Заслон (Роман) - Антонова Любовь Владимировна (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
— Ну что ж, если явилось такое желание. Мне скажут «иди», я иду. Скажут «стой» — стою. — Разговор принимал нежелательный оборот. Вениамину стала вдруг смешна задиристость Алеши.
— Вот чилим-то! — воскликнул он сквозь смех. — Вот орешек-то водяной, отовсюду, где ни тронь, колючки торчат. А нам, брат, вместе шагать да шагать, быть может до самого смертного часа!
— Ты так думаешь? — улыбнулся и Алеша. — Ну ладно, выкладывай, что за важное дело по ночам тебе спать не дает.
— Я к тебе как к коммунисту обращаюсь, — ответил после небольшой паузы Вениамин. — Партийная конференция постановила: «Все члены РКП (б), до 20 лет включительно, должны облкомпартом и местными организациями откомандироваться в Российский Коммунистический Союз Молодежи для участия в его работах». Ну а ты, как ни быстро растешь, из этого возраста еще не вышел. — И он стал увлеченно рассказывать, что теперь вся огромная территория от Байкала до Тихого океана будет объединена в единую Дальневосточную республику.
Вениамин притянул Алешу к себе:
— И борьбой за освобождение этой республики от белогвардейцев и интервентов станет руководить Дальбюро ЦК РКП(б). Необходимо начать работу с молодежью и в освобожденных от семеновцев городах Забайкалья. В первую очередь нужно будет организовать Коммунистические Союзы Молодежи в Сретенске и Нерчинске. Вот такие дела, братуха! Везет тебе, как ты ни прибедняйся.
— Так ты уже знаешь, что я еду? — воскликнул удивленно Алеша.
— Дитятко, я знаю многое такое, что и не снилось древним мудрецам, — с напускной важностью провозгласил Вениамин. Он закурил и протянул коробку «Лопато» Алеше. Тот взял папиросу, прикурил от огонька, неумело затянулся.
— Вот ты говоришь — «буржуята», — протянул насмешливо Гамберг. — Да мы здесь такие дела развернем, чертям в аду станет жарко, а не то что белякам за Амуром. Мы им покажем, всем этим фонам и баронам! Но это все. прелюдия: дела же у тебя в Сретенске предстоят такие…
Они ушли с «Кометы» за полночь. В доме на берегу были закрыты все ставни. Сухо пощелкивала под ногами галька. В реке всплескивала рыба. Маленький пароходик на приколе пыхтел, будто лез в гору, и окутывался облаками пара. Алеша уже не жалел, что ему повстречался Вениамин.
Собираясь на свою Первую конференцию, амурские большевики едва ли знали, что неделей раньше в Сахаляне состоялся, тоже первый на Дальнем Востоке, белогвардейский съезд. Одним из участников съезда это казалось чистой случайностью. Другие считали, что тут принято во внимание стратегическое значение городка: в хороший цейс можно рассмотреть «большевистский рай» — Благовещенск. Мысль же о том, что в данном случае оказалась притягательной фигура обосновавшегося там Гамова, не приходила в голову младшим по чину, старшие же об этом попросту умалчивали. А между тем этот не старый еще казак, сумевший утянуть из Благовещенского казначейства тридцать семь миллионов золотом, и был гвоздем всей программы. Заставить его раскошелиться «на дело спасения родины» — этак на пять-шесть миллионов — вот была цель, ради которой и затевалась вся эта кутерьма. Злые языки утверждали, что Гамов крепко не поладил с генералом Сычевым, который не единожды высказывался в том духе, что «знаменитое» гамовское восстание было затеяно с единственной целью — грабануть казну. На самом же деле, зная об этих разговорах, Гамов относился к генералу терпимо, хотя и считал его выскочкой и зазнайкой. «Деньги не пахнут» — эту истину экс-атаман усвоил давно и не считал нужным вступать в пререкания с теми, кто не имел их вовсе. Не беспокоило его и то, что все меньше находилось желающих завернуть к нему «на огонек», и некогда торная дорога к каменному особняку в тупике «Вечного Блаженства» постепенно зарастала травой. А званых обедов за последние полгода не было совсем. Вот почему Гамов крайне удивился, когда «сам Сычев» — командующий белогвардейскими частями, расквартированными но среднему Амуру, — нанес ему визит и без обиняков предложил устроить обед в честь генерала Сахарова.
