Лори Лэн, металлист (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том XIX) - Шагинян Мариэтта Сергеевна
5. Я его все-таки люблю.
6. Я буду любить его, несмотря ни на что.
7. Я буду его любить, хотя бы весь мир (и капитализм в том числе) стал на задние ноги и пошел на меня войной.
Теперь у меня семь пунктов против шести, и всякая экономика скажет тебе, что с этим можно начать дело.
Я принадлежу к эксплоататорскому классу. Мой муж, по всей вероