Взять живым! - Карпов Владимир Васильевич (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Отстреливаясь на три стороны, стали отходить и другие разведчики. Саша Пролеткин выбрался за проволоку последним, и Ромашкин тут же подал сигнал своим артиллеристам. Ракета его еще не успела погаснуть, как дрогнула и вскинулась черной стеной земля.
Пригнувшись, разведчики побежали к своим окопам в полный рост. Снаряды гудели над самой головой. Сначала только свои, а потом и чужие – немецкая артиллерия открыла ответный огонь. Пришлось залечь.
В нейтральной зоне, между двух шквальных огней, было сейчас самое безопасное место.
Пленному перевязали плечо, и он послушно лежал рядом с Рогатиным.
– Гляди у меня, не шебуршись! – погрозил ему пальцем Рогатин. – Не то по шее получишь.
Немец согласно закивал:
– Яволь, яволь. Гитлер капут.
– Понятливый, – усмехнулся Рогатин…
Когда канонада стала чуть затихать, поползли опять к своим траншеям. И доползли. Все, как один, невредимые.
Перед отправкой пленного в штаб дивизии его, как всегда, первым допрашивал Люленков. Капитан расположился на бревне при входе в блиндаж. Все штабники, когда нет обстрела, выбирались из-под земли на солнышко.
Ромашкин подсел к Люленкову.
– Дивизия перед нами прежняя, – сказал ему капитан и тут же задал очередной вопрос немцу: – Значит, вы рабочий?
– Да, я токарь. Работал на заводе в Дрездене.
– Почему же вы против нас воюете, у нас же государство рабочих и крестьян?
– Меня призвали в армию. Разве я мог не воевать?
Ромашкин еще раз оглядел пленного. Да, это был тот самый бледный, светловолосый. Теперь прикидывается овечкой, а в траншее вел себя по-другому. Василий, медленно подбирая слова, напомнил ему:
– Ты много стрелял. Подкарауливал наших и стрелял.
– Это моя обязанность, я солдат.
– Другие солдаты днем не стреляли, только ты подкарауливал и стрелял.
– Лейтенант все видел, – уточнил Люленков. – Два дня он лежал перед вашей проволокой.
– О, лейтенант очень храбрый человек! – льстиво откликнулся пленный. – Мы не ждали вас днем. Мы знали: вы приходите ночью.
Он явно хотел уйти от разговора о том, что стрелял больше других. И Ромашкину почему-то подумалось, что рыжий, наверное, был лучше этого – честнее и порядочней. Поинтересовался: кто же такой рыжий?
Люленков перевел вопрос.
– Его звали Франтишек, он чех из Брно, до войны был маляром, – охотно ответил пленный.
– У вас что, смешанная часть? – заинтересовался капитан.
– Да, теперь многие немецкие части и подразделения пополняются солдатами других национальностей. Мы понесли большие потери.
– А может быть, это потому, что другие национальности – чехи, венгры, румыны – не хотят воевать против нас, а вы их заставляете?
– Не знаю. Я маленький человек. Политика не мое дело.
Ромашкина все больше раздражал этот хитрец. «Маскируется под рабочего, спасает шкуру, фашист проклятый». Брезгливо отодвинулся подальше от него.
А вернувшись в свой блиндаж, сказал Пролеткину:
– Саша, ты был прав насчет той лошади… Перед нами стоит прежняя дивизия.
Пролеткин просиял, взглянул на Рогатина победителем.
– Слышал, что лейтенант сказал? Вот и подумай теперь, кто из нас балаболка?
Рогатин только почесал в затылке.
Остаток дня Ромашкин вместе со всеми участвовал в пиршестве, которое устроил старшина Жмаченко. Был весел, но неприятный холодок нет-нет да и окатывал его. Все еще не верилось, что днем, на виду у врага они утащили «языка» и вернулись без потерь!
А когда легли спать и в блиндаже погасили свет, его стала бить нервная дрожь. «Тормоза не держат, – с грустью подумал Василий. – Да тут натяни хоть стальную проволоку вместо нервов, и то не выдержит. Это ж надо, днем, на виду у всех! И как мы решились? Если пошлют еще раз на такое задание, у меня, наверное, не хватит сил. Впрочем, днем теперь и не пошлют, – подумал он с облегчением. – Командование тоже понимает, что такое может получиться только раз».
