В родном городе - Некрасов Виктор Платонович (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗

Пошли. Но хозяйки, которая «ничего», дома не оказалось, пластинки, выяснилось, все старые и наполовину перебитые, да и вообще стало вдруг скучно. Николай посидел минут десять, выслушал довольно скучную историю о какой-то девице, с которой лейтенант недавно познакомился и не знал, что дальше с ней делать, совета никакого не дал, распрощался и ушел.

Вышел на улицу. Кругом пусто. Ветер раскачивает фонари, крутит сухой, рассыпчатый снег. Николай пошел вниз по бульвару. Знакомый бульвар. И дома знакомые. Четырнадцатый, шестнадцатый, восемнадцатый номер. Двадцатый… На ступеньках подъезда стоит парочка – парень в шинели и девушка в короткой жакетке с меховым воротником. Лиц не видно. Целуются…

Уже поздно – в окнах нет света. Только в одном, на пятом этаже, еще светится. Из него, из этого окна, виден почти весь город – от купола музея до колючих башен костела и разбросанных среди Голосеевского леса белых корпусов лесного института. Сейчас построили дом напротив, и костела, вероятно, уже не видно.

Николай стоит и смотрит на светящееся окно. Зачем он пришел? Ведь все кончено. Давно уже кончено. Совсем кончено… И о чем им говорить? Посидят, помолчат, и все… Зачем же он пришел? Вверху, в окне, как будто дрогнула занавеска. Зачем, зачем… Да низачем. Просто так. Просто хочется ее видеть, больше ничего.

Николай проходит мимо парня и девушки – те даже не оборачиваются, – подымается по лестнице, останавливается перед дверью с почтовым ящиком, на котором написаны три фамилии. Нажимает голубенькую кнопочку. Тишина. Потом шаги. «Вам к кому?» Щелкают запоры – крючок, задвижка, цепочка. В дверях Ксения Петровна в накинутом на плечи платке.

– Здравствуйте, Ксения Петровна. Не узнаете?

– Здравствуйте, – говорит она. – Узнаю, почему же? – и больше ничего не говорит.

Николай захлопывает дверь, проходит по коридору, сворачивает направо. Стучит в дверь.

– Да, – отвечает мужской голос.

Николай входит. За маленьким письменным столом, спиной к нему, сидит Сергей. Он полуобернулся, но голова его заслоняет лампу, поэтому лица его не видно.

Николай делает несколько шагов.

– Ты здесь? – говорит он.

– Здесь.

Голос у Сергея глухой, слегка охрипший.

– Садись, – говорит он.

Николай садится. Садится на стул возле стола. На столе новая клеенка. Чайник, покрытый матрешкой, кусок хлеба. Повидло в баночке. На стуле шитье с воткнутой иголкой, моток ниток, ножницы. Совершенно источившийся ножик – жив еще… А этажерка почему-то передвинулась вправо. И Пушкина этого не было.

– Чай будешь? – спрашивает Сергей.

Он встал из-за стола. Стоит, опершись на него, смотрит на Николая. Николай – на него. В глазах Сергея – серых, обычно чуть-чуть хитроватых – недоверие, настороженность. Оба молчат.

Так вот оно что! А он и не знал. Ничего не знал. Не догадывался даже. Эх, Сергей, Сергей…

В комнату входит Шура. На ней вязаная кофточка, на шее сантиметр. Николай пожимает протянутую руку. Рукопожатие очень короткое – Шура сразу разжимает пальцы.

– Ты похудел, – говорит она и смотрит на Николая.

А она нет. Даже пополнела. Немного переменила прическу, сейчас у нее посредине головы ряд. Взгляд совсем спокойный, хотя по плотно сжатым губам Николай догадывается, что она все же волнуется.

Шура берет со стола чайник.

– Будешь пить? Я сейчас разогрею.

– Спасибо, – говорит Николай, хотя ему совсем не хочется.

Шура направляется к двери. В дверях оборачивается.

– Может, есть хочешь?

– Нет, есть не хочу.

Шура выходит.

Сергей топчется на одной ноге вокруг стола, сметает крошки, переставляет зачем-то тарелки. Потом подсаживается к Николаю на кровать. Молчит. Слышно, как в кухне шипят примусы. Потом Сергей говорит:

– Сам не верю, Колька… Не верю, нет! Иной раз… – радостная, растерянная улыбка появляется вдруг на его лице. – Что ни скажет, все делаю. Скажет – не пей, не пью. Ребята приглашали – отказался. Не веришь? – Он обнимает Николая рукой, притягивает к себе, говорит в самое ухо: – А ведь никого на свете не любил, никого…

Несколько секунд они молчат. Потом Николай говорит:

– Я рад за тебя, Сережка. И за Шуру рад… По-настоящему Рад.

