Лори Лэн, металлист (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том XIX) - Шагинян Мариэтта Сергеевна
В первый же день по приезде банкир принял отчет доктора Гнейса и теперь стоял у своей палатки, не спуская крысиных глазок с дорога. Он смотрел до тех пор, пока не увидел танцующую тень мосье Надувальяна, шедшего не столько по прямой, сколько справа налево и слева направо.
— Это, конечно, очень экономный способ хождения! — проговорил Вестингауз, выкатив монокль и беря мосье Надувальяна за руку. — Если бы все железные дороги строились по принципу этого хождения, мы не имели бы, дорогой мой, ни единого населенного пункта, лежащего вне полотна железной дороги.
С этой речью он втолкнул мосье Надувальяна к себе в палатку. Армянин сел, вытер лицо носовым платком и сердито взглянул на банкира.
— Если ты думаешь, — произнес он в высшей степени трезво, — если ты думаешь, что я наклюкался, — ты прав. Но ты можешь лить в меня сколько угодно, а мозги Надувальяна останутся на высоте. Третий этаж наводнению не подлежит.
— Приятно слышать, — ответил банкир. — Будьте внимательны. Я имею сообщить вам огромную новость.
С этими словами Вестингауз оглянулся по сторонам и, не заметив никого, кроме Грэс, сосавшей шоколадку над брошюрами Пасифистского общества, спокойно продолжал:
— Мы открыли на вашей земле минерал. Он будет выплавляться тайком от Советской власти, которая, впрочем, и не имеет на него прав. Вы будете регистрировать общее количество выплавки и сдавать в закупоренных баллонах нашим агентам — ночью и под величайшей тайной. Мы предлагаем вам самому назначить цену за эту операцию!
Мосье Надувальян задумчиво покачал головой.
— Каков твой минерал на вид?
— Он похож на красный сироп. Хранить его нужно в сосудах из горного хрусталя. Каждый сосуд будет запечатан доктором Гнейсом. Но вы не бойтесь, мосье Надувальян, — отправка не грозит вам никакой опасностью.
— Надувальян ничего не боится! — сухо ответил армянин. — Надувальян думает, стоит ли этот товар, чтоб его отправлять?
— О! — воскликнул Вестингауз: — милейший мой, он стоит полмира. Он дает в руки нашей армии несокрушимую силу. Он вернет вам вашу родину в полплевка.
— Карашо, — ответил армянин, вставая с места и быстро справляясь с двумя этажами, пострадавшими от наводнения, — карашо. Будешь доволен. Цену я назначу. Сегодня поеду за своим человеком для дела, одному не обойтись.
С этою речью мосье Надувальян ринулся из палатки, похвально отпечатывая свои ноги на каждый точке пространства. Когда он, спустя полчаса неустанной ходьбы, поворотил, наконец, за угол, сделав колоссальное количество шагов, — говоря математически, двенадцать в квадрате, — ноги его подкосились, третий этаж свалился на два нижних, и мосье Надувальян в весьма неудобной позе занялся извлечением квадратного корня из создавшихся обстоятельств.
— Мало надежды, что этот плут отправится сегодня за своим человеком! — раздражительно произнес Вестингауз, опуская полог и подходя к жене. — Ну-с, крошка! Вы, кажется, стали умницей. Поль доволен вами, и я доволен вами.
Грэс приняла заигрывание банкира с самой милой гримасой. Когда он прошелся пальцем у ней под подбородком и намеревался несколько удлинить маршрут, Грэс мягко отвела его руки и посоветовала не напрягать свое сердце. Положительно, из нее выработалась дельная маленькая женщина. Если б не политика, он способен был бы уделить ей излишек своей энергии.
— Терпение, крошка! — воскликнул он игриво: — терпение! Неделя, две, три — и мы станем, наконец, твердыми ногами на землю. Социальные бредни исчезнут с лица земли. У нас будет время заняться… э… личной жизнью.
Между тем мосье Надувальян благополучно справился с математикой и был отнюдь не склонен подтверждать пессимистические выводы Вестингауза. Не прошло и получаса, как он добрел до своей палатки, вызвал туземца и плотно уселся на мула, которого означенный туземец повел под уздцы.
