Сказки - Войнович Владимир Николаевич (книги онлайн полностью .TXT) 📗
Надо сказать, что постоянно улучшаться очень помогали нам наши философы, писатели, поэты и композиторы. Философы создали передовую теорию всехлучшизма, теорию всем понятную и доступную: «Мы лучше всех, потому что мы лучше всех.» Писатели написали много романов о том, как просто лучшее побеждает менее лучшее, а затем уступает дорогу еще более лучшему. Поэты и композиторы на эту же тему сочинили немало песен, которые помогали нам достичь небывалых высот всехлучшизма. Высот мы достигли, но всех планов все же не выполнили. Землю сверлили, недосверлили, канат тянули, недотянули, льды топили, не растопили, а овес в Антарктиде еще не взошел. Но наворочали много. Мы бы еще больше наворочали, но голод не тетка. Эти-то, которые хуже всех, они свое наработали, сидят, пряники жуют с маслом. Мы на них смотрим с презрением, как на бескрылых таких обывателей, а кушать, однако, хочется.
Собрал нас председатель: «Мы, говорит, хотя и лучше всех, но в пути немного затормозились. А чтобы стать нам еще лучшее, надо, говорит, догнать и перегнать тех, которые хуже всех». Ну, стали перегонять. Те, которые хуже всех, зимой еще греются на печи да детей зачинают, а мы уже на поля вышли с песнями да знаменами. Они ждут милостей от природы, когда весна сама к ним в гости придет, когда солнышко пригреет, и только тогда идут сеять, а мы дожидаться не стали и по снегу все засеяли и этих, которые хуже всех, враз догнали и перегнали. Эти, которые хуже, по осени еще на полях ковыряются, урожай собирают, а у нас уже всё готово и собирать нечего. Опять зима наступила, эти пряники жуют, а мы лапу сосем как медведи. Лапа, как известно, продукт диетичный. Ни диабета, ни холестерина, ни солей, ни жировых отложений. При таком питании мозг отлично работает, все время одну и ту же мысль вырабатывает: где бы чего поесть? А поскольку поесть в общем-то нечего, то мозг еще лучше работает, и стала возникать в нем такая мысль, что, может быть, мы лучше всех тем, что мы хуже всех. И мысль эта уже распространяется, проникает и внедряется в наши массы. Мы лучше всех тем, что мы хуже всех. И хотя на митингах и собраниях мы все еще говорим, что мы лучше всех, но между митингами и собраниями думаем, что мы всех хуже. Ну, иногда, конечно, среди нас попадаются разные смутьяны, которые хотят нас принизить и оскорбить, намекая на то, что мы не лучше всех и не хуже всех, а такие, как все. А мы до определенного случаем это и терпим, но долго терпеть не будем, уволокем их на мыло. Потому что мы всегда готовы быть лучше всех, в крайнем случае сойдемся на том, что мы хуже всех, а вот быть такими, как все, мы нет, не согласны.
ВТОРАЯ СКАЗКА О ПАРОХОДЕ
Ну вот, детки. Сказку о пароходе, который плыл семьдесят лет не туда, вы уже слышали. Теперь он плывет туда, это вы уже тоже знаете. Знаете и про нового капитана. А как он взялся за дело, этого вы не знаете, а чтобы вы узнали, пришлось написать мне вторую сказку о пароходе. А дело было так. Как сменил новый капитан предыдущего, сразу вызвал к себе в каюту всех членов высшего корабельного совета, в который входят первый помощник по политчасти — перпом, старший помощник — старпом, старший механик — стармех, штурман, лоцман, боцман, главный кок и помощник капитана по корабельной безопасности — помкорбез.
Ну, пришли они, расселись на мягких диванах, капитан говорит: «Докладывайте».
Первым стал докладывать первый помощник. По моей политической части, говорит, все у нас хорошо, экипаж и пассажиры прилежно изучают историю движения нашего парохода, ведут конспекты, подтягивают отстающих, проявляют высокую сознательность и беззаветную преданность. Это все, так сказать, в общих чертах.
— А если не в общих чертах? — спрашивает капитан.