Он говорит это очень тихо, не глядя на Сергея. В эту минуту ему действительно кажется, что он рад, – рад за Сергея, за Шуру и за себя рад, что видит Сергея, что сидит рядом с ним.

Опять пауза. Обоим немного неловко.

– Ну, а ты как? – спрашивает наконец Сергей. – Ведь мы не виделись с тобой…

– Полгода. С августа. С той вечеринки.

– Да, полгода.

– Я заходил к тебе.

– Туда? В дыру?

– Там бухгалтер какой-то теперь живет.

– Ну и пес с ним… А ты где?

– В общежитии.

– В общежитии? – Сергей слегка отодвигается, внимательно смотрит на Николая.

– В общежитии. Заходи. Ребята у меня хорошие.

Сергей, видимо, хочет еще о чем-то спросить, но не спрашивает.

Возвращается Шура с чайником. Ставит его на стол. Все тот же медный, с припаянным носиком.

– Жаль, вкусного ничего нет, – говорит она. – Халву и то съели. Целую неделю лежала.

Николай по привычке садится на то место, на котором обычно сидел, спиной к двери. Потом пересаживается поближе к балкону. Пьют чай. Разговор самый обыкновенный. Как работа? Как Беленький? Беленького уже нет, на его месте другой, как будто ничего. А работы по-прежнему, даже больше прежнего, много сейчас строится. А Сергей? Все еще в своем Осоавиахиме? Да нет уж, давно расплевался. Молодежь в аэроклубе воспитывает. Смешно? А вот воспитывает. И неплохо воспитывает. Ты не смейся. Спрашивали даже, почему в партию не вступает, да, да, на прошлой неделе Сененко спрашивал.

Вот каким стал товарищ Ерошик, а ты говоришь! За это и выпить не грех, а?

Но Шура не разрешает. Поздно, нельзя. Завтра вставать в семь.

Сергей вздыхает:

– Видал?

Николай смотрит на часы.

– Ты что смотришь? Не смотри.

– Пора. У нас в двенадцать дверь закрывают. Дисциплина.

– А может, все-таки… – Сергей почесывает шею чуть пониже подбородка. – Сбегать к старику Платонычу? А? У него всегда есть, он ею зубы лечит.

– Никаких Платонычей, – говорит Шура.

Сергей вздыхает.

– Вот она, семейная жизнь…

Николай встает, прощается.

– Заходи, – говорит Шура.

Николай кивает головой: обязательно, как же.

Сергей провожает его до двери.

– Как-нибудь вырвусь к тебе в общежитие. Вечерком как-нибудь, в субботу или воскресенье. – И опять стискивает его за плечи. – Эх ты, студент-одиночка, капитан…

Николай крепко жмет ему руку. Спускается по лестнице. На улице ветер гонит по сухим тротуарам снег. Начинается метель. Николай поднимает воротник.

Ну вот и все. Совсем как тогда на лужайке. А почему у тебя гипса нет, как кормят, как лечат?

А за Сергея он рад. По-настоящему рад. И за Шуру тоже. Ну конечно же тоже…

– 3 –

На втором семестре добавляется четыре новые дисциплины. Строительные материалы, теоретическая механика, инженерно-строительное черчение и иностранный язык. По иностранному можно выбрать одну из двух групп – немецкую или английскую. Большинство, в том числе и Громобой с Черевичным, выбирают английскую (немецкий и за войну надоел, ну его!), Николай – немецкую. Английскую ведет Валя.

День уплотняется еще больше. Ни на что уже не остается времени. Даже пообедать и то не всегда успеваешь. А тут еще подошел как-то к Николаю Чекмень и, взяв его за локоть, отвел в сторону и сказал, что хочет рекомендовать его в факультетское партийное бюро. Николай только руками замахал.

– Ты что, спятил? Да где ж я время найду? И кто заниматься за меня будет?

– Ничего, потянешь. Парень ты двужильный. А нам как раз такие, как ты, нужны в бюро – фронтовики настоящие хлопцы. На кого ж опереться, если не на вас.

Но Николай категорически отказался. До второго курса пусть его не трогают, пусть дадут крепко на ноги стать, нельзя же все сразу…