Рожденные бурей - Островский Николай Алексеевич (лучшие книги онлайн txt) 📗
Для того и существует партия, чтобы организовать отпор. Здесь меньше всего нужны цветистые фразы. Давайте подумаем над тем, как лучше и быстрее вооружить рабочих. Я думаю, обо всем здесь говорено достаточно. За это время товарищи, посланные нами, сделали больше, чем мы здесь… У нас есть оружие, но нет еще патронов. Об этом надо помнить. Я против вашего предложения добывать патроны отдельно и везти их сюда. Склад близко у вокзала, и достаточно малейшей неудачи, чтобы мы не получили патронов. Поэтому отряд собирается здесь и общей массой двигается к патронным складам, снимает караульного, захватывает патроны и, уже будучи вооруженным, начинает наступление на город… Чобот протолкнет на завод две платформы с оружием и патронами. В поселке мы вооружим остальных, кто еще не успел или не решился примкнуть. Нашей опорой будет поселок. Большинство отряда будет оттуда. Вот и все!
Ковалло одобрительно крякнул.
– Очень жаль, что здесь нет товарища Патлая. Но ночью мы его освободим, так как тюрьма будет первым пунктом в городе, на который мы поведем наступление. Итак, решено, товарищи, Я, как председатель, предлагаю вам приступить к действию сейчас же. Но чтобы мы были уверены, прошу вас ответить – подчиняетесь вы этому?
Чобот обиженно посмотрел на Раевского.
– Какое может быть сумление? Что, мы партейную дисциплину не понимаем?
Раевский устало улыбнулся. Он поднялся из-за стола, подошел к Метельскому, дружески положил ему руку на плечо.
– Скажите, доктор, вы достанете все необходимое для перевязок? Без крови не обойтись ведь…
– Все, что нужно, я достану. Куда прикажете мне сейчас направиться?
– Не будьте ребенком, Метельский. Не время! Сходите на вокзал, прощупайте немцев. Вы как железнодорожный доктор сможете поговорить с офицерами. Какое у них настроение? Хорошо бы знать, какую немцы займут позицию, когда начнется наше столкновение с легионерами.
Они вместе вышли на крыльцо. Вечерело. Шел дождь. Было сыро и пасмурно.
– Погода хорошая, – сказал Раевский. – Что ж, друзья, расстанемся до девяти вечера. Ты, Григорий Михайлович, сходи к своим деповским. Пусть человек пять членов партии придут сюда. Нужно, чтобы у нас здесь была опора. Если у кого есть оружие, пусть захватят… А вот и твоя ласточка летит! -
Раевский мягко улыбнулся.
Сверху сбегала Олеся.
– Все, что ты поручил, батько, я сделала, – сказала она, запыхавшись.
Она немного смущалась чужих. Промокшее насквозь платье прилипало к ее телу, и она торопилась проскользнуть в комнату.
– А Раймонд где? – задержал ее Раевский.
– Мы с ним в городе расстались часа два назад. Он сейчас в поселке… Ядвига Богдановна понесла на вашу старую квартиру какой-то сверток с бумагами… Раймонд просил передать, что у тюрьмы стоят пять человек и пулемет. Я забегала к Воробейко, так он сказал, что паровоз будет, – быстро передала Олеся и шмыгнула в комнату.
– Хорошая у тебя дочка, – с грустью вздохнул Чобот. Он был бездетный.
– Спасибо. Жаль, что одна у меня. А девчурка как будто ничего, неожиданно нахмурившись, тихо ответил Ковалло.
Дождь хлынул сильнее. Косые струи залили крыльцо. Метельский нахлобучил шляпу и запахнул резиновый плащ.
– Пошли?
Раевский проводил их глазами до самой будки. Лишь когда они разошлись в разные стороны, он вошел в дом.
Олеся уже успела переодеться и вышла к нему из своей комнаты.
– А вы, наверное, ничего не ели? – смущенно спросила она, выжимая мокрую косу. – Я сейчас сварю картошки и принесу квашеной капусты… Батько никогда не догадается поставить горшок в печь. Я ведь ему приготовила, – с шуточным недовольством говорила она.
Могельницкий с холодной яростью щелкал концом плетеной нагайки по голенищу сапога.
– Быстрей соображайте, пане Струмил! У меня нет времени. Вы допустили это безобразие, и, если в течение десяти минут не придумаете, как прекратить гудок, – боюсь, что мне придется расстрелять вас.
Эдвард видел, как у механика заплясали коленки. Он даже не посмотрел ему в лицо.