Мусаха-Задэ и Нико Куркуреки, проводившие свой первый рабочий день в палатке за составлением сметы, плана восстания и руководства гражданской войны, выставили головы за полог, провожая его завистливыми глазами. Этот пошлый человек орудовал без всякого плана. Тошно глядеть, как он сидел на муле, точно игрушечный паяц на медведе в витрине детского магазина. И, тем не менее, он орудовал.
В настоящую минуту — пятками, усердно утрамбовывая ими ту часть живота доблестного мула, которая делала его единственным на земле ангелоподобным существом, лишенным греховных атрибутов.
— Гражданин, не бей мула под брюхом, — посоветовал туземец, — не то он станет поперек дороги и будет стоять суток пять, если не больше.
Мосье Надувальян прекратил свои намеки, и мул затрусил вниз по головокружительным зигзагам. Путешественники останавливались в каждой деревне, где только водился овечий сыр. Известно, что овечий сыр подается не иначе, как на тарелке, которая прикрывает кружку — таков горный обычай, не терпящий засорения доброго ширванского напитка.
Туземец не вникал в намерения путешественника. Он только осведомился, что именно ему нужно, и узнал, что мосье Надувальяну до крайности нужна тетка. Впрочем, мосье Надувальян не был уверен, что нужная ему тетка существует, тем более, что у него никогда не было опыта по части теток, перемерших в ранней молодости.
Они миновали уже несколько деревень, виадуков, оросительных каналов, туннелей и виноградников, а туземец рассказал ему множество историй о процветании и возрождении его отчизны, как вдруг мул ударил задними копытами, взбесился и полез под мост. Под мостом он остановился, понурил голову и заснул.
— Плохая примета! — пробормотал туземец, залезая по пояс в воду и вскарабкиваясь на мула. — Если мул хочет промочить себя до колен, это значит, что он спасает от воды свои уши. Будет гроза!
Не успел он договорить, как молния иголкой поцарапала окрестность, загрохотал гром, и по мосту — что есть силы — забил град величиной с куриное яйцо. Мосье Надувальян и туземец плотно прижались друг к другу, в то время как градины падали с плеском в воду, напоминая настоящую бомбардировку.
— Нехорошо! — вздыхал туземец: — побьет виноградники и посевы. Сколько раз Советы собирались выписать из Италии градобитную пушку и не смогли! Денег нет.
— Гм! — крикнул мосье Надувальян.
Мул стоял под мостом около часу, покуда наши путешественники не промерзли до костей. Потом он вздернул хвостом и ушами, вылез из речки на дорогу и двинулся было дальше, как вдруг снова остановился. На мокрой, грязной дороге, еще усеянной крупными градинами, не успевшими растаять, стоял большой воз сена. В сене была дырка, а в дырке сидела толстая старая армянка с повязанным ртом. Она преспокойно ссыпала из сита к себе в подол целую кучу зернышек кукурузы, очищенной градом лучше всякой машинки.
— Гм! — снова произнес мосье Надувальян. — Старуха мне нравится. Это и есть моя тетка. Здравствуй, тетка!
Неизвестно, какой разговор произошел между ним и старухой, так как он велся вполголоса и даже туземец не принял в нем никакого участия. Но, когда банкир Вестингауз поздно вечером выкатил из глаза монокль, чтоб зевнуть и хрустнуть, как следует, собственными костями, на дворе раздался стук копыт и оглушительный хохот князя Куркуреки. Вестингауз лениво поднял полог.
По склону ехал мосье Надувальян, держа перед собой страшную черномазую ведьму, повязанную по самые ресницы. Он обращался с ней в высшей степени почтительно. Завидя банкира, он подмигнул ему левым глазом и крикнул: — Карошая тетенька! Займется хозяйством. Сам знаешь, без своего человека справиться невозможно.
Глава сороковая
ЛАКЕЙ ПОЛЬ НА ПУТИ К БОГАТСТВУ
Горы лежали в раннем утреннем свете, острые, частые, прямые, как дьявольский кегельбан. Небо горело золотом. На траве белел иней. Но бедная Грэс, прислонившаяся к скале и спрятавшая плечи и кудри в шарфик, могла менее всего наслаждаться пейзажами: между нею и горизонтом, точь-в-точь как на поздравительных открытках, стояла трафаретная, круглая, бритая, красная, похожая на луну — голова лакея Поля.
