Заслон (Роман) - Антонова Любовь Владимировна (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
— Иссе палахода ходи, наша обязательно посадиса. Этта сталая дулака капитана, иссе водка пей, хана пей… Наша плопадайла, совсем плопадайла! — И случалось, что не успевал прорицатель закончить свои прогнозы, как пароход снова сидел на мели. Пассажиры покатывались со смеху, но Булыга и Селезнев — в документах Сибирцева значилась эта фамилия — не смеялись. Они сами недавно испытали немалый страх, а повинна в этом была их бесстрашная подружка Тамара…
На пароходе все они сторонились друг друга: провал одного мог стать гибелью и для остальных. «Амалия» уже привыкла к своему одиночеству и всей полнотой души наслаждалась красотами природы.
Девушка сидела на верхней палубе, когда сюда поднялись таможенники, и один из них стал выкрикивать по списку фамилии пассажиров «Чайны». Тамара слушала с интересом. Обнаружилось, что нервный «Иван Иванович» зовется Чен Де-ваном, пассажиры, которых приняли на судно под сунгарийским мостом, не появились вовсе, хотя не сошли ни на одной из пристаней, и наконец, долго не откликалась какая-то Амалия Мальвине Нератнис. Тамара даже оглянулась, ища ее среди пассажиров, и только тут, встретившись с умоляющим взглядом Саши, вспомнила, что это ее новое имя.
— Я! — спохватившись, крикнула она излишне громко и покраснела: — Я Амалия Мальвине…
Молодые англичане снисходительно улыбались, отнеся ее замешательство на свой счет. А Тамара и ее друзья не знали, каким богам молиться, что беседа с представителями англо-саксонской расы не была продолжена на берегу и не закончилась водворением «в тюремный замок».
Неприглядный Сахалян заговорщицки подмигнул мутными окошечками прибрежных фанз. Маленькая юли-юли завертелась на месте, рванулась вперед, в расплавленное золото реки, и понеслась наперерез волне, обдающей мелкими брызгами лицо.
«Вот она, земля обетованная», — подумал Булыга, глядя, как приближается город, и в памяти вдруг отчетливо возник насмешливый голос Беркутова: «большевистский рай — Благовещенск…»
Они предъявили «на рогатке» документы и прошли под высокой аркой — «царскими воротами», воздвигнутыми на грани двух столетий в честь приезда наследника престола. Сразу за этими воротами начинался город, и первому же встречному можно было задать вопрос: «Куда идти?»
— В облком партии — направо, а облревком — налево, — следовал неизменный ответ. Но самим пришельцам никто не задавал вопросов, так привычен здесь стал облик усталых, в пропыленной и мятой одежде людей. Город молча принимал в свои объятия всех, кто в него шел с чистым сердцем и открытой душой. Он кормил, одевал, заслонял от непогоды сотни ринувшихся в него из Приморья и нижнего Приамурья большевиков, которым там угрожали расстрелы и пытки.
Заслон — этим именем называли его все чаще и чаще, ибо Благовещенск содержал еще и два фронта, грудью заслоняя обожженную, израненную и кровью умытую Россию.
«Мы, молодежь города Сретенска, недавно освободившаяся от атамановщины, сегодня на общем собрании, организовав Союз Молодежи…»
Алеша сидел в президиуме улыбающийся и счастливый. Разгружали «Комету» ночью, при свете фонарей, потом его привели в этот большой, пустой и неприкаянный дом, и он рассказывал молодым сретенцам о комсомоле. И вот уже создана новая организация и спешит заявить о себе «Благовещенскому комитету партии и Российскому Союзу Молодежи». Возвращаясь на «Комету» уже на рассвете, Алеша телеграфировал облревкому, что команда справилась с заданием и получит в обратный рейс немного груза. Но вскоре случилось непредвиденное.
Савоськин «смылся» на берег еще до начала разгрузки, даже прежде чем с вверенного ему суденышка сошел последний пассажир. Без участия капитана парохода были распределены потом в сыроватом и тесном трюме несколько воздушно-легких кип верблюжьей шерсти и два-три цыбика байхового чая, который, как известно, не в чести у коренных забайкальцев и очень высоко расценивается прирожденными амурцами.