Все лето полк Караваева провел в обороне, а с сентября начались тяжелые и на первый взгляд совсем безрезультатные наступательные бои. Велись они почти беспрерывно.
В полном изнеможении Ромашкин снял изодранный, грязный маскировочный костюм. Обессилевшие руки не поднимались. Его разведчики находились в таком же состоянии.
Позвал старшину, приказал:
– Тебе, Жмаченко, и всем, кто с тобой оставался, всю ночь дежурить посменно. В первой траншее – по одному бойцу на сто метров, и те, наверное, уже спят. Как бы фрицы голыми руками всех вас не передушили.
– Фрицы тоже вповалку лежат, вы крепко им поддали сегодня, – ответил Жмаченко. – А охрану я выставлю, отдыхайте спокойно, товарищ лейтенант. – Лейтенантом назвал по привычке – со вчерашнего дня Ромашкин старший лейтенант, однако он и сам еще не освоился с новым званием.
– Поддали своими боками, – заворчал Голощапов.
И Василий мысленно вновь увидел, как малочисленные роты поднимались нынче в атаку. Больно смотреть.
«Куда там наступать! Если фашисты нанесут контрудар – на своих позициях не удержишься».
Не раздеваясь, Ромашкин повалился на жесткие нары и мигом заснул. Спал, казалось, совсем недолго, а уже кто-то тянет за ногу.
– Товарищ старший лейтенант, проснитесь!..
В блиндаже было темно, лишь алый бок железной печки светился в углу. Усталость еще не прошла, в тепле она расплылась по телу вязкой тяжестью.
– Вас до командира полка требуют, – шептал старшина, опасаясь разбудить других, и шепот его убаюкивал еще сильнее.
«Зачем понадобился? – соображал в полусне Ромашкин… – Неужто опять за „языком“ пошлют?»
Он встал на слабые еще ноги, нащупал автомат, привычно вскинул на плечо и, не открывая полностью глаз, досыпая на ходу, направился к двери.
Колючий ночной мороз сразу прогнал сонливость, взбодрил. Ромашкин втянул шею, сунул руки в карманы и хмурый зашагал по оврагу. Снег взвизгивал под ногами, будто от боли.
У блиндажа командира полка какие-то люди усердно дымили самокрутками. Подойдя вплотную, Василий рассмотрел: собрались командиры батальонов, артиллеристы, политработники, тыловики.
Караваев и Гарбуз вышли, когда адъютант доложил, что все прибыли. Лицо у командира полка тоже мрачное, в глазницах сплошная чернота. Гарбуз чуть бодрее.
– Товарищи командиры, – негромко сказал Караваев, – в блиндаже мы, пожалуй, не поместимся, давайте поговорим здесь. Я не задержу вас. Мы вот с комиссаром только что вернулись из дивизии. Нам опять поставлена задача наступать!
Ромашкин не поверил своим ушам: «Не может быть!» Остальные отозвались сдержанным, явно неодобрительным гулом. Командир первого батальона, худой и длинный капитан Журавлев, спросил:
– С кем же, товарищ подполковник, наступать? В ротах людей – раз, два и обчелся.
Караваев посмотрел на него сочувственно, но ответил твердо:
– И все равно будем наступать. Немцы снимают войска с нашего фронта и перебрасывают под Сталинград. Пленный, добытый вчера разведчиками, подтвердил это: немецкий полк, с которым до сих пор имели дело только мы, теперь обороняется на широком фронте против двух полков нашей дивизии, потому что его сосед справа выведен в тыл.
Комбат Журавлев зло глянул на Ромашкина, будто он был виноват в том, что немцы перегруппировывают свои силы.
– Не одним нам тяжело, – продолжал Караваев. – Вся дивизия… да что дивизия, несколько дивизий ведут наступление на пределе своих возможностей. Но мы должны сорвать планы противника! Я уже распорядился о пополнении стрелковых рот за счет тыловых подразделений. На передовую направляются повара, писари, коноводы, ремонтники. Кто что получит и кто кого обязан отдать, узнаете у начальника штаба. А теперь слушайте боевой приказ…
Караваев поставил задачи стрелковым батальонам, артиллерии, специальным подразделениям. Разведвзвод он оставил в своем резерве. Приказал Ромашкину быть рядом с полковым НП.
После командира говорил Гарбуз:
