Таежные рассказы - Устинович Николай (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
Спичка
Однажды Максимыч, встретив меня на улице, сообщил:
— На прошлой неделе вывез я в поле падаль, устроил лабаз. Думал — волки придут. А волков этой зимой и днем с огнем не сыщешь! — И, пряча в усах улыбку, добавил: — Сегодня ночью лиса там была…
Я насторожился.
— Подкараулим? — предложил Максимыч.
— Конечно! — подхватил я.
— А приходилось тебе бывать на лабазе? — спросил охотник.
— Нет, — сознался я.
— То-то! Слушай, что буду говорить, да на ус мотай! — И Максимыч начал посвящать меня в тайны охоты на лабазе — Самое главное — тишина. Кашлять и разговаривать нельзя, курить нельзя, ходить по снегу нельзя…
— Как это не ходить? — перебил я. — У нас крыльев нет.
Максимыч стукнул меня пальцем по лбу:
— Соображать надо! Зверь боится следов человека. А мы поедем верхом на конях, с седел заберемся на лабаз, кони же пойдут дальше. Понял?
Я кивнул головой, втайне досадуя, что сам не додумался до такой простой вещи.
На заходе солнца мы выехали из деревни. За спиной у Максимыча сидел сынишка Павка — он должен был отвести коней обратно.
Долго ехали по полю, спустились к перелеску. Тут охотник молча показал в сторону: снег был прострочен ровным пунктиром лисьих следов.
В двух десятках шагов от падали росло несколько густых елок. Между ними был искусно замаскирован деревянный помост — лабаз, на который мы и взобрались с седел.
И вот затихло вдали звяканье стремян, в сумерках расплылся горизонт. Среди елок прорезался рог луны. Мы остались одни среди тишины и безлюдья.
Максимыч долго усаживался, кутался в собачью доху, обламывал веточки. Я положил двустволку в развилину сучьев.
Подмораживало. Снег из розово-белого превратился в светло-синий. Из перелеска выползла темь. В поле, на дороге, слышался скрип полозьев.
— Хочется курить… — чуть слышно шепнул я.
Максимыч погрозил пальцем.
Время тянулось медленно. Затекли согнутые ноги, стала ныть поясница. Хотелось спрыгнуть вниз, походить по хрустящему снегу.
Поле и перелесок окутала ночь. Напрягая зрение, мы всматривались вперед. Казалось, что вот-вот мелькнет темно-серый силуэт лисицы, зашуршит снег. Я взвел курки, удобнее положил ружье.
Шли часы. Лисицы не было. Мы устали прислушиваться к случайным шорохам и уже не вздрагивали, когда мимо бесшумно проносилась сова.
— Не придет! — махнул рукой Максимыч и, прислонясь спиной к стволу дерева, стал дремать.
Я последовал его примеру…
На восходе солнца подъехал Павка. Мы опустились в седла, с наслаждением стали на стременах.
— В чем же дело? — недоумевал Максимыч.
Отъехали в сторону, и нам бросился в глаза свежий лисий след: он тянулся прямо к падали, затем круто поворачивал и снова скрывался в перелеске.
— Испугалась, — сказал Максимыч. — Чего?..
И вдруг он присвистнул и, обернувшись ко мне, укоризненно покачал головой:
— А еще охотник!..
Я посмотрел вниз. Там, где лиса бросилась в сторону, на снегу лежала спичка.
— Ты? — спросил Максимыч.
— Да, — ответил я, вспомнив, что вчера вечером, закуривая по дороге, спичку бросил в сторону.
Я не знал, куда деваться от досады.
А Павка всю дорогу хохотал и трунил:
— Лисица-то хитрее вас оказалась!..
Белая рубашка
Мы с Павликом собирались на рыбную ловлю. Накопали червей, собрали удочки, взяли по ведерку для улова.
— Пошли! — скомандовал я тоном старшего.
У ворот нам встретилась старушка-соседка. Подгоняя хворостинкой гусей, она, подслеповато щурясь, посмотрела нам вслед и пожелала:
— Наловить вам по полному ведру!
— Спасибо, бабушка, — ответили мы.
Сидевший на лавочке дед Илья сказал:
— Павлик наловит, а Николай — нет. Зря и ведерко берет!
