...При исполнении служебных обязанностей. Каприччиозо по-сицилийски (Романы) - Семенов Юлиан Семенович (лучшие книги онлайн TXT) 📗
— Гревилз поддерживает самый тесный контакт с «калабрийской мафией», — настаивает Гуидо Каппато. — Его руководители в «центре» осуществляют постоянную «координирующую» связь с американской «коза ностра». Гревилз преуспел в работе с «калабрийской мафией»: от нее он имеет «наводки», «товар», верные явки, отработанные авиапути, «верных» людей в полиции. Он «благодарит» мафию не только долларами, тем хватает (хотя и не отказываются от «фанеры»), но, главное, наводками на людей: мафия в Италии переориентировалась на похищения, ныне это — наиболее рентабельный и престижный бизнес.
(Обработанные «верхами», принесшие клятву верности святым отцам в церкви, на север, в район промышленного Милана, были переброшены «семьи» Угоне и Гузарти: одну молодежь решили не отпускать, похищение — дело новое, требует надзора стариков.)
Похищения отладил один из близких знакомых Гревилза, посаженный ныне Лиджо. Двадцать лет полиция шла за ним по пятам. Он был несколько раз арестован. Последний раз его обвиняли в убийстве «нижнего» мафиози, известного по псевдониму Джулиано. Стало известно, что Джулиано зашатался, прошел слух, что он «завязывает». А Джулиано был исполнителем: на его счету несколько политических убийств — по заданию «верха» он уничтожал прогрессивных левых ораторов и публицистов, за ним тянулся хвост погромов штаб-квартир левых партий. Если бы Джулиано заговорил — нить могла бы протянуться куда как далеко: не только в Рим, но и за океан. Лиджо устранил своего «сынка». Жаль, конечно, но — надо, дело есть дело, превыше всего неписаный закон. Лиджо был арестован и судим. Он был сурово наказан: семнадцать месяцев тюрьмы за ношение оружия, незарегистрированного в полиции, и оформление сделок по чужому паспорту.
Начальник второго отдела — Эрик Фулбрайт; он живет в Риме «под крышей» бизнесмена.
Третьим отделом ведает Рене Поланский. Работает он отменно: из 1 885 785 уголовных дел полиция не смогла расследовать 1 400 000!!! А каждое из этих дел особое: террористы использовали динамит, в их распоряжении были гоночные автомобили, их ждали авиабилеты на рейсы, отправлявшиеся из Италии через сорок минут после того, как произошел взрыв, щелкнул выстрел или автобус свалился в пропасть. В тех редких случаях, когда не срабатывала цепь, мафиози защищали лучшие адвокаты Италии, гонорары были баснословны.
Итальянские журналисты Пино Буонджорно и Маурицио де Лука приводят поразительные данные: десятая часть должностей в полиции вакантна, люди боятся служить власти.
В Турине во время процесса над «краснобригадовцами» Гревилза из двадцати шести присяжных в суд пришло только четыре человека — остальные убоялись. Суд был отложен на полгода.
Служба безопасности срочно и безуспешно пытается заполучить 2000 агентов специальной охраны; необходимо (хотя бы формально) обеспечить охрану руководителям конституционных партий, сенаторам и депутатам парламента.
Борьба против спланированной на многие годы вперед преступности, утверждают люди из «отдела внутренней безопасности», сейчас невозможна: «70 000 лир (примерно восемьдесят долларов), которые мы платили информатору Джаннетини (этот Джаннетини был одновременно агентом СИД, контрразведки Италии, и одним из руководителей правых ультра; СИД прикрывал его преступления), — говорят полицейские тем политическим деятелям, которые упрекают их в безынициативности, — вызывают смех у осведомителей. Им всем заткнули рот преступные организации, в том числе и политические, которые, благодаря выкупам, получаемым за похищения, располагают миллиардами!»
А кто начал бизнес похищений? Кто отработал этот бизнес, проверил на деле?
Мафия.