– Смилуйтесь, пане полковник, в чем же моя вина?
– Не оправдывайтесь, а скажите, как его выкурить оттуда.
– Я уже думал…
– Плохо думали, – оборвал его Эдвард.
Они стояли в машинном отделении.
– Нельзя ли пар пустить к нему?
– Он выключил машинное отделение, – с отчаянием промямлил Струмил.
И вдруг, широко раскрыв рот, так и застыл с этим идиотским выражением, осененный какой-то идеей. Радостно хлопнул себя по лбу:
– Есть, нашел! Пан полковник меня надоумил. Мы закроем дымовую тягу. Тогда он задохнется от дыма…
– Действуйте.
Через полчаса, когда густой черный дым перестал валить из окон котельной, Эдвард приказал:
– Проверьте!
Запасная дверь открылась, и капрал, за которым стояло несколько легионеров, залезших в котельную, кашляя и моргая слезящимися глазами, растерянно доложил:
– Никого не нашли, пане полковник…
– Что-о-о? – Эдвард до хруста в пальцах сжал рукоять нагайки.
Из котельной пахнуло угаром. Эдвард резко повернулся и, ни на кого не глядя, пошел к выходу.
Заремба, Врона, Зайончковский и Струмил вошли в котельную. Эдвард ходил по двору, не обращая внимания на проливной дождь.
– Ну? – недобро спросил он, когда Врона и Заремба вернулись.
Зайончковский и Струмил сочли за лучшее не показываться ему на глаза.
– Его действительно нет… И не придумаешь, куда он мог скрыться…
Теперь, когда замолк гудок, стало как-то особенно тихо.
– Значит, там никого не было? Или как все это прикажете понять?
– Был, но куда ушел – ума не приложим… – развел руками Заремба.
– Значит, вы его упустили?
– Этого не могло быть – все двери охранялись. Ничего не пойму, пане полковник…
– Если бы вы не были боевым офицером, поручик, я поступил бы с вами иначе. Пане Врона, когда мы приведем город в порядок, приказываю посадить поручика на пятнадцать суток под строгий арест. Эй, кто там, подать коня!
…Домик у водокачки наполнялся людьми. Первой пришла Ядвига. Пока Олеся возилась в кухне у печи, она успела рассказать мужу все новости.
За ней появился Воробейко. Он вынул из-под пальто разобранную двустволку и патронташ. Прикрепив стволы к прикладу, зарядил ружье и с удовлетворением поставил его в угол.
– Я патроны набил картечью. На двадцать шагов смело можно пулять… Ночью не разберешь, с чего стреляют, а грому наделает достаточно. Для начала ничего! А это на закуску, – с гордостью сказал он, вынимая из кармана обойму с немецкими патронами. – Пять штук… У соседского мальчишки выпросил.
Подобрал где-то, чертенок. Ему на что? А нам до зарезу… Дадим пятерым по патрону, каждый по разу бухнуть может…
Воробейко бережно положил обойму на стол. Вода текла с него ручьями. Но помощник машиниста был в хорошем настроении. Он смешно шевелил своими белесыми бровками и, часто шмыгая носом, оживленно рассказывал, каких «отчаянной жизни» парней он приведет.
– На ходу подметки рвут! – не нашел он более сильного выражения, – Как совсем стемнеет, я приведу их. А сейчас я понесся назад. Там еще поговорить надо кое с кем, да и паровоз пристроить. Кабы не немцы, так это бы плевое дело… Принес их черт как раз! Говорят, сейчас им вперед ходу нет – там им панки пробки ставят… Ну, я пошел, – заторопился он.
Уже в сенях вспомнив что-то, вернулся.
– А не принесть ли вам пока винтовку из камеры? А то занесет сюда нелегкая какую-нибудь стерву, отбиться нечем!
Раевский кивнул головой.
Когда Воробейко вернулся, в доме уже были Раймонд и несколько рабочих. Среди них – высокий белокурый юноша, которого Раймонд познакомил с отцом.
– Это Пшеничек. Он тебе расскажет про Патлая и других товарищей. Я его случайно встретил у Стенового.
Раевский крепко пожал юноше руку.
– А это, – шепотом добавил Раймонд, указывая глазами на входящих рабочих, – пулеметчики. Ты, помнишь, говорил, чтобы я познакомил тебя? Вот этот высокий, Степовый, а другой, усатый, Гнат Верба, – это старые солдаты. Пулемет они, между прочим, принесли в мешках по частям. Мы его сейчас соберем на водокачке. Лента есть, только патронов нет… Остальные придут позже, как ты приказал.
