Обрывистые берега - Лазутин Иван Георгиевич (книги регистрация онлайн TXT) 📗
— Квартирная кража, групповая, — сухо пробурчал следователь, недовольный тем, что инспекторша все-таки добилась своего. — Похищены ценности. И большие.
Что это была за группа, из кого она состояла и что за ценности были похищены, Калерия допытываться не стала, так как хорошо знала: сообщать об этом, пока шло расследование, запрещено уголовно-процессуальным кодексом. Однако о степени участия в ограблении Валерия Воронцова спросила. Следователь бегло перевернул несколько страниц уголовного дела и сухо, не глядя на Калерию, буркнул под нос:
— В самой незначительной степени…
Вот с этим-то нерадостным известием Калерия и приехала в пятидесятую городскую больницу. Халат ей выдали без очереди. Взглянув на красную книжечку, которую она предъявила, старая гардеробщица засуетилась, дрожащими руками подала ей халат, предварительно распушив его на руках, определяя на глазок — не очень ли велик будет он для такой хрупкой и стройной женщины. Но халат оказался в самый раз. И когда она вошла в палату, где лежали три женщины, и все с инфарктом, Вероника Павловна сразу же по-женски отметила, что ей очень шел белый халат. Нарушая запреты врача (не разговаривать!..), она, слабо улыбаясь одними губами, проговорила:
— Как вы прелестны в белом халате!..
— Спасибо, — тихо сказала Калерия и присела на стул, стоявший рядом с кроватью. — Меня предупредили: разговаривать вам нельзя, волновать вас нельзя, напрягать наши мысли тоже нельзя… А поэтому мы будем общаться односторонне. — Калерия через силу улыбнулась. — Футболисты и хоккеисты в таком случае говорят: "Игра в одни ворота". Но ничего: раз нельзя — значит, нельзя.
Вероника Павловна благодарно кивнула головой.
— Начну с главного: Валерий жив-здоров. Находится он в первом изоляторе, на Матросской тишине, чувствует он себя нормально, если учитывать, что место, где он находится, — не для веселого времяпрепровождения, аппетит у него хороший… Спит тоже не хуже других… — Калерия замолкла, припоминая, какое же еще звено лжи, приготовленной ею, когда она ехала в больницу, еще не высказано больной. Наконец вспомнила. — Я говорила со следователем, который ведет дело. Он сказал, что степень участия Валерия в этом проступке незначительная. Он попал просто по недоразумению.
— А зачем же его арестовали? — забыв, что ей нельзя разговаривать, с трудом вымолвила Вероника Павловна.
Она даже неосознанно сделала попытку встать, но тут же сработал инстинкт самосохранения, и она, закрыв глаза. затаила дыхание.
— Его не арестовали, а задержали.
— А за что?
— Так надо. Таков процесс в расследовании. Вот проведут допросы, сделают очные ставки и, я вас уверяю, Валерия отпустят. А сейчас недели две ему придется потерпеть.
При словах "недели две" глаза Вероники Павловны расширились, она что-то хотела сказать, но ее жестом остановила Калерия.
— Вам нельзя разговаривать. Что необходимо, я скажу вам сама. — Калерия говорила неправду. Не зная подробности совершенного преступления, она все выдумывала и как можно смягчала, стараясь слова "преступление" и "уголовное дело" заменить другими, мягкими и несколько отдаленными по смыслу словами. И, видя, что это у нее получалось, она была довольна собой, но в душе глубоко жалела несчастную мать, у которой ее единственный сын, которым она гордилась и который был ее надеждой, попал в такую опасную и позорную ситуацию. Уже два этих юридических понятия — "квартирная кража…" и "групповая" — говорили о том, что Валерию грозит суд, а там… Там неизвестно, какой приговор вынесет суд но совершенному уголовному преступлению.
— Вы не бросайте… нас, — прошептала Вероника Павловна, ее губы жалко запрыгали, глаза наполнились слезами.
— Вот за тем я к вам и приехала, — сказала Калерия и, сняв со спинки кровати полотенце, вытерла им слезы больной. — Я буду навещать вас. Самое важное для вас теперь — скорее поправиться. Это нужно и вам и Валерию.
— Он так будет страдать, когда узнает, что я здесь… Не говорите ему об этом.
