Сапоги — лицо офицера - Кондырев Виктор Леонидович (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Что же директор не сказал раньше? — спросил Тимоха. — Всегда можно было бы послать людей.
Нет, продолжал объяснять мужчина, директор здесь ни при чем, дом бесхозый, никому не принадлежит, только место занимает, но кирпичи пригодятся в его хозяйстве, можно новый дом сложить.
— На день, говорите? — переспросил Кушник. — Если послать десяток моих… А, Сергей?
Тимоха настойчиво смотрел Кушнику в глаза.
— Ну, ясно! — спохватился Кушник. — Дело это такое… Едать мои серые кости! Дело серьезное…
— А как же, конечно, не за спасибо! — откликнулся мужчина.
Он дает офицерам сто рублей, кормежку и питье берет на себя, ребята в обиде не будут, хоть прямо сейчас пойдем, чтоб времени не терять…
— Я отберу гвардейцев, — сказал Кушник.
Отойдя, зашептал Тимохе:
— Поделим на двоих, чего дробить… Ты только, блядь, не распространяйся, а то денежки наши, фьють, пиздой гавкнут! На такую ораву все равно не напасешься…
Дешевый трюк
До семи было часа два, и Янич, лежа на кровати, равнодушно наблюдал за ползущим по потолку клопом.
Поначалу эти твари отравляли жизнь, с ними боролись, как могли, обильно смазывали кровати керосином и соляркой, спали, не гася свет, ставили ножки кроватей в баночки с водой, жгли насекомых спичками, но в конце концов сдались. Клопиная тактика была проста. Клоп заползал на потолок, прицеливался и падал сверху на кровать, следом полз другой, третий, четвертый…
Клоп упал на плечо, Янич щелчком сшиб его на пол.
Часы грустно тикали, за стеной начали стучать стаканами, Янич приготовился притвориться спящим, если придут звать. Не хотел пить до семи, твердо решил прийти на свидание трезвым, выполнить обещание.
С Ириной он познакомился уже дней десять назад, виделись каждый вечер, бродили по городку, заходили в кино, перед расставанием вежливо целовались. Была она красивая, высокая, плотная, редко улыбалась и отказывалась зайти поболтать и выпить.
Я засыпаю от водки, говорила, какой тебе интерес видеть меня спящей, да и сам ты уже пьяный, выпьем еще, совсем расклеишься, пойдем лучше к реке. В первый день Янич соврал, что не женат, а теперь казнился, никогда в таких случаях не врал, к таким дешевым трюкам прибегают только пожилые командировочные. Как Яков Петрович, сосед по комнате, приехавший в эту дыру по делам из Хабаровска. Он несколько раз приводил в комнату женщин, Янич с Кушником, немного поболтав для приличия, тактично выходили, слонялись вокруг дома. Женщины оставались недолго, в городке считалось плохим тоном провести ночь в гостинице, уходили всегда до одиннадцати.
Ирина ждала возле столовой.
Зайдем, предложил он, и женщина неожиданно согласилась, зайдем.
Вечерами рабочая столовая превращалась в ресторан. Вход на кухню задергивался большой цветастой занавеской, зажигали торшеры, вкатывали на столике радиолу, посетители ставили пластинки. Вместо обычного вина подавали водку. Котлеты и гуляш заменялись «Пельменями по-амурски», в глиняном горшочке, горячими и вкусными. Официантки буднично брали щедрые чаевые, играла музыка, люди не шумели и не скандалили.
После выпитой водки Ирина не заснула, напротив, заулыбалась и растанцевалась, тихо напевала в танце. Янич смотрел на ее красивое лицо, любовался и досадовал, был бы не женат, как было бы хорошо. С такой женщиной и в Европе показаться не стыдно. Что ты все время меня к себе домой тянешь, хитро смеялась она, в этот клоповник, там же полно пьяных мужиков, сослуживцев твоих, как им пить не надоедает…
Возле гостиницы он придержал Ирину.
— Постой, пожалуйста, секунду. Я гляну, как там. Думаю, что все уже спят…
Яков Петрович не спал, сидел с женщиной на кровати и весело рассказывал о жизни в Хабаровске, далеком, почти столичном городе, не чета этому захолустью. Янич был знаком с женщиной, симпатичной грузчицей в магазине, виделись по нескольку раз в день.
— Сейчас девушка зайдет, — сказал Янич, — мы тоже немного посидим.
О чем речь, обрадовалась пара, это еще лучше, вчетвером веселее будет, поговорим, найдется, что выпить, веди.
