Молодая Гвардия - Фадеев Александр Александрович (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗
— Что это? Что это? — испуганно спрашивала Елизавета Алексеевна.
И Володя приподнялся на постели.
Со странным замиранием сердца Люся всматривалась темноту, в ту сторону, откуда просияли эти вспышки. Отсвет невидимого пламени, то слабея, то усиливаясь, заколебался где-то там, на возвышенности, то вырывая из темноты, то вновь отпуская крыши зданий райисполкома и «бешеного барина». И вдруг в том месте, где находился источник этого странного света, взвилось в вышину языкастое пламя, и все небо над ним окрасилось багровым цветом, и осветились весь город и пустырь, и в комнате стало так светло, что видны стали и лица и предметы.
— Пожар!.. — обернувшись в комнату, сказала Люся с непонятным торжеством и вновь устремила взор свой на это высокое языкастое пламя.
— Закрой окно, — испуганно сказала Елизавета Алексеевна.
— Все равно никто не видит, — говорила Люся, ежась, как от холода.
Она не знала, что это за пожар и как он возник. Но было что-то очищающее душу, что-то возвышенное и страшное в этом высоком, буйном, победном пламени. И Люся, не отрываясь, смотрела на него, сама освещенная дальним его отсветом.
Зарево распространилось не только над центром города, но далеко вокруг. Не только здания школы и детской больницы были видны, как днем, можно было видеть даже расположенные за пустырем дальние районы города, примыкавшие к шахте № 1-бис. И это багровое небо, и отсветы пожара на крышах зданий и на холмах создавали картину призрачную и фантастическую и в то же время величественную.
Чувствовалось, что весь город проснулся. Там, в центре, слышалось неумолчное движение людей, доносились отдельные голоса, вскрики, где-то рычали грузовики. На улице, где стоял домик Осьмухиных, и в их дворе проснулись, закопошились немцы. Собаки, — их еще не всех успели перестрелять, — позабыв дневные страхи, лаяли на пожар. Только пьяные немцы в комнате через переднюю ничего не слышали и спали.
Пожар бушевал около двух часов, потом стал затихать. Дальние районы города, холмы, снова стали окутываться тьмою. Только отдельные последние вспышки пламени иногда вновь проявляли то округлость холма, то группу крыш, то темный конус террикона. Но небо над парком долго еще хранило то убывающий, то вновь усиливающийся багровый свет, и долго видны были здания районного исполкома и «бешеного барина» на холме. Потом они тоже стали меркнуть, и пустырь перед окном все гуще заполнялся тьмою.
А Люся все сидела у окна, возбужденно глядя в сторону пожара, Елизавета Алексеевна и Володя тоже не спали.
Вдруг Люсе показалось, будто кошка мелькнула по пустырю слева от окна, что-то зашуршало по фундаменту. Кто-то крался к окну. Люся инстинктивно отпрянула и хотела уже захлопнуть окно, но ее остановил чей-то шопот. Ее звали по имени:
— Люся… Люся… Она замерла.
— Не бойся, это я, Тюленин, — прошептал этот голос. И голова Сережки без кепки, с жесткими курчавыми волосами возникла вровень с подоконником. — У вас немцы стоят?
— Стоят, — прошептала Люся, испуганно и радостно глядя в смеющиеся и отчаянные глаза Сережки. — А у вас?
— У нас пока нет.
— Кто это? — похолодев от ужаса, спрашивала Елизавета Алексеевна.
Дальний отсвет пожара осветил лицо Сережки, и Елизавета Алексеевна и Володя узнали его.
— Володя где? — спрашивал Сережка, навалившись животом на подоконник.
— Я здесь.
— А еще кто остался?
— Толя Орлов. А больше не знаю, я никуда не выходил, у меня аппендицит.
— Витька Лукьянченко здесь и Любка Шевцова, — сказал Сережка. — И Степку Сафонова я видел, из школы Горького.
— Как ты забрел к нам? Ночью? — спрашивал Володя.
— Я пожар смотрел. Из парка. Потом стал шанхайчиками пробираться до дому, да увидел из балки, что у вас окно открыто.
— Что это горело?
— Трест.
— Ну-у?
— Там ихний штаб устроился. В одних подштанниках выскакивали, — тихо засмеялся Сережка.
— Ты думаешь — поджог? — спросил Володя. Сережка помолчал, глаза его поблескивали в темноте, как у кошки.
