Единственный свидетель(Юмористические рассказы) - Ленч Леонид Сергеевич (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
Она остановилась и с улыбкой посмотрела на Сашку. Тот же властный таинственный голос шепнул в Сашкино ухо: «Вот ей и скажи тайну!»
— Какие мы черноглазые! — умильно пропела старая тетенька, смотря на Сашку и продолжая улыбаться. — Какие мы румяные! Как же нас зовут?
— Сашкой. Я знаю тайну!
— Боже мой, как это интересно! Какую же такую мы знаем тайну? Скажите нам, будьте столь любезны!
Сашка молчал, опустив голову. В душе его происходила отчаянная борьба.
— Ну, скажите же вашу тайну! Мы вас за это угостим конфеткой!
Старая тетенька стала рыться у себя в сумочке. И в этот критический момент Сашка почувствовал, как на его плечи легла чья-то рука. Обернувшись, он увидел Геннадия со связкой учебников подмышкой.
— Идем домой! — многозначительно и грозно сказал старший брат.
Он схватил Сашку за руку и быстро поволок за собой. Мальчики нырнули в подъезд, и тут Гена учинил Сашке допрос с пристрастием.
— Что ты там делал с этой теткой?
— Стоял.
— Просто так стоял?
— Просто так. Мы разговаривали.
— О чем?
— Ни о чем. Просто так.
— Врешь! Ты, наверно, хотел ей рассказать тайну?
— Ничего я не хотел!
— Не ври! По глазам вижу, что врешь! Ох, Сашка! Никогда ты не станешь настоящим бойцом! У тебя что, язык чешется?
— Чешется, — честно признался Сашка и высунул язык.
— Смотри, Сашка! Мы с тобой условились, — помнишь?
— Помню.
— Как бы мне не пришлось тебя отдуть!
— Не придется.
— Ну, смотри!
…Самые же главные мучения начались вечером, когда после занятий с курсов вернулась Наталья Ивановна, а отец позвонил и сказал, что придет поздно — у него заседание.
Тут уж тайна стала вести себя совершенно неприлично. Она не то что ворочалась — она кувыркалась и прыгала в Сашкином сердце, ужасно щекотала язык и требовала выхода. Но Гена следил за каждым Сашкиным шагом и, как только тот подходил к матери, незаметно от Натальи Ивановны показывал ему кулак.
Тогда Сашка, чтобы унять тайну, принялся с громом и криком бегать по всей квартире.
Но это не помогало, потому что тайна бегала вместе с ним. По-прежнему ужасно чесался язык, и даже было больно глотать. Сашка стал громко хныкать. Наталья Ивановна пощупала его лоб и сказала сердито:
— У тебя температура. Добегался!
Не успел Сашка ахнуть, как ему подмышку сунули термометр. Оказалось 37,8.
Через пять минут Сашка уже лежал, раздетый, в кровати.
…А ночью в Сашкину комнату, топоча, вошла третья, недорисованная, лошадь о двух ногах и с хвостом, поднятым кверху.
— Я тайна! — басом сказала третья лошадь. Это было так страшно, что Сашка заплакал и проснулся. И сейчас же в комнате появилась Наталья Ивановна в своем голубом халатике, от которого пахло знакомым ласковым теплом.
— Что с тобой, Сашенька? — сказала Наталья Ивановна, наклоняясь над Сашкой.
Сашка встал на колени, обнял мать за шею и, плача, прошептал, косясь на спящего старшего брата:
— Я знаю про тебя тайну!
— И какую ты про меня знаешь тайну, дурачок?
— Ты у нас троечница. Но мы тебе ничего не скажем… в воспитательных целях!
Наталья Ивановна засмеялась и сказала:
— Что же ты плачешь?
И Сашка ответил, вздрагивая и шмыгая носом:
— Генка сказал, что если я скажу тайну, из меня бойца не получится настоящего. А я никому не сказал, я только тебе сказал!
— Не реви!.. Получится из тебя боец! Вырастешь — и получится… А сейчас спи!
Она поцеловала Сашку и ушла. Первый раз за этот тяжелый день Сашка вздохнул с облегчением.
Тайна покинула свое ненадежное убежище и перестала его мучить. Жизнь снова была прекрасной.
