Пермский рассказ - Астафьев Виктор Петрович (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗
Посмотрев на мать снисходительно и жалостливо, именно как на слепого или горбатого, Ася вздохнула:
— Ты у меня добренькая. Ты успокойся, тебя бы, наверное, я пожалела бы…
— Ох какая ты, — раздраженно проговорила Вера Васильевна. — Ты бесчувственная, что ли. И все, конечно, оттого, что мала и сама еще ничего не испытала.
Ася сжалась в углу дивана и зафыркала:
— Да, уж это конечно, мала и глупа…
— А ты как еж. — Вера Васильевна поднялась. — С тобой разговаривать, все равно что ежа гладить.
Она повернулась к двери, но, вспомнив, зачем пришла сюда, остановилась. Надо сказать Асе о смерти Емельянова. А как сказать? Из темного угла, где стояла кровать, доносилось трудное дыхание больного человека.
— Надо бы врача, — проговорила она шепотом.
— Завтра.
— А тебе спать. Уже первый час.
— Подожду еще. Иван Иванович придет, тогда и лягу.
— А если не придет? Не скоро если придет?
Увидев, какое растерянное и даже испуганное лицо сделалось у мамы, Ася сразу распустила все ежиные колючки.
— Тогда и лягу не скоро. Да ты, мамулька, не волнуйся. Я высплюсь. Вот тут прилягу и посплю.
Она и в самом деле положила голову на диванный валик и крепко зажмурила глаза, но сразу же открыла их и помахала рукой:
— Иди, иди…
А утром кто-то ей уже все рассказал, она пришла к матери и сама спросила:
— Ты мне почему ночью не сказала про Сениного папу? Ведь ты знала, да?
Ее лицо побледнело и опухло от неудобного сна и от слез, и когда она говорила, то губы ее все еще вздрагивали. У Веры Васильевны тоже задрожали губы и руки. Чтобы скрыть эту дрожь, она, как и все безвольные люди, вспыхнула и заговорила злым голосом:
— Ну и знала, и не сказала. И не твое дело во все вмешиваться. Отправляйся домой…
Выслушав все, что мама могла сейчас сказать, Ася успокоилась и подождала, пока мама выговорится и тоже успокоится. Когда мама, наконец, замолчала, она спросила:
— Теперь, значит, его из гостиницы выселят?
— Я уже сказала: не твое дело.
— Обязательно выселят или не обязательно?
— Не приставай. Обязательно.
— А куда?
— Не знаю. В детский дом, наверное. Не знаю…
Ася подумала и сказала:
— А я знаю. К нам.
— Ты что это придумала?
— Ну, мама, куда же ему?..
— Ему найдут место. А у нас одна комната и одна кровать.
— Зачем нам считать комнаты и кровати?
— Да мы не можем!
— Можем. Еще как! Я могу спать на сундуке.
Оказывается, Ася все уже решила и так обстоятельно и определенно, что мама сразу перестала возражать.
— Спорить с тобой, сама знаешь, у меня нет сил…
Она устало прикрыла тонкими веками необыкновенные глаза. Она уже сама решила поселить Сеню у себя до тех пор, пока все определится, но ей хотелось, чтобы это предложила она сама и чтобы Ася посмотрела на нее, нет, не восхищенно, а хотя бы просто с благодарностью. Но вот — не успела.
— Делай, как знаешь. Я могу ночевать и здесь на диване.
Маленькое серое окно. Качаются черные ветки, и с них капает вода. И стекло тоже все в полосах от дождя, как бывает осенью или весной.
…Сеня открыл глаза, и с этой минуты для него началась новая, совсем новая жизнь.
Эта жизнь так была не похожа на все прежнее, что он в первую минуту растерялся. Все оказалось не так, как было до сих пор. А как? Вот этого он еще не мог понять, не мог перекинуть мостика от старого, привычного к тому, что началось сейчас…
Открылась дверь, и вошла Ася стремительно и бесшумно. Увидев Сенины глаза, темные на бледном лице, она испуганно и вместе с тем восторженно прошептала:
— Ого! Ты проснулся? Смотри-ка!