— Я постараюсь, чтобы он не узнал, — успокоила больную Калерия, которая в эту минуту забыла, что больной нельзя не только волноваться, но даже разговаривать.
— Вы сказали: его там продержат две недели? Но меня здесь продержат долго.
— Он будет навещать вас, и вы скорее поправитесь.
И снова глаза Вероники Павловны затопили слезы, а губы задергались в нервном тике.
— Я буду вам всю жизнь обязана. Ведь у Валерия в этом мире, кроме меня и бабушки, никого нет… — Больная хотела что-то еще сказать, но при виде вошедшего в палату лечащего врача закрыла глаза, сделав вид, что спит. Но врач все понял, увидев на ее висках мокрые полоски от слез. А поэтому, извинившись перед посетительницей, напомнил, что время свидания закончилось и что больная уже утомилась.
Когда врач вышел из палаты. Калерия осторожно вытерла полотенцем слезы со щек больной и, развесив его на спинке кровати, тихо сказала:
— Я пошла, Вероника Павловна! Соберите все силы духа, чтобы скорее поправиться. За Валерия не беспокойтесь. Я беру над ним шефство, я помогу ему. Буду вас навещать каждую неделю. Только обещайте мне, что вы будете беречь себя. Валерий юноша сильный… Он пройдет эту тяжкую полосу неприятностей, в которую попал случайно.
— Спасибо, — тихо, почти шепотом проговорила Вероника Павловна и взглядом проводила Калерию, пока за ней не закрылась дверь. В эту минуту ей не хотелось жить. Она даже пожалела, что в тот вечер, когда увезли Валерия, она нашла в себе силы позвонить в "скорую помощь" и, открыв дверь, положить на порог коврик, чтобы дверь не захлопнулась. Но тут же другая, колющая, как огненное жало, мысль ("Валерий!") погасила в душе это ее мрачное сожаление.
На душе у Калерии было тяжело. Она не знала, что она должна и что могла сделать, чтобы как можно реальней и действенней помочь Валерию и тем самым облегчить положение его матери. Перед тем как выйти из больницы, она зашла в ординаторскую и справилась у лечащего врача Вероники Павловны о ее болезни.
— Средней тяжести, — как давно заученную фразу, проговорил врач и, подняв на Калерию усталый взгляд, добавил: — Больную сейчас нужно поберечь от эмоций — как отрицательных, так и положительных. Ее заболевание — на почве стрессовой ситуации. А поэтому сделайте из этого выводы. Это должны знать все, кто ее будет навещать.
— Спасибо, я вас поняла, доктор. — Калерия попрощалась и вышла из ординаторской.
Первая мысль об облегчении участи Валерия пришла к ней, когда она села в машину: "Немедленно в школу!.. Найти директора и секретаря партийной организации. И ходатайство!.. Просить изменить меру пресечения… вместо ареста — взятие на поруки. Валерий — не социально опасный. А там… Там разберутся следствие и суд, если дело дойдет до суда. — И тут же мысленно упрекнула себя: — Суд-то будет обязательно, даже если по обвинительному заключению Валерий пойдет как свидетель. — Когда машина вышла на Каменный мост и показались башни Кремля, новая мысль озарила Калерию: — Постойте, постойте… Ведь я, как лицо официальное, как инспектор по делам несовершеннолетних, тоже не последняя спица в колеснице. Ведь я тоже могу присоединить свой голос к защите Валерия и просить прокурора заменить арест поручительством. Прокурор меня хорошо знает, он поверит мне…" С этими мыслями Калерия доехала до школы, в которой учится Валерий, поднялась на второй этаж, но ни директора, ни секретаря партийной организации в школе не оказалось. И все-таки приехала в школу не напрасно: от завуча она узнала домашние телефоны директора и парторга, который, как сообщила старенькая гардеробщица, утром был в школе. "Значит, оба в Москве. Это уже хорошо!.. Встречусь с ними завтра. На сегодня довольно того, что побывала у матери Валерия".
Было уже восемь часов вечера, когда Калерия въехала в свой двор и, не найдя удобного места, где бы можно было поставить машину, поставила ее в соседнем дворе, как это она делала раньше, когда возвращалась поздно и все стояночные места двора были уже забиты машинами.