Гамов попытался было сослаться на занятость и нездоровье. Кругленький, с жиденькими желтыми бачками Сычев округлил выпуклые глаза, хлопнул его по коленке, до смерти напугав примостившуюся там серую ангорскую кошку, многозначительно хохотнул:
— Знаем мы, батенька, ваше нездоровье, знаем, знаем…
Тогда Гамов стал мотивировать отказ тем, что не держит китайского повара, довольствуясь незатейливой стряпней жены. Сычев схватил его руку их сочувствием потряс, горячо заверяя, что это как раз то, что и нужно. Разве у белого офицерства, в каких бы стесненных обстоятельствах оно ни оказалось, не найдется средств, чтобы по русскому обычаю попотчевать дорогого гостя? Правда, Сахалян дыра, но и здесь есть неплохие рестораны, где смогут приготовить и зеленый черепаховый суп, и утку по-пекински, а на десерт подадут и сыр «рокфор», и самбук из свежих абрикосов. Или у Чурина не найдется доброго вина? И вино будет, старое, выдержанное вино…
— Друг мой, да не в этом ведь счастье! Не пойми, Иван Михайлович, превратно, не набиваемся мы на гостеприимство. Отнюдь нет!.. Все мы люди, все мы человеки, все мы патриоты своей несчастной отчизны и скитающиеся на чужбине солдаты. Спим мы на походной коечке, забыли о теплом рукопожатии, о женской ласке, о милых сердцу глазах. Что нам парадность, лакеи во фраках, все эти масседуаны и консомэ?! — Сычев как будто искренне расчувствовался, полез за носовым платком.
— Русских штец похлебать хоцца! — воскликнул он горестно. — Кулебяки, расстегайчиков, блинцов с икоркой отведать. Да чтоб не порциями было отмеряно, а лежало славной горкой да плавало в маслице, как бывало у маменьки родной! — Губы генерала стали маслеными, голос смиренным и просительным, что странно противоречило настороженному, колючему взгляду, в котором явственно читалось: «А ну-ка попробуй откажи…»
И Гамов сдался.
— Оно, конечно, — сказал он после недолгого раздумья, — только хлопотно очень, да и боязно: такая персона, вдруг да не угодишь…
— А чего тебе угождать-то, Михалыч, — шумно обрадовался Сычев. — Карьеры ты, слава богу, не делаешь и не собираешься! Живешь, как тебе бог на душу положит. Отдыхаешь на покое… Может, ты расходов боишься? Так скажи прямо. Я плачу!
Гамов замахал обеими руками, заклялся, забожился, и вопрос был решен. Они еще немного побеседовали, и, повздыхав: «Будь здесь моя старушка, разве стал бы я так навязываться», — Сычев вручил хозяину каллиграфически выписанный на золотообрезном картоне пригласительный билет на съезд и отбыл восвояси. И когда настало время, Гамов пошел на съезд представителей белогвардейской рати просто так, из любопытства: «Сахаров с приветом от Вильсона. Что ж, послушаем, куда теперь ветер дует…»
Никогда еще старенькое казино, стоявшее на одной из тихих, мощенных булыжником улиц пограничного городка, не видало в своих степах более изысканного общества, чем в это июльское утро. Белогвардейцы съехались в Сахалян со всего Дальнего Востока. Здесь были офицеры всех мастей и расцветок и всех видов оружия: от сумрачных и поджарых, с математически ясным умом артиллеристов и вытанцовывающих, как балерины, пехотинцев до седенького, давно уже разучившегося возводить какие-либо укрепления отставного фортификатора и грузного адмирала.
Это сборище казалось испуганным сахалянцам нашествием саранчи. Бегали и искали у Чурина и Ти Фантая анчоусов и сухих вин вышколенные денщики. Резались в карты и жаждали приключений молоденькие адъютанты. Не все было скромно, не все пристойно, но никто не жаловался на гостей. Любой урон с лихвой возмещался деньгами, ссориться с сахалянским населением белым было не с руки.
Возвратившийся недавно из Вашингтона генерал Сахаров не скупился на расходы и был шокирован фривольностью обстановки, в которой ему предстояло сообщить о результатах своей миссии. Эти резвящиеся на сиреневом потолке нимфы, эти шелковые ширмочки на окнах и огромное, во всю стену, трюмо, мутно отражающее все, что происходит в зале, действовали ему на нервы.