Девочка торопливо прошла к столику в дальнем углу комнаты, оставляя на полу мокрые следы. С мехового воротника ее пальто скатывались капли дождя. И с коричневой клеенчатой кошелки тоже. И в комнате сейчас же волнующе запахло ветром и дождем. Как хорошо! Сеня закрыл глаза, и ему показалось, что он идет вдоль бесконечного серого забора, прячась от дождя, и вдыхает прелый запах мокрых досок. И еще ему вспомнился запах леса. Дорога, влажная после дождя, и сквозь заросли сосен и елей сверкает большая река. И лес, а в лесу так же пахнет после дождя, как мокрые доски, которые в это время, может быть, вспоминают, как они были деревьями.
Сейчас эта догадка показалась ему вполне вероятной. Многое из того, что здоровым людям кажется чудесным и невероятным, больные принимают как обычное и вполне возможное явление. Больные и дети.
Веки его задрожали и как бы всплыли на горячих слезах.
Ася, уже без пальто и шапочки, наклонилась над ним.
— Вот и температуры нет, — проговорила она. — Ой, как ты нас всех напугал!
— Это я где нахожусь?
— Ты у нас находишься. В нашей комнате. И больше ты ничего не спрашивай. Это тебе вредно — много говорить…
— Ожгибесову я не верю! — задыхаясь от волнения, крикнул Сеня. — А что говорит папа?
— Да, да. Никто ему не верит. Ты успокойся. Никто. Оказалось, что твоя мама — герой. Она в тылу у немцев выполняет задание. А этот Ожгибесов просто псих. Он просто несчастный. Он в самолете горел, потом еще его немцы расстреливали, вот он и стал таким.
— Где он?
— Он в госпитале.
— Нет, папа где?
Ответа не было так долго, что Сене показалось, будто Ася отодвинулась куда-то далеко и вся заволоклась серым туманом. Ее голос еле дошел до него:
— Он скоро вернется. А ты теперь спи, а потом я тебя накормлю. Вот картошки купила на рынке.
Сене хотелось задать еще много вопросов, но у него не хватило для этого силы. Так он и не узнал, где этот мостик, по которому перебрался на неизвестный берег новой жизни. А может быть, никакого мостика и нет? Он просто переплыл эту реку?
Чужая постель, чужой хлеб. Вот с чем он столкнулся, еще не успев сделать ни одного шага в новой жизни. А он еще никогда не съел ни одного куска чужого хлеба.
Ася рассудительно посоветовала:
— А ты бы не думал об этом пока. У нас две карточки, мамина и моя. И помогают тоже: из театра приходили, приносили кое-что. И еще помогут, хороших людей много, с голоду не умрем.
В этот вечер Сеня впервые поднялся с постели. Он хотел подойти к окну, но дотянулся только до конца кровати, дальше не хватило сил. Прибежала Ася и с ходу напустилась на него:
— Рано тебе еще вставать! Смотрите, что придумал — сидит тут в темноте. Ложись-ка, ложись.
— Не лягу, — бледным голосом прошелестел Сеня, — совсем больше не лягу. Сколько можно…
— Ой какой! Еще и рассуждает.
— А ты не командуй.
Проговорив это, Сеня прислонил голову к подушке. Помогая ему улечься поудобнее, Ася приговаривала:
— Я ведь не командую, я как лучше, и ты не возражай. Сейчас «Кузьку Конского» запалим.
— Какого Кузьку?
— Ах да, ты же не знаешь. Вот он, «Кузька Конский».
Она покрасневшей от холода ладошкой похлопала по железной печурке и тут же все объяснила. Есть в городе такой умелец — Кузька Конский — мастер на все руки. У него собачий нюх на всякие несчастья и беды, и он всегда появляется там, где без него не могут обойтись. Если случится перебой со стеклом, является Кузька, вставит стекло и уж тут не растеряется, цену возьмет подходящую. Он и полы покрасит, но только в том случае, когда необходимых материалов нет в продаже или мастеров днем с огнем не сыщешь. Настоящее его имя Кузьма, но все в городе называют его Кузька и Полчеловека. Это потому, что он — урод. Самый настоящий. Широкое туловище на таких кривых ногах, которые и на ноги-то не похожи. Скорей на половинки колес. Руки у него длинные, почти достающие до пола, а голова большая и вся в разноцветных волосах. Урод. Ящик на колесах. За то и на войну его не взяли.
Сейчас он промышлял железными печурками. Вот эту он тоже принес и сам установил. И чтобы у хозяев сомнения не было, сам и затопил. Послушав, как гудит пламя в трубе, подхвалился:
— Вот вам и Кузя Конский — беда и выручка. Давай, хозяйка, радуйся, благодари мастера.
