мичманом, а потом коротко сказал:
— Это ваш новый командир БЧ. Ему и сдайте дела. Познакомьте с людьми, покажите боевые посты. Словом, введите в курс дела.
Зубравин пытливо посмотрел на лейтенанта. Стройный, подтянутый. Взгляд задумчивый, чуточку насмешливый. Вроде не ершистый. И слова-то лейтенант еще не произнес, а чем-то приглянулся мичману. Молодой, правда, в сыны ему годится, но Зубравина это не волновало: со всеми он находил общий язык, что, впрочем, не мешало ему оставаться самим собой.
Да, вот еще что, — спохватился Серебряков, обращаясь к лейтенанту, — жить будете в каюте с доктором.
— Ясно, товарищ командир, — четко ответил Грачев.
„Голосок-то звонкий…“ — подумал Зубравин. Он нагнулся, взял чемодан.
— Провожу вас в каюту, товарищ лейтенант.
— Добрая каюта? — поинтересовался Грачев.
— Добрая, — улыбнулся мичман. — И доктор добрый.
Грачев еще там, у командира, заметил в руках Зубравина книгу и удивился: неужели читает в служебное время? Сейчас он спросил:
— А что, интересная книга?
Зубравин смутился:
— Не читал. Матрос на посту оставил. Крылов. Крепкий орешек — не сразу раскусишь. Замкнут, как рыба в консервной банке.
— С характером, значит.
Они вошли в узкий коридор. Грачев взял у мичмана чемодан и постучался в дверь. Коваленко как раз брился у зеркала. Худощавый, с непокорными колечками черных волос.
— Товарищ капитан, командир велел поселиться к вам, — сказал Грачев.
— Добро. Располагайтесь.
Коваленко помог ему уложить вещи, громко и весело шутя. Петр был доволен — каюта и вправду добрая. Зеркало, шкафы, ковры. Комфорт! А врач стал торопливо одеваться, изредка бросая слова.
— Не на свидание ли спешите? — поинтересовался Грачев.
— Я? — Коваленко присвистнул. — Восемь лет, как „ошвартовала“ меня рыженькая Маша.
Дверь открыл старпом Скляров. Грачев встал.
— Я за вами, лейтенант. Пойдемте, представлю вас личному составу боевой части.
Скляров не любил много говорить, и на этот раз не изменил своей привычке. (А Грачев почему-то подумал, что говорить он будет долго, он стоял рядом со старпомом и тушевался.)
— Товарищи, — сказал он, — к нам прибыл лейтенант. Из училища. Ваш командир БЧ. Прошу любить и жаловать. О себе он сам расскажет. Ко мне вопросы есть? Нет, — Скляров обернулся к Грачеву: — Продолжайте.
Грачев растерянным взглядом окинул строй. Совсем некстати кашлянул в кулак, неловко одернул китель. Его и смущало, что старпом вот так сразу оставил одного, и беспокоило — надо к людям привыкать. Он остановился перед черноглазым парнем.
— Командир отделения старшина второй статьи Русяев! — доложил моряк.
Грачев оглядел его с ног до головы, словно искал, к чему бы придраться.
— Матрос Симаков!
— Матрос Гончар!
— Игорь Крылов!
„Так это и есть рыбка в консервной банке?“ — подумал Грачев, разглядывая радиста. Среднего роста, плечистый, как борец. Лицо крупное. Из-под темного чуба насмешливо глядели серые глаза.
— По какому году?
— Скоро уже домой?
Грачев строго сказал:
— Служите давно, а докладывать не научились. Надо указывать свое звание.
Крылов приподнял правую ногу.
— Худой ботинок, каши просит.
Во второй шеренге кто-то хихикнул. Лейтенант потрогал носок.
— Верно, чинить надо. А насчет каши… — Грачев сделал паузу, — попросите у коков.
— Товарищ лейтенант, — вновь заговорил Крылов, — а вы надолго к нам?
