Пузыри славы (Сатирическое повествование о невероятных событиях, потрясших маленький городок Яш - Гирфанов Агиш Шаихович
Хайдаров направил свой многолетний давности фельетон в яшкалинскую прокуратуру и приложил фекеровскую фотографию.
Дабы не вспугнуть злостного беглого алиментщика, который мог снова скрыться, следователь явился в комбинат бытового обслуживания как клиент, которому надо, мол, срочно произвести капитальный ремонт квартиры. В комбинате в тот день дежурил по приему заказов Родис. Следователь увел его якобы к себе на квартиру. Родис предупредил Ибрахана, что задержится, в комбинат уже не вернется и приедет на загородную базу отдыха с оказией.
Родис был задержан. Пока лишь по алиментным делам. В тот самый час, когда следователь снимал показания с Родиса, в прокуратуру с заявлением о его мошеннических проделках явилась Гиззельбанат.
Родис коварно и подло обманул ее еще и в сердечных делах. Божился, что холост, хотя уже числился женихом Тиниры — дочери участкового милиционера.
Заявление Гиззельбанат потянуло за собой длинную цепочку аналогичных афер с облигациями. Попутно обнаружилось, что Родис за соответствующую мзду, разумеется, записывал нуждающихся в жилплощади в несуществующие жилищно-строительные кооперативы.
На квартире у него, а точнее, на квартире его тестя, под чьей защитной крышей проживал Родис, произвели обыск и нашли там крупную сумму денег.
Вот по какой уважительной причине не присутствовал Родис на сабантуе.
Так закончилась эпопея Ибрахана и ибрахановцев на ниве бытового обслуживания в маленьком городке Яшкале.
Итак, впереди вторая часть. Там мы перебросим Ибрахана и ибрахановцев на другую работу. И посмотрим, что из этого выйдет…
Часть вторая
КАМНИ ПРЕТКНОВЕНИЯ
ФИЛОСОФ ПОНЕВОЛЕ
Представьте себе бурлящий водоворот будничных дел. Одна забота настигает шквалом другую, а там, глядишь, неотразимо надвигается третья. Вот в таком водовороте беспомощно барахтался Ибрахан Сираевич Ибраханов, когда возглавлял комбинат бытового обслуживания. Свободной минутки у него тогда не было, чтобы проанализировать или, проще выражаясь, осмыслить события, которые разворачивались вокруг него.
Зато теперь, отстраненный от руководства комбинатом, Ибрахан получил возможность все двадцать четыре часа в сутки предаваться глубоким философским размышлениям на самые разнообразные темы — о себе, о жизни, о своем месте в ней.
А что такое жизнь? — задавал Ибрахан себе вопрос. Какой-то мудрый человек определил жизнь как горение. Но гореть можно по-разному. Иной горит ярким пламенем, а тот тлеет чадным огоньком, бесцельно коптит небо. И это тоже горение! Так и он, Ибрахан, оставшийся не у дел, тоже сейчас коптит, а не горит.
Формально Ибрахан числился в резерве. После всего происшедшего яшкалинское руководство не очень торопилось в воспитательных целях предлагать ему какие-то ответственные посты. Надо, чтобы человек прочувствовал свою вину, переболел и предстал через какое-то время очищенным от скверны, которая опутала его на вверенном ему участке. Пусть на досуге — теперь ничем не ограниченном — он глубже осознает, где и на чем он поскользнулся, где и в чем дал промашку.
Конечно, легче всего свалить вину на исчезнувшего неведомо куда Булата. Да, Булат был натурой увлекающейся, и его нередко заносило в заоблачные выси. Но, по-честному говоря, Ибрахан считал, что задумка Булата была перспективной. При умелом и твердом руководстве из его затеи мог выйти толк. Значит, тут налицо определенная личная недоработка Ибрахана. От этого никуда не уйдешь…
После разыгравшейся бури в жизни Ибрахана как будто наступил штиль. Но затишье было кажущееся. В душе все кипело и клокотало. Он признавал суровое решение по его персональному делу вполне справедливым. Правда, трудно было примириться с мыслью, что вышиблен из номенклатурной колесницы, пусть даже временно, как он надеялся.