— Если не в общих, то надо признать, что имеются отдельные недостатки. Изучая историю, команда и пассажиры бурчат, что пароход идет не туда, что все продукты достаются высшему корсовету. Есть тенденция к ношению широких штанов и длинных причесок, к западным танцам и музыке рок, распространяются политически вредные анекдоты и имеются намерения к бегству. Некоторые прямо так и говорят: как только дойдем до ближайшего порта, так мы тю-тю.
— Ха-ха, тю-тю, — сказал штурман, — до ближайшего порта дойдем нескоро.
— А некоторые, — возразил перпом, — никакого порта не дожидаясь, крадут шлюпки или даже кидаются с борта без ничего.
— Ну, а ты что скажешь? — спросил капитан и обратил свое внимание на помкорбеза, который сидел и подробно записывал, кто чего говорит и кто чего думает.
— А скажу так, — сообщил комкорбез, — что в целом доклад перпома следует одобрить как откровенный и деловой, но надо заметить также и то, что нездоровые настроения среди членов команды и пассажиров имеют свою положительную сторону, поскольку способствуют эффективной работе корбезопасности.
— А у тебя что? — капитан повернулся к старпому.
— У меня полный порядок.
— А конкретно?
— А конкретно — борта нашего судна проржавели, в определенных местах имеются течи и вода поступает внутрь корабля.
— Но с этим, — сказал капитан, — я полагаю, ведется борьба и вода откачивается.
— Борьба ведется, — согласился старпом, — но вода не откачивается, поскольку имевшаяся на борту корабельная помпа переделана в аппарат для самогоноварения, а брезентовые шланги порезаны на рукавицы. С течью боремся посредством затыкания.
— Что используете в качестве затыкательного материала?
— В качестве затыкательного материала используем живую силу, то есть нашу прекрасную молодежь.
— Ну и как?
— В прошлом наша прекрасная молодежь представляла собой прекрасный затыкательный материал и с большим энтузиазмом затыкала собою все дырки. Теперь же, когда ее посылают затыкать, она ответно посылает…
— Понятно, — прервал капитан, — а что у нас в машинном отделении происходит?
— В машинном отделении все хорошо, — доложил стармех. — Угля нет, котлы топим книжками предыдущего комсостава. Три машины из четырех не работают, зато являются бесценным источником запасных частей для четвертой машины, если их, конечно, по дороге не разворуют.
— Ну, чтоб не разворовали, надо поставить охрану, — заметил перпом.
— Ни в коем случае, — возразил штурман. — Если поставить охрану, то она тоже начнет воровать, потому что и охранникам жить как-то нужно.
— Ну, а по твоем части что у нас? — обратился капитан к штурману.
— По моей части полный порядок, — доложил штурман. — Корабль идет точно выверенным правильным курсом в неправильном направлении.
— А правильным курсом в правильном направлении можно идти?
— Никак нет, поскольку все карты предыдущим руководством были утоплены, компас разбит, секстант продан и пропит.
— Предыдущим руководством? — спросил капитан.
Штурман вопроса не расслышал, а помкорбез сделал какую-то пометку в блокноте.
Спросили, как дела у лоцмана, выяснилось, что хорошо.
— Когда начнем тонуть, глубины хватит, — пообещал он.
У боцмана тоже все шло неплохо: палубы и всякие железки на корабле, ботинки и пуговицы у матросов надраены, люки наоборот задраены, но дисциплина хромает, потому что у команды уже нет никакого страха.
По этому поводу был спрошен опять помкорбез, который некоторые упущения по части страха свалил на перпома.
— Сам по себе страх без политико-воспитательной работы нужного эффекта не дает, хотя мы со своей стороны делаем все, что можно. За последний отчетный период нами разоблачены и изолированы в трюме четыре машиниста, один буфетчик, два вахтенных матроса и один пассажир.
— А за что пассажир?
— За то, что пел враждебные песни. Раньше мы какие песни пели? Раньше мы пели песни оптимистические. «Идем мы правильным путем и нет пути исконнее…» Такие песни мы пели. А тут я иду мимо и слышу, этот поет что-то ужасное. Вот тут все свои, и я позволю себе исполнить… Вот что он пел:
