Жаркие перегоны - Барабашов Валерий Михайлович (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Внизу, совсем рядом, свистнул электровоз. Бортников свесил голову: какой-то поезд втягивался на станцию; суставчатое длинное его тело, извиваясь между белыми полосами рельсов, казалось, каким-то чудом выбирало нужный путь. Облокотившись о широкий угольник перил, Виталий Николаевич смотрел, как поезд замедлял ход, слышал, как тягуче вздыхали тормоза и бодренько, словно радуясь возвращению, погудывал электровоз, но внимание Бортникова как бы скользило по всему этому. Жило в нем сейчас беспокойство, приведшее его сюда, на станцию, на этот вздрагивающий под десятком ног мост, беспокойство, обострившееся с того момента, когда он вскрыл письмо инженера Забелина. Работник управления дороги писал ему, первому секретарю обкома партии, о нуждах магистрали, о том, что «...вам, товарищ Бортников, надо лично и почаще бывать у железнодорожников». Дальше Забелин вносил конкретные предложения по переустройству этой вот сортировочной станции, «которая является сердцем всей магистрали и решительным образом влияет на работу всей дороги».
Предложения инженера были серьезными, принципиальными. Забелин писал о необходимости срочной реконструкции станции, и прежде всего — удлинения ее путей. Город теснил станцию, мешал, а она мешала городу. Сдавленная домами, постройками, Сортировка с трудом пропускала через себя сотни поездов, держала их на перегонах, невольно сбивая весь транспортный ритм. Забелин доказывал, что выход из создавшегося положения есть, что длинные станционные пути — до двух с половиной километров — дадут возможность принимать громадные — длинносоставные и тяжеловесные поезда. А длинный и тяжелый поезд — это экономия тяги, времени, места, на перегонах и станциях. Давно уже в развитых странах водят такие поезда, есть попытки и на Красногорской дороге, но пока что попытки — не более, потому что сформировать и провести тяжеловесный поезд не главная проблема. Проблема возникает на станции, где этот поезд не вмещается и ему приходится «рубить хвост», укорачивать, тратя на это время, отвлекая людей и технику — какой же тогда смысл в тяжеловесе?
Да, действительно, особого смысла в таком поезде не было — прибавлялось хлопот, а эффект оставался невысоким. Двухкилометровый состав от станции А к станции Б вез огромное количество груза, но станция Б не знала, что с ним делать — он не вмещался на путях.
Эта станция, Красногорск, лежала сейчас перед Бортниковым забитая грузовыми поездами, сдавленная небольшим вокзалом с одной стороны и деревянной улицей, частными домами — с другой, по ту сторону моста. Улицу, в принципе, можно бы и потеснить, убрать дома, но речь шла о другом — надо было не просто расширять станцию, а удлинять ее приемо-отправочные пути, то есть переносить стрелочные переводы, горловины, вытяжки... Это не только технически сложно в условиях действующей станции, но прежде всего дорого. На реконструкцию потребуются большие средства и немалое время — где все это брать?
Глядя на поезда внизу, Бортников думал о том, что затяжной сбой в работе дороги стал и для него в какой-то мере неожиданностью. Да, он всегда знал о возникавших трудностях, всегда был в курсе важных событий на магистрали, внимательно следил за ее развитием, помогал чем мог, — но вот достаточно ли?.. За примерами, как говорится, недалеко ходить. Ездил он, Бортников, три года назад вместе с Уржумовым в министерство, бил тревогу, пытался добиться увеличения ассигнований на модернизацию дороги. Но министр успокаивал — ничего, мол, сверхсерьезного не происходит, обычные трудности, нет причин для беспокойства — и он тогда поддался чужой убежденности, поверил... Да, честно говоря, и не считал себя вправе идти на открытый конфликт. Областью в то время руководил другой человек, Бортников был вторым...
— Теперь вот и думай, — проговорил, забывшись, Виталий Николаевич, и стоявшая поблизости женщина удивленно повернула к нему голову.
— Вы это... мне?
— И вам тоже, — смущенно кивнул Бортников и пошел прочь.
«Конечно, надо было нам построже говорить в свое время со строителями, — думал он, спускаясь уже по лестнице на асфальт перрона. — Забелин и тут прав...» Виталий Николаевич с досадой вспомнил, как управляющему Красногорсктрансстроем не раз удавалось убедить обком в том, что срыв заданий по капитальному строительству зависит от чего угодно, только не от самих строителей: то железнодорожники фронт работ не предоставили, не захотели давать «окна», то перенесли работы на другое время, и трест взялся за более выгодный заказ... И вот результат: капитальное строительство на магистрали серьезно запущено, оказались неразвитыми и линейные станции, недостроен ряд объектов важного технического назначения — депо (локомотивные и вагонные), горки, тормозные устройства на них, вторые пути и двухпутные вставки, котельные... Потому-то возросший вагонопоток и захлестнул дорогу. «Расшить» ее могли лишь срочные меры — предложения инженера Забелина ложились в их русло.
«Надо поговорить на эту тему с Колобовым, — решил Бортников. — Пусть созовет технический совет, подумает над письмом вместе со специалистами». Да, но вот сам-то Колобов... Бывший директор Красногорскмаша, он уже несколько лет руководит промышленно-транспортным отделом обкома. Работящий, знающий дело, хороший организатор. И все-таки Бортников не мог отделаться от крепнущего в душе несогласия с тем, к а к работает Колобов. Весь свой опыт, знания отдает заводам (он любил и знал их), а вот транспорт... С директорских, что ли, времен у него холодок к железнодорожникам? То и дело слышишь от заведующего отделом: железная дорога не идет навстречу заводчанам, дорога срывает подачу вагонов, дорога... Требовательность, конечно, необходима, но не становится ли она у Колобова однобокой?
Бортников медленно шел по утреннему, только что политому асфальту перрона. Асфальт сох быстро, но везде — там и тут — лежали еще мокрые блюдца; в лужицах блестели перевернутые отражения вокзала, вагонов, синего неба...
— Простите, Виталий Николаевич! — кто-то осторожно тронул Бортникова за локоть.
Бортников повернулся — на него слегка встревоженно смотрел начальник дороги Уржумов.
— А, Константин Андреевич!
Они пожали друг другу руки.
— Простите, Виталий Николаевич, — повторил Уржумов, — но мне передали, что вы здесь, один...
Бортников, крутнув черноволосой, аккуратно стриженной головой, засмеялся:
— Ну и поставлено у вас дело, Константин Андреевич! Не успел я на станцию вашу, как говорится, ногой ступить...
— Мне доложили, что вы...
— Ну хорошо, доложили, — лицо Бортникова поскучнело. — Хотел я сам кое-что глянуть... да ладно, раз приехали, давайте вместе. Походим, посмотрим, с людьми поговорим... Покажите мне станцию. Чем ее начальник сейчас, например, занимается?
— Сейчас?.. — Уржумов глянул на ручные часы. — Сейчас должен быть разбор работы за минувшую смену. Но... я же не предупреждал никого, люди...
— А что — люди? — перебил Бортников. — Придем, поздороваемся, послушаем, о чем говорят, какие решают проблемы.
— Да, все это, конечно, так...
Они миновали здание вокзала, направляясь в конец перрона, где стоял двухэтажный из серого кирпича дом.
— Вы Забелина, инженера, знаете, Константин Андреевич? — спросил Бортников, когда они поднимались по лестнице.
— Забелина? Ну конечно. Он у меня... у нас в управлении дороги работает. В локомотивной службе. А что случилось, Виталий Николаевич?
— Письмо я от него получил.
— Письмо?! И... что же? Жалуется?
— Нет. Не жалоба у него. Мысли.
— А... Ну, это он может, — хохотнул Уржумов.
— Мысли серьезные, Константин Андреевич. — Бортников не склонен был разделять тон начальника дороги. — Есть над чем подумать.
Он помолчал, словно проверяя этой паузой сказанное, и подчеркнул:
— Да, подумать есть над чем.
— Я могу ознакомиться с его содержанием, Виталий Николаевич? — спросил Уржумов, распахивая перед Бортниковым дверь в кабинет начальника станции. Сидящие вдоль стен люди, увидев входящих, дружно встали.