Первые дни он отсиживался дома. Стыдно было появляться на людях, неловко было смотреть в глаза тем, кого считал равными себе. Ему казалось, что прохожие отворачиваются от него, делают вид, что не знают его.
Когда кто-то из многочисленных друзей подходил к Ибрахану и искренне выражал сочувствие по поводу случившегося, ему чудилось, что это все показное, фальшивое. Но если кто не по злому умыслу, а по рассеянности проходил мимо и не здоровался с ним, он воспринимал это как удар.
Но сколько можно отсиживаться дома?! Согласитесь, весь день смотреть на постные и зареванные лица Ямбики и Миниры — не всякий выдержит.
Что делать, как убить медленно и томительно тянущееся время, пока тебя не призовет высокое начальство? Ибрахан уходил в лес. Там, на лоне природы, он обретал успокоение мятущейся душе.
Пусть нехотя опадающие листья и наводят на грустные аналогии… Да, и он, как опавший лист… Значит, ничего неестественного в его судьбе нет, значит, увы, таков суровый закон жизни — отжил свое и отделился от ветки…
Стоило Ибрахану, гуляя по лесу, заметить пробивающуюся из-под каменной глыбы травку, как он застывал, любуясь смелой травкой, которую не смущали никакие каменные преграды, которая хотела жить и будет жить! Какой наглядный и поучительный урок преподала травка — не пасовать перед трудностями, а настойчиво, несмотря ни на что, двигаться вперед и только вперед!
Зеленой травинки достаточно было, чтобы успокоить и приободрить Ибрахана, заставить его смотреть на будущее радужно. Как мало, оказывается, нужно человеку!
ВОЗРОЖДЕННЫЙ ИЗ ПЕПЛА ФЕНИКС
Наконец сегодня Ибрахану позвонили по телефону домой и пригласили к Аксакалу на большой разговор. Долгожданный вызов и обрадовал и испугал. Ибрахан рад был тому, что его не забыли, позвали в Голубой дом, и в то же время он понимал, что разговор предстоит далеко не приятный. Конечно же вызывали его не для того, чтобы вручить на серебряном блюдце конверт с решением о назначении на новый высокий пост. Так не бывает даже в современных сказках! Ибрахан шел в Голубой дом, никого не видя, ничего не замечая. На улице и на душе было сумрачно. Все небо заволокло дождевыми тучами.
Углубившись в невеселые мысли, он споткнулся о камень, очутившийся каким-то образом на его пути, неловко упал и распластался на земле. Хорошо, что рядом, откуда ни возьмись, появился Уркенбай — печальная знаменитость Яшкалы.
Поскольку Уркенбай остался как-то обойденным вниманием в первой части нашего повествования, мы считаем своим долгом хотя бы вкратце познакомиться с ним.
Портрет его потребует нескольких строк. Вообразите вылепленную из грязного и рыхлого снега бабу с поношенной шапкой, надетой набекрень в любую погоду — зимой и летом. На одутловатом спившемся лице выделялся большой с красными прожилками нос. Это был особенный нос: Уркенбай совал его во все, что бы ни происходило на улице, вмешивался в любой разговор, впопад или невпопад, вставлял реплики, не зная даже, о чем идет речь.
Уркенбай переехал в Яшкалу недавно, но за короткое время прослыл лодырем, летуном и многоженцем. Сменил четырех или пятерых жен и несколько мест работы. Человек без определенной профессии, он был многоотраслевым шабашником.
Уркенбай помог упавшему Ибрахану встать и стряхнуть с костюма пыль.
— И как он сюда снова попал, этот проклятый камень? — залопотал Уркенбай, чадящий дешевой сигаретой «Спорт». — Три месяца назад этот же камень чуть не лишил меня сына. Жена моя, которую я сосватал из деревни Туишево, тоже споткнулась об него. А она, надо вам знать, была на сносях. Хорошо, что удачно упала — на спину, иначе бы мой потомок не увидел бы белого света. И надо же было, чтобы именно вы, уважаемый Ибрахан, наткнулись на него!
То обстоятельство, что совершенно незнакомый человек, знающий его, помог в беде, несколько отвлекло Ибрахана от мрачных мыслей.
— Откуда ты меня знаешь, незнакомец?