— Нет, нет, мне хватит! — смущалась Ирина. — Мы и так уже много выпили в ресторане.
— Ты, дочка, не скромничай, — приветливо улыбался Яков Петрович. — В ресторане выпить — это одно, а дома — другое… У нас в Хабаровске вообще не ходят по ресторанам, все по хатам сидят, так веселей. Там, извини друг, одна офицерня пьет. Правда, сейчас командующий округом запретил офицерам ходить в ресторан, патрули в дверях не пускают…
Сильно толкнув ногой дверь, в комнату быстро вошел Кушник, только на середине сумел остановиться, медленно кивал головой, улыбаясь, приложив палец к губам.
— Ф-ф-ф! — подул он на палец и посмотрел осмысленно. — Я ненадолго, ребята… Хочу немного поспать… Потом уйду, мешать не буду…
Женщины смотрели растерянно.
— Боря, не волнуйся! Я в курсе, что женщины любят! Главное — это крыша над головой и выключатель! Я сплю! А для вас свет выключу!
Не надо, пусть так будет, неубедительно запротестовали женщины, но Кушник выключил свет, с грохотом цепляясь за табуретки, добрался до своей кровати у окна, не раздеваясь, трупом, вываливающимся из шкафа, бухнулся на постель и сразу зашелся в храпе…
Все умолкли, осторожно двигались в темноте, старались не скрипеть пружинами, целовались…
— Ты меня обманул, Боря, ты женат, я знаю, — шептала Ирина, не сопротивляясь. — Я сразу подумала, такой красивый парень не может быть холостым…
Янич молча целовал ее.
Рядом тоже громко скрипела кровать, Яков Петрович шумно сопел, Петя Кушник скрежетал зубами во сне и протяжно, по-звериному, стонал.
Новолуние
Капитан Рева вышел на крыльцо и пьяно обрадовался.
Тонкий серп луны зыбко светился над головой.
Это мне и нужно, бормотал Рева, расстегивая ширинку, это мне просто повезло, как чувствовал, что надо на воздух выйти.
Четыре больших бородавки возле большого пальца на правой руке давно огорчали капитана. Он их перевязывал ниткой, смазывал ляписом, обкусывал, иногда, от нечего делать, прижигал папиросой, ничего не помогало, бородавки росли и росли. Сейчас он вспомнил рецепт — помочиться на бородавки, глядя на молодой месяц, верное средство, не будут же люди врать.
Капитан, истово глядя на луну, добросовестно оросил, для верности, руку до локтя.
Только что очнувшийся и тоже вышедший на воздух Оверьянов не разделял восторгов по поводу новолуния, вздрагивал от осенней ночной свежести. Вот и пролетело лето, через месяц, глядишь, морозы начнутся, опять снег, опять валенки…
— Достань-ка что-нибудь выпить, Рева! — расстроился Оверьянов. — Ночь впереди, а мы весь день проспали… Сопьемся к хренам, а глотнуть все же надо. Скоро уедем…
Пошли по улице, прогуляться, как предложил Оверьянов, проветриться, посидеть на природе, сменить обстановку. Капитан бережно нес бутылку водки, поглядывал на месяц.
— Зайдем-ка на огонек, может, Валя дежурит сегодня, — сказал Рева, кивнув на полоску света в окне конторы. — Если там она, выпьем по-человечески, в женском обществе.
— Да у нас-то и пить нечего, — недовольно волновался Оверьянов, послушно идя за капитаном. — Куда нам еще третьего, на двоих и то мало…
Дежурная на леспромхозовском коммутаторе, хрупкая приветливая женщина, была не одна, в комнате сидел лейтенант Фишнер и встревоженно смотрел.
— Вы чего людей по ночам пугаете? — смеялась Валя, доставая из-под стола начатую бутылку спирта. — Мы с Мосей никого не ждали, разговаривали… Перебили только! Давай, Мося, рассказывай дальше!
Фишнер застеснялся, махнул рукой, выпьем лучше, потом поговорим.
Быстренько налили, выпили, помолчали, выпили еще, разговор не клеился.
Валя неожиданно разгрустилась, налила себе стакан, затем другой. Зачем мне такая жизнь, ожесточалась она, какая была гнусная, такая и осталась, такой и до смерти останется, куковать здесь в тайге, ни радости никакой, ни удовольствия, о счастье и говорить нечего. С трех лет в детдоме, кто его знает, где родители и были ли они, видела только зверство и скотство, одни свиньи вокруг, мужики с вонючими ртами, импотенты и алкаши, как она всех их ненавидит, вшивоту эту и гадость вонючую.
