Стремнина - Бубеннов Михаил Семенович (лучшие книги читать онлайн .txt, .fb2) 📗
…Но вот и берег.
Несколько рабочих, все в резиновых сапогах, загодя войдя в реку, подхватили катер за края бортов и выволокли его на галечную отмель. Не успел Арсений соскочить на землю, рабочие уже потащили из катера тюки газет.
— Вот он, глядите! — потрясая газетой, закричал Сергей Кисляев, бывший солдат, кареглазый, разбитной парень с выгоревшим на солнце до льняной белизны чубом. — До чего хорош! И уже майор!
И всегда-то рабочие с жадностью накидывались на газеты. Но сегодня с особенной торопливостью расхватали тюки: страницы газет были заполнены портретами космонавта-2 Германа Титова, всего четыре дня назад более семнадцати раз облетевшего вокруг Земли. У плиты стало шумно. Заговорили на все голоса, обрывисто, крикливо, перебивая друг друга:
— Уму непостижимо!
— Отчаянный человек!
— Между прочим, мой земляк.
— Еще скажешь, сродственник?
— Не сродственник, а из одного района.
— Расхвастался!
— А я своими глазами видел, как он летел.
— Где летел, чего городишь?
— Прямо над Ангарой. Как звезда первой величины.
— Померещится же!
— И даже спал в полете, вот ведь чудо! Как ни говори, а в невесомости.
— Подумаешь, чудо! Да я где угодно усну, лишь бы мошки не было.
С невольной улыбкой прислушиваясь к разноголосице вокруг плиты, Арсений выкладывал из чемодана спиннинговые катушки, лески в хрустящих целлофановых пакетах, разные тюбики и флаконы, коробки с патронами для малокалиберной винтовки. Он ждал, что взрывники, завидев привезенные им покупки, вот-вот бросятся к плите. Но они были полностью во власти молодого, улыбающегося космонавта. «Занятно! — сказал себе Морошка. — Совсем разные люди. А сейчас — как близнецы. Перед большим подвигом, стало быть, все и хорошеют, и умнеют, и смелеют…»
А вокруг не стихала восторженная разноголосица, густо приправленная, однако, шуточками, что было вполне обычным для нравов на Буйной.
— Одно слово — герой, а мы кто?
— Везет же людям! На весь мир прогремел!
— Тебе и повезет — ты не полетишь. Прижмешь хвостик…
— Я? Да я, если хочешь знать…
— Кишка тонка.
— А чего тут особого? Почему не полетит? Нажмут кнопку — и полетит. Куда денется? Нажмут кнопку — и сядет. Все техника.
— Да его на земле укачивает!
— Так то со спирта.
— Га-а-а!..
Арсений наконец-то опорожнил свой чемодан.
— Сейчас всем приходится и поахать и подумать, — заговорил он, но таким тоном, будто обращался не к бригаде, а в задумчивости рассуждал сам с собой. — Всем до одного…
— Перебор! — воскликнул Мерцалов, словно весело радуясь неудаче своего соперника в картежной игре. — Чего, например, мне сейчас особо утруждать свой мозг? Я не собираюсь лететь!
— А жить?
Запрокинув голову, Игорь Мерцалов, высокий поджарый парень, заросший выше ноздрей черной кабаньей щетиной, в модной, но затасканной куртке заморского пошива, прогоготал на всю Буйную, как с эстрады.
— Не думаю, что эти полеты чем-то особо поучительны, — сказал он затем, с важностью расправляя плечи. — Что они имеют какое-то… особое… значение…
— А я вот думаю, — возразил Морошка, как обычно, мягко, раздумчиво, но с той редкостной твердостью, которая не обижает людей. — Они заставили всех нас получше приглядеться к себе. Разве не так? Мы увидели себя, как в зеркале. На вид, может, еще и неказисты, но силенка есть…
— Это зовется народной гордостью, — обращаясь к Мерцалову и желая задеть его своей намеренной поучительностью, пояснил Сергей Кисляев. — Ты, как человек сильный по части философии, должен знать, что она способна двигать историю.
— Конечно, теперь мы возгордимся! — нисколько не смутившись, вдохновенно подхватил Мерцалов. — Все будем ходить с задранными носами. Пока не обгорят на солнце и не облупятся до болячек.
— Ерунда! — ответил Кисляев. — Раз выдался случай, мы, конечно, погордимся, а уж носы-то сбережем.
— Не миновать и другой беды, — продолжал свое Мерцалов. — Где гордость — там и бахвальство. А по этой части мы здорово грешны.
