...При исполнении служебных обязанностей. Каприччиозо по-сицилийски (Романы) - Семенов Юлиан Семенович (лучшие книги онлайн TXT) 📗
«Крестные отцы» отвечали: «Черномазых мы не пустим, мы брезгуем ими». Галло ярился: «Нельзя же работать по старинке! Вы думаете, я люблю негров?! Вы думаете, я ими не брезгую?! Вы думаете, ими не брезгует президент Джонсон?! Но ведь настали новые времена! Негров теперь процентят, их отбирают для работы в правительственных органах! Им начали давать кафедры! Они стали офицерами в армии! И мы должны процентить, чтобы не потерять их вовсе! Добрый мир с ними лучше хорошей войны!» Словом, «крестные отцы» не приняли предложение Галло. Тогда он организовал через прессу «утечку информации»: появились статьи, что «Бешеный Джо» — друг негров. Потому-то Джонсон и взял в руки пистолет, в карман положил десять тысяч и продырявил череп «защитнику меньшинств» Коломбо.
Люди Коломбо ответили на эти выстрелы — своими. «Бешеный Джо» получил пять пуль в живот и лоб. Над его гробом была произнесена клятва: «Улицы Нью-Йорка станут кровавыми реками, „Бешеный Джо“, ты будешь отмщен».
В течение недели, последовавшей за этой клятвой, были убиты Ферриано, Бруно Карневале, Ричард Гроссман, Чиприо и Томи Эрнст — мафиози из окружения Коломбо.
«Борцы за гражданские права» душили, резали, стреляли; драка за сферы влияния — кровавая драка, любой титул примешь, любому богу поклонишься, только б сохранить власть и деньги…
— А что вы знаете о Вито Дженовезе и Чарлзе Лучиано? — спросил я, когда принесли поразительно вкусное «капучини» — кофе со взбитыми сливками или бог еще знает чем.
Дон Нино ответил:
— Об этих людях говорят слишком много, но мне кажется, что никто не знает правды, да и никогда ее не узнает. Сильные люди — одно лишь можно утверждать со всей определенностью. И, как говорят все, знавшие их, в высшей мере добрые. Разве злые люди могли бороться против фашизма? Против Муссолини и Гитлера поднялись добрые, разве я не прав?
…Это невероятно интересно, когда ты долго готовишь материал, подбираешь факты, делаешь пометки на полях, сопоставляешь данные, имена, адреса, потом забрасываешь папки в стол — вроде бы вычеркнул из памяти, вздор, безделица, шальная идея, ничего больше. Но память — сложная штука, набор шифров, миллиарды пеналов, нет других таких хранилищ в мире, как бы не ошеломляла Ленинка или библиотека конгресса. Вроде бы ты и позабыл о папках, куда разложил журнальные вырезки, газетные заметки и записи бесед с интересными людьми, как вдруг, стоит высверкнуть по особому какому-то факту — и вся разлапистость материалов отливается в точную форму. Разговоры в Катанье и Неро оказались теми недостающими звеньями, которые помогли увидеть всю тему собранной, литой, что называется.
У меня в дневниках давно уже хранились кое-какие материалы об одном из лидеров американской мафии Вито Дженовезе. Итальянские мафиози — я видел их фотографии — незаметны, добродушны, тихи; истинные провинциалы в стоптанных башмаках, в рубашках без воротничков. Они преображаются ночью, когда, поглядывая на секундную стрелку, ждут выстрела — их люди разделались с непокорным, который думал жить по законам, отдельным от неписаного устава тайного ордена сицилийцев.
Когда Вито Дженовезе отправлялся в Новый Свет, он был «нижним» мафиози, самым, пожалуй что, «нижним», ибо рожден был Вито не в Сицилии, а в Неаполе, «городе мелких мошенников», как мне сказал в Палермо один синьор, — сидел за столиком дорогого кафе в рваных ботинках на босу ногу, пил «Наполеон», который стоит здесь баснословные деньги, и с удовольствием беседовал со мною на хорошем английском.
Дженовезе привлекался к суду пять раз: убийство конкурентов, продажа оружия и содержание тайных публичных домов. Пять раз он был оправдан за «отсутствием улик» — закон молчания в «коза ностре» идентичен закону «мафии» в Сицилии, с той только разницей, что за нарушение этого закона в Бруклине убивают очередью из автомата, а в Сицилии — выстрелом из старинного карабина.