Сашка закрыл глаза и через минуту уже спал крепким сном.
1947
Свадебный подарок
В цехе многие замечали, что Леша Струнников неравнодушен к Даше Карпенко. Это бросалось в глаза. На вечерах в заводском клубе, когда после киносеанса или лекции в нижнем этаже фойе начинались танцы под духовой оркестр, Леша приглашал только Дашу.
В обеденный перерыв, когда молодежь собиралась на заводском дворе, в жидкой тени юных тополей у фонтана, всегда получалось так, что Леша оказывался рядом с Дашей, а маленькая Дашина рука, прохладная и твердая, — в Лешиной, большой и жаркой.
Сама собой разгоралась песня.
запевала Даша высоким и чистым, радостным сопрано.
вторил ей Леша солидным басом и так выразительно смотрел при этом на нежную смуглоту Дашиной загорелой щеки, что каждому было ясно, какую именно девушку имеет в виду Леша Струнников.
Клава Прошина, всезнайка и хохотунья, Дашина приятельница, толкала соседей локтями и, показывая глазами на Лешу и Дашу, жарко шептала:
— Вот увидите — поженятся они. Через неделю, ну от силы через две. А что? Ребята хорошие!
Этот прогноз был близок к истине. Но для того, чтобы он осуществился, Леша Струнников должен был объясниться с Дашей и оказать ей о своем чувстве.
А ему было очень трудно и даже страшно сказать девушке эти несколько магических слов и потом ждать ответа, от которого, как кажется в ту роковую минуту, зависит вся твоя жизнь.
Провожая Дашу после работы домой по узкой зеленой тропинке вдоль железнодорожной насыпи (завод стоял за городом), Леша Струнников не раз загадывал: «Вот дойду до той козы и… скажу все!»
Но, поравнявшись с козой, привязанной на длинной веревке к колышку, Леша почему-то произносил другие слова.
— Посмотри, Даша, — говорил Леша, — какая смешная коза! Она смотрит на нас с таким удивлением, как будто видит людей впервые в жизни.
И Даша отвечала:
— Действительно, эта коза смотрит на нас, как баран на новые ворота.
Они смеялись и шли дальше. И Леша, мысленно ругая себя за несвойственную ему нерешительность, думал: «Ладно! Вот у следующей козы обязательно скажу!»
Они приближались к «следующей козе», и опять Леша говорил не то, что хотел сказать.
Так, от козы до козы, они подходили к белому уютному домику, в котором жила Даша с матерью, и здесь долго стояли, прощаясь, глядя, как крупные розовые мальвы в палисаднике клонят под ветром свои нарядные головки.
Потом Леша той же тропинкой шел к себе домой, и ему казалось, что те же самые козы с явной насмешкой пялят на него узкие, почти вертикально прорезанные глаза.
«Ничего! — утешал сам себя Леша Струнников. — Завтра обязательно скажу».
В цехе, где работали Леша и Даша, выходила стенная газета. Но это была особая газета. Она называлась «Поршень» и представляла собой большую красочную карикатуру с короткой хлесткой подписью под ней. Ох и крепко же доставалось от «Поршня» бракоделам и лодырям, лентяям и растяпам!
Когда свежий номер «Поршня» появлялся на щите, вокруг него в перерыв сразу же собиралась толпа, и если карикатура была удачной, от дружного хохота рабочих, казалось, трясутся стены цеха. А очень часто бывало и так, что тот, над кем смеялся «Поршень», стоял здесь же у щита. В зависимости от характера и темперамента, он или почесывал в затылке и, криво улыбаясь, говорил: «Здорово прохватили, черти!», или сердился: «Чего смеешься? Гляди, как бы сам в следующий номер не попал!», или с жаром утверждал, что «Поршень» не прав и он это докажет, «где надо».
А кончалось у всех одинаково. Потерпевший шел к редактору «Поршня», члену партийного бюро цеха, старому кадровому машиностроителю Ивану Спиридоновичу Голубину, и говорил, опустив грешную голову:
— Спиридоныч, ты… того… распорядись, пусть снимут с «Поршня». Я даю слово — больше этого не будет.
— У нас норма: три дня тебе висеть, — отвечал неумолимый Иван Спиридонович.