— Кругом одна беда! — подивился Кисляев. — На все ты, Игорь, смотришь как-то вкось…
— Мой глаз — как алмаз.
— Тогда душа косоглаза.
— Ты мою душу не тронь!
— Какая она у тебя недотро-ога!
— Ну, будет, будет вам! — привычно остановил их Арсений, всеми мерами старавшийся поддерживать среди рабочих, иногда лишь по одной нужде, мир да лад. — Тут и спорить-то не о чем: раз силенка есть — все сможем.
— Уже намек, — с усмешкой отметил Мерцалов.
— Смекалист ты, — похвалил его Арсений.
— Значит, о прорези твердо решено? — переспросил Кисляев. — Доделать?
— Решалось в райкоме.
— Да, задача…
— Позаковыристей любой незадачи.
— Когда расскажешь?
— Вечером…
Совершенно так же, как умел Морошка по небольшим изменениям рельефа дна на шивере замечать любые изменения в многоструйной ангарской стремнине, умел он по незначительным приметам в поведении рабочих безошибочно разгадывать их не очень-то сложные житейские тайны. Но сейчас ничто не говорило о каком-то происшествии на Буйной. «Что же с нею?» — без конца гадал Морошка. Он ни на секунду не забывал о Геле, и мысли о ней, не мешая другим мыслям, не сливаясь с ними, текли вроде подземной речки.
Затаенно вздохнув, Арсений указал Кисляеву глазами на покупки, разложенные на плите:
— Делите.
Когда большинство взрывников, свертывая и пряча газеты, кинулись на зов Кисляева, Арсений подозвал к себе Володю Полетаева и заговорил вполголоса:
— Постарался ты…
— Много породы, да? — весело переспросил Володя.
— Боюсь, подзавалили судовой ход…
— Да ну?!
— Течение совсем не то…
— Что же делать?
— Пусть бакенщики протралят в том месте, — приказал Морошка. — А ты сбегай-ка на стоянку к Васюте. Скажи, чтобы на повороте сильнее, чем всегда, отжимал плот к берегу, а то недолго до беды — забросит на камни.
Во всем сказывалась ранняя возмужалость и степенность молодого прораба-сибиряка: и в осторожных жестах, и в миролюбивом, изучающем взгляде, и особенно в редкостной манере разговаривать — не спеша, с раздумьем и очень доверительно. Он недолго прожил в городе, лишь когда учился в институте, и второй год как возвратился в родные места. Отчасти по этой причине, а больше всего, вероятно, по воле самого Морошки, всегда избегавшего похвальбы показной образованностью, в его речи сохранялось многое от говора приангарской сельщины.
— Значит, убирать будем? — спросил Володя.
— Вернешься, пойдем с волокушей.
— А-а, одна канитель! Земснарядом бы…
Морошка взглянул на земснаряд, густо дымивший в верхней части шиверы, и спросил:
— Много там еще работы?
— Завтра закончит.
— Закончит — тогда и переставим.
Мимо земснаряда неслась по течению моторная лодка. Арсений догадался: моторист Борис Белявский и сигнальщик, стоявшие на посту, преграждая путь судам до взрыва, возвращались на стан. И все же Морошка почему-то спросил, не спуская с лодки зоркого взгляда:
— Новичок?
— Он, — подтвердил Володя.
— Вот с ним и сбегай!
II
На двери своей избы Арсений не увидел замка. «Здесь», — подсказало сердце. Уезжая в Железново, Морошка оставил запасной ключ не суматошному Володе, который мог и потерять его, а Геле Гребневой: ей нужен был свободный доступ к рации.
Дверь оказалась на крюке. «Что она, днем-то?» — с недоумением подумалось Морошке. Ему пришлось постучать, и только тогда он услышал осторожные шаги Гели. Некоторое время она почему-то молча выжидала за дверью. «Слушает, — понял Арсений. — Остерегается». Он постучал во второй раз, и тогда Геля нарочито приглушенно, будто издалека, спросила:
— Кто там?
Как всегда, Морошка задержался с ответом…
— Уходи отсюда! — сердито крикнула Геля. — Уходи, а то худо будет!
— Геля, это я, — отозвался теперь Морошка.
— Ой, это вы, Арсений Иваныч? — воскликнула Геля упавшим, но все же обрадованным голосом и поспешно сняла крюк. — Да что ж это я? И ждала ведь, и недоглядела… — добавила она уже смущенно.