Этот каскад оправдательных приговоров по делам, которые казались всем бесспорными (заслуживали пожизненного заключения или электрического стула), помог Дженовезе стать одним из руководителей «коза ностры». Он держал в руках проституцию, организовывал грандиозные шантажи, где взносы затравленных им людей исчислялись сотнями тысяч долларов, продажу наркотиков; он, пожалуй что, первым поставил этот бизнес на широкую ногу. Однако завязал этот бизнес в один узел с международной политикой Чарлз Лучиано.
В 1936 году Чарлза Лучиано посадили на скамью подсудимых. Срок — тридцать лет. Его помощник Бошальте был отправлен на электрический стул.
Вито Дженовезе, однако, исчез. Объявился он позже в Сицилии, объявился самым поразительным образом: в штаб-квартире чернорубашечников. Он открыл потрепанный портфель и вывалил на стол триста тысяч долларов.
— Я мечтаю, чтобы великий дуче узнал — его скромный единокровец хочет построить новое здание партии. Думаю, это докажет мою преданность фашистской Италии больше, чем слова иных болтунов.
Дуче узнал об этом; он внимательно изучил досье «крестного отца», он понимал, «кто есть кто» в мире мафии, которой он столь торжественно объявил войну и к разгрому которой так напыщенно звал нацию. Он разгромил мелюзгу, сильных не тронул; более того, он сохранил их — дуче думал о будущем.
— Дженовезе, — сказал он, вызвав к себе мафиози, — в Америке, в этой стране продажных плутократов и финансовых воротил, некий Карло Треска, марксист и мерзавец, оклеветал меня, а вместе со мною и все движение фашизма, то есть движение народных масс, выступающих за свободу и мир, против интернационального большевизма и алчного империализма. Я хочу, чтобы ты сказал свое слово по этому поводу, Дженовезе.
Дон Вито сказал свое слово: Карло Треска изрезали тремя автоматными очередями из «томми»; разложившийся труп нашли в трущобах старого Манхэттена.
Когда сообщение об этом появилось в газетах, Муссолини вызвал к себе Дженовезе поздно ночью, пригласил к столу и протянул мафиози бокал с шампанским.
— Ты истинный патриот новой Италии, — сказал дуче. — Фашизм не забудет твоей преданности.
А что же Лучиано, второй «крестный отец»? В 1942 году, как раз в то время, когда состоялся первый контакт Муссолини с Дженовезе, узник каторжной тюрьмы был привезен на конспиративную квартиру американской разведки ОСС. Беседы продолжались семь дней. Затем Лучиано, которому оставалось отсиживать еще двадцать четыре года, был поселен в тихом коттедже на побережье неподалеку от Нью-Йорка. Оттуда его перебросили в Африку. В Сицилию он пробирался сам — резидент ОСС начал свою работу. Помимо разведки он помнил и о бизнесе: именно он продал в Сицилии своим друзьям мафиози огромное количество американского оружия — конечно же «для борьбы с фашизмом»; сделка с Пентагоном исчислялась миллионами долларов; ни одному левому партизану, понятное дело, это оружие в руки не попало. А когда союзники высадились в Сицилии, первыми визитерами у американского губернатора острова полковника Полетти было два друга: Лучиано и Дженовезе; один — резидент американских спецслужб, другой — друг дуче, истинный борец, настоящий фашист.
Кому же они служили? Да никому. Себе. Мафии. Если допустить возможность победы фашизма — Дженовезе вхож к дуче. Если же победят союзники — Лучиано коронован резидентом ОСС.
…Структура мафии, рожденная в Сицилии, надежно гарантирует «безопасность преступников, обреченность жертв, непрерывность работы».
Первичная организация — «семья». Именно такого рода «семья» объединяет одну, порой две сицилийские деревни. Кто является членом «семьи»? Отцы, дети, братья (и сестры конечно же!), двоюродные братья, шурины и девери — поди разруби такого рода «семейную поруку», когда неосторожно вырвавшееся слово ставит под удар не кого-нибудь, а сына или брата! Такое не простят — закон молчания обратно пропорционален «закону мести». По семейному принципу сформировалась и «коза ностра», когда сто лет назад первые сицилийские иммигранты появились в Новом Свете — без знания языка, без профессии, неграмотные крестьяне, умевшие метко стрелять, молчать и благодарить до гробовой доски того, кто дал хлеб их детям.