Не пришел капитан на свою «старую калошу» и когда были закончены все приготовления к отъезду. Впрочем, команда не роптала. Все развлекались как могли: рулевой Федор Андреич зачастил в молитвенный дом «к братьям и сестрам по духу» и даже принял участие в богатых похоронах, боцман Померанец зачитывался Дюма, матрос Пронька Донцов познакомился с девушкой и успел влюбиться, у другого матроса в Сретенске обнаружилась тетка, третий сам был отсюда родом. И все они скопом ходили на «барахолку», в надежде приобрести что-нибудь полезное для дома. Исключение составлял только Алеша. Он был настолько озабочен, что потерял и сон и аппетит. Наконец он решил, что только Померанец сможет дать ему нужный и толковый совет.
Боцман выслушал его внимательно и, почесывая ногтями синий контур резвящейся на его могучей груди русалки, высказал предположение, что капитан схлестнулся на берегу со своими старыми дружками и не иначе намерен пробиться в Кяхту.
— В Кяхту? — выгнулись от изумления тонкие Алешины брови. — Да зачем ему понадобилась Кяхта?
— Как зачем? А он, милок, через Монголию проберется в Китай да и станет водить собственный пароходишко по Сунгари, а то и по Амуру. В Харбине, слышь, живут его тесть и теща.
— Этого он не сделает. У Савоськина в Благовещенске жена и детишки.
— Вытребует семью — и все!
— Ну если бы он задумал такое дело, бежал бы через Сахалян. Дорога-то проторенная, как «из варяг в греки».
— А если ему там несподручно? Попадется с чем ценным — тюрьма! Я же слышал, как он вел такой разговор. — Померанец кивнул головой на берег.
— Что же ты, Филя, не сказал об этом раньше?
— А что бы ты с ним исделал?
— Это верно, улик-то у нас никаких. Что же делать?
— Тю на тебя! А то и делать, что подождать еще денек-другой. Авось у Савоськина это дело не выгорит.
— Держался авоська за небоську, да оба в воду и упали, — вспылил Алеша. — А если выгорит? Значит, в обратный рейс мы пойдем без капитана да и зазимуем где-нибудь на плесе.
— Беды! — оживился боцман, и по его сумрачным глазам будто проскакал веселый солнечный зайчик. — С голодухи не помрем: чай есть! Да я такие лыжи смастерю — и в станицу какую и в китайскую ямынь доберемся. Муки раздобудем, чумизы. Станем рыбку — помнишь, как на Зее, — ловить. В сопки охотиться пойдем. Косуль по Амуру тьма-тьмущая. А фазаны! Фр… так из- под ног и взлетают. Красота! Опять же на зайцев силков понаставим, жратвы будет!..
— Мне хоть пешком, но до Благовещенска нужно, — перебил его Алеша. — Хоть пешком, — повторил он тоскливо.
— Домой торопишься, — вздохнул Померанец и оглядел Алешу с головы до ног. — Невеста, поди, ждет?
— Ну вот, ты скажешь… В ученье я отстану. Понял?
— В ученье, — вспыхнули опять глаза Померанца, и весь он будто осветился изнутри какой-то новой и яркой мыслью.
— В будущем году кончать, а теперь вот… — безнадежно махнул рукой Алеша.
— Ай, ай, беда! Зря я тебя в наше дело ввязал. Сидел бы ты на берегу, в школу бы с книжками бегал.
— А Колька? Кто бы его стал кормить?
— Ты вот что, парень, ты не горюй! — оживился после недолгого раздумья Померанец. — Филя-то я Филя, да не простофиля! — Он запахнул на груди бушлат, нахлобучил старенькую, затрепыхавшую на ветру ленточками бескозырку и стал торопливо зашнуровывать ботинки. — Я счас, счас его приволоку… — и живо обернулся, услышав, что Алеша ведет с кем-то негромкий, деловитый разговор.
— Он теперь у Матани озорует, — пояснял широколицый, с носом кнопочкой, паренек. — А мы этот вертеп давно уже на прицеле держим.
— Мы как узнали про твово капитана, сюда бегом, — захлебывался словами другой, в очках и пышноволосый. — Нечистое, ой нечистое дело! Добрые-то люди тот дом за версту обходят.
— Вот что, Филипп, — твердо сказал Алеша, — оставайся тут, а мне ребята помогут. Станет Савоськин сопротивляться, найдем на него управу! — крикнул он, уже сбегая на берег, и помахал боцману рукой.
Шел третий час дня, но с юго-востока дул отвратительный пыльный ветер, наносивший громоздкие, черные тучи, и было так пасмурно, и бесприютно, будто уже наступает ночь.