В маленький нью-йоркский ресторанчик («лучшая кантонская кухня, лучшее обслуживание, лучшие магнитофонные записи средневековой музыки») я пришел в необеденное время. Для Парижа — это крах; после трех часов во всем городе не получишь ни супа, ни бифштекса — пропустил заветные сто двадцать минут, отпущенные на пережевывание и запивание, — пеняй на себя, «фермэ» — закрыто, хоть ты тресни, и жалобную книгу не попросишь, смешно, право же, жаловаться хозяину на хозяина, своя рука владыка! В Нью-Йорке ситуация несколько более демократична: разнонациональность города позволяет, пользуясь услугами метро, шастать по районам; где-нибудь у японцев, поляков, евреев или итальянцев (Нью-Йорк действительно живет, как конгломерат нескольких городов; район пуэрториканцев так же разнится от китайских кварталов, как, например, Киото от Торемолинос) наткнешься на ресторанчик, хозяин которого горит синим пламенем, — он тебя и среди ночи обедом накормит, не то что в пять часов.
Итак, я пришел в необеденное время, в китайском ресторане было пусто; великолепная кантонская музыка — скрипка, флейта и тонкий, колокольчатый голос женщины — звучала приглушенно, таинственно, расслабляюще.
Старик в блестящем черном костюме ласково улыбнулся мне, провел в уголок, протянул огромный прейскурант — красная кожа, серебряные иероглифы, очень красиво.
— Рад, что вы навестили нас, — сказал он мне, как своему доброму, старому знакомцу, — милости прошу…
— Спасибо. Я очень люблю вашу кухню.
— Китайская кухня действительно очень хороша, сэр. Что бы вы хотели отведать сегодня?
— Любить-то я вашу кухню люблю, но, увы, не знаю что и как называется.
— Да, действительно, — достойно согласился старик, — некитаец не в силах запомнить все названия: наша кухня насчитывает тысячи блюд.
— Что бы вы посоветовали мне?
— Это зависит от того, что вы любите, сэр. Мясо? Или рыбу? А может, вы предпочитаете вегетарианские блюда? Во всех случаях я бы посоветовал заказать немного бамбука, свинину в нашем южном соусе, ся-сяо, которое мы приготовим для вас на пару; цы-и поможет ускорению всасывания пищи, это позволит вам перед десертом съесть немного сыгян — прекрасная рыба, очень легкая, глубинная, тающая.
Старик стоял надо мной согнувшись, и мне было неудобно, что он так долго стоит, тем более я увидел его башмаки: огромные подошвы, видимо, больны ноги, явная ортопедия.
— Быть может, вы сядете, и я запишу кое-что о ваших блюдах.
— Благодарю вас, сэр, вы очень добры, но это у нас не принято.
— Но ведь сейчас никого нет…
— Действительно, сейчас никого нет, но гости могут прийти в любую минуту, сэр.
— Ну и что? Вы встретите их…
— Действительно, я встречу гостей, но все-таки я буду испытывать неудобство, если сяду за ваш стол, сэр.
— Но ведь и хозяина тоже нет…
— Я — хозяин, сэр, — вздохнул старик, — мне очень приятен ваш интерес к кухне моей родины, но я все-таки постою.
— Мне показалось, что у вас больные ноги…
— Действительно, так может показаться непосвященному, сэр, но у меня вполне здоровые ноги. Дело заключается в том, что я ношу обувь, заказанную в специальной мастерской. У меня ботинки сделаны так, чтобы в емкость над подошвой можно было насыпать землю родины. Китаец должен везде, где бы он ни жил, ходить по китайской земле. Я много путешествую, но я всегда хожу по Китаю, сэр.
Я вспомнил этого старика, прочитав выступление Цяо Гуань-хуа, который до недавнего времени был министром иностранных дел КНР. Вот что он говорил:
— Патриотизм — это не значит, что, приняв другое подданство, можно уже не любить Китай. Взять, к примеру, Ян Чжен-пина, который стал гражданином США, но по-прежнему любит Китай. Получая гражданство США, китайские эмигранты приобретают права американских граждан и, используя эти права в наших интересах, смогут вести большую пропагандистскую работу. Пользы от этого будет еще больше. Предположим, что десятки миллионов китайских эмигрантов примут иностранное подданство, продолжая при этом горячо любить свою родину и активно пропагандировать великие преимущества социалистического Китая. Если один «хуа цяо» (так в КНР называют китайцев, живущих за границей) за десять лет проведет работу с десятью местными жителями, а каждый из этих десяти, в свою очередь, займется еще десятком человек, то в итоге это составит сотни миллионов. И независимо от того, будут ли они действовать открыто или тайно, представьте себе, как велика будет их роль в мировой революции?! С винтовкой в руках «хуа-цяо» будут участвовать в вооруженной борьбе в местах их проживания… Он — гражданин своей страны, и нас не касается вопрос о его намерении участвовать в революции…