— Да уж не само загорелось, — сказал он и снова тихо засмеялся. — Как жить думаешь? — вдруг спросил он Володю.
— А ты?
— Будто не знаешь.
— Вот и я так, — облегченно сказал «Володя. — Я так тебе рад. Ты знаешь, я так рад…
— Я тоже, — нехотя сказал Сережка: он терпеть не мог сердечных излияний. — Немцы у вас злые?
— Пьянствовали всю ночь. Всех кур пожрали. Несколько раз в комнату ломились, — сказал Володя небрежно и в то же время словно гордясь перед Сережкой тем, что он уже испытал на себе, каковы немцы. Он только не сказал, что ефрейтор приставал к сестре.
— Значит, еще ничего, — спокойно сказал Сережка. — А в больнице остановились эсэсовцы, там раненых оставалось человек сорок, вывезли всех в Верхнедуванную рощу и — из автоматов. А врач Федор Федорович, как они их стали брать, не выдержал и вступился, так они его прямо в коридоре застрелили.
— Ах, чорт!.. Аи я-яй… Какой хороший человек был, — сморщившись, сказал Володя. — Я ведь там лежал.
— Человек, каких мало, — сказал Сережка.
— И что ж это будет, господи! — с тихим стоном сказала Елизавета Алексеевна.
— Я побегу, пока не рассвело, — сказал Сережка. — Будем связь держать. — Он взглянул на Люсю, сделал витиеватое движение рукой и лихо сказал: — Ауфвидерзеген!.. — он знал, что она мечтает о курсах иностранных языков.
Его ловкое, юркое, щуплое тело скользнуло во тьму, и сразу его не стало ни видно, ни слышно, — он точно испарился.
Глава восемнадцатая
Самое удивительное было то, как они быстро договорились.
— Что ж ты, девушка, читаешь? В Краснодон идут немцы! Разве не слышишь, как машины ревут с Верхнедуванной? — стоя у ног ее, с трудом сдерживая дыхание, говорил Сережка.
Валя все с тем же удивленным, спокойным и радостным выражением молча смотрела на него.
— Куда ты бежал? — спросила она.
На мгновение он смешался. Но нет, не могло быть, чтобы эта девушка была плохой девушкой.
— Хочу на вашу школу забраться, побачить, шо воно буде…
— А как ты заберешься? Разве ты бывал в нашей школе.
Сережка сказал, что он был в их школе один раз года два назад, на литературном вечере.
— Да уж как-нибудь заберусь, — сказал он с усмешкой.
— Но ведь немцы могут в первую очередь занять школу? — сказала Валя.
— Увижу, что они идут, да прямо в парк, — отвечал Сережка.
— Ты знаешь, лучше всего смотреть с чердака, оттуда все видно, а нас не увидят, — сказала Валя и села на своем пледе и быстро оправила косы и блузку. — Я знаю, как туда попасть, я тебе все покажу.
Сережка вдруг проявил некоторую нерешительность.
— Видишь, какое дело, — сказал он: — если немцы сунутся в школу, придется прыгать со второго этажа.
— Что ж поделаешь, — отвечала Валя.
— А сможешь?
— Спрашиваешь…
Сережка посмотрел на ее загорелые крепкие ноги, покрытые золотистым пушком. Теплая волна прошла у него по сердцу. Ну, конечно, эта девушка могла спрыгнуть со второго этажа.
И вот они уже вдвоем бежали к школе через парк.
Большая двухэтажная школа из красного кирпича, с светлыми классами, с большим гимнастическим залом, была расположена у главных ворот парка, против здания треста «Краснодонуголь». Школа была пуста и закрыта на ключ. Но, исходя из благородных целей, какие они преследовали, Сережка не посчитал для себя зазорным, наломав пук ветвей, с их помощью выдавить одно из окон в первом этаже, выходящее в глубину парка.
Сердца их благоговейно замерли, когда они, на цыпочках ступая по половицам, прошли через один из классов в нижний коридор. Тишина стояла во всем этом пространном здании, малейший шорох, стук гулко отзывались вокруг. За эти несколько дней многое сместилось на земле, и многие здания, как и люди, потеряли прежнее свое звание и назначение и еще не обрели нового. Но все-таки это была школа, в которой учили детей, школа, в которой Валя провела много светлых дней своей жизни.