Грачев, словно не слыша его, отошел от строя и повернулся к морякам:
— Отныне я ваш командир. Нам с вами океану в глаза смотреть да вот эти скалы сокрушать, — он кивнул в сторону сопок.
Петр говорил и волновался. В его голосе чувствовались повелительность и строгость. Лицо его словно стало светлее, когда он напомнил морякам о подвигах их отцов, призвав дорожить их честью и боевой славой.
— Тут кое-кто интересовался, надолго ли я пришел на корабль, — продолжал Грачев. — Надолго, пока борода не вырастет, — он улыбнулся уголками губ, покосился на матроса Крылова. — Наша служба, товарищи, измеряется не только годами, но и морскими дорогами. У меня эта дорога пока очень короткая — от училища и до корабля. Вот так. Есть ко мне вопросы? Нет? Разойдись!..
Петр знакомился с кораблем. Он внимательно осматривал палубу, надстройки, кубрики. А вот и лазарет. Койки заправлены белоснежными простынями, на столе поблескивали шприцы, ножницы. Рыжебровый матрос с тонкими как шнурок усиками заулыбался.
— Садитесь, товарищ лейтенант.
Матрос подвинул кресло, но Грачев молча смотрел поверх его головы, где на переборке висел портрет в коричневой дубовой рамке. С него глядело веселое лицо краснофлотца в бескозырке, лихо сдвинутой на висок.
„Вот ты какой, Вася, — мысленно прошептал Петр. — Мама о тебе многое рассказывала“.
— Это санитар Новиков, — тихо пояснил рыжебровый. — Погиб в сорок первом.
— Я знаю, — так же тихо отозвался Петр.
Грачев вошел в кают-компанию. За столом, подвернув скатерть, сидел Серебряков и что-то писал в журнале. Чуть дальше, за маленьким столиком Голубев с кем-то играл в шахматы. (Зубравин уже сказал Грачеву, что Голубев и есть его начальство — флагманский связист.) Серебряков поднял голову:
— Ко мне? Присаживайтесь. Ознакомились с кораблем? Ну и как „Бодрый“?
— По душе… В лазарете там Новиков… Жаль парня, — тихо сказал Петр.
Серебряков отложил в сторону журнал и ручку.
— На моих руках он…
…Был тогда сорок первый. Утром вернулись из ночного дозора, а тут приказ — забрать семьи офицеров и в Архангельск. Женщин, детей полным-полно, еле по кубрикам разместили. В море дважды налетали „юнкерсы“. Вдруг командиру доложили, что в кубрике женщина рожает. Прибежал корабельный доктор. Видит, лежит она на рундуке, глухо стонет. Мигом перенесли в лазарет. Кругом война, смерть вовсю разгулялась, а тут человек родился, наш человек! Подошли к порту. Неожиданно у роженицы начался приступ: побелела вся, глаза мутные-мутные. И как на грех, к пирсу подойти не удалось — отлив начался. Спустили шлюпку, женщину — в нее. Серебряков был за старшего, а Новиков сидел с малышом на корме. Только подошли к берегу, опять самолеты. Взрывом бомбы шлюпку перевернуло. Новиков с ребенком поплыл к берегу, а Серебряков с двумя моряками подхватил женщину — ее ранило в руку. Кровь так и хлещет. Выбрались на отмель. Сорвал с бескозырки ленточку и перехватил руку женщины повыше локтя. Когда самолеты скрылись за сопками, все услышали детский плач. Новиков лежит лицом вниз, а рядом малыш барахтается.
— Васю осколком в голову… — Серебряков сделал паузу, добавил: — Знал бы парнишка тот, кому жизнью обязан.
Грачев молчал. А капитан 2 ранга уже говорил о том, что мать потом ему писала, фамилию ее запамятовал… Сынишка подрастал. Все мужа она ждала — в Полярном на лодке плавал. Потом, после войны как-то еще от нее письмо получили на корабле, но Серебряков в то время уехал на курсы. Так потерял связь.