Я обиделся: с чего это дед взял? Павлик и удить-то не умеет, только разговаривает да шумит. Если б дед знал это, то не стал бы так говорить…
Мы вышли за околицу и по лесу спустились к реке.
На берегу тихой заводи выбрали себе места и забросили удочки. Чуть слышно плеснули грузила, зеркальную гладь всколыхнули легкие круги, и все смолкло.
Я смотрел в воду. Там отражались деревья и бескрайное небо с белыми облаками.
— Клюнуло! Клюнуло! — закричал вдруг Павлик и выбросил на песок большого окуня.
«Сейчас клюнет и у меня», — подумал я и склонился над удочкой.
— Какой большой! — кричал Павлик. — Я думал, что леску порвет!
— Тише! — рассердился я. — Рыбу пугаешь.
— Она меня не боится, — ответил Павлик.
И действительно: он то и дело выдергивал из воды окуней. Пока я поймал одного, у него было уже больше десятка.
— Дед правду сказал! — радовался Павлик.
— Просто тебе попалось хорошее место! — буркнул я с завистью.
— Давай поменяемся, — великодушно предложил Павлик.
— Давай! — согласился я.
Мы поменялись. И странно: у Павлика опять начался клев, а мой поплавок лежал, как примерзший. От досады я готов был плакать…
Кончили мы ловлю почти так, как предсказал дед: у Павлика было полное ведерко, а у меня улов едва закрывал дно…
Подходя к дому, мы опять встретили деда Илью.
— Ну как? — поинтересовался он.
Мы показали ведерки.
Увидев мой улов, дед покачал головой и лукаво улыбнулся:
— Так и не понял, в чем дело?
— Нет, — ответил я.
Дед указал пальцем на мое удилище:
— Белое.
— Только что сделал, — сказал я.
— И рубашка у тебя белая, — продолжал дед. — А у Павлика и удилище черное, и рубашка серая. Соображаешь?
— Что-то не пойму…
— Рыбу пугает белый цвет, — объяснил дед. — Твою удочку и рубашку она небось шагов за двадцать обходила.
— А Павлик все время разговаривал! — пытался я возразить.
— Разговор почти не мешает ловле, — продолжал дед. — А вот движений рыба боится. Ты попробуй: стань на берегу и стой; выплывет рыба — начни говорить: ей хоть бы что… А махни рукой — только ее и видел!
— Что ж ты раньше меня этому не научил! — сказал я.
Дед засмеялся:
— Так будешь лучше помнить. Не помучишься — не научишься!
Охотничий опыт
Во время зимних каникул я приехал в деревню. После шумного города все здесь казалось необычным: и постоянная тишина, и высокие, никем не истоптанные сугробы, и волчий вой по ночам, и засыпанные снегом, безжизненные поля, и лес…
Впрочем, мертвым казалось все только на первый взгляд. Выйдя за деревню, я увидел, что везде шла обычная зимняя жизнь: в мелколесье с шумом летали рябчики, у срубленных осинок снег был примят зайцами, на каждом шагу попадались следы горностаев.
Я достал из кладовой капканы и, привязав к их тарелочкам излюбленную пищу горностаев — мышей, насторожил капканы там, где встречалось больше всего следов.
— Завтра приду с добычей! — сказал я отцу за ужином.
— Не хвались, — сдержанно заметил отец.
Но я был уверен в успехе.
Каково же было мое удивление, когда утром, обойдя капканы, я увидел, что все они пусты! А свежих следов было так много… К одному капкану горностай подошел совсем вплотную и вдруг, чего-то испугавшись, прыгнул в сторону и ушел.
— Ну, как дела, охотник? — встретил меня отец.
Чуть не плача с досады, я рассказал о неудаче.
— А правильно ты насторожил капканы? Снегом засыпал? Только мышка сверху?
— Засыпал.
— Возле капкана своих следов не оставил?
— Нет… С лыж не сходил.
— Не понимаю… — развел руками отец.
Мы еще раз обошли капканы. Отец только пожимал плечами. И вдруг он хлопнул себя по лбу:
— А мышей как привязывал? Голыми руками?
Я кивнул головой.
— Так и есть… Нельзя!
— А как же? — растерялся я.
— В рукавицах! — ответил отец. — Рукавицы и капкан надо натереть хвоей: она запах человека отбивает. А тронешь голой рукой приманку — пропало дело, горностай не возьмет. Нюх у них острый!..
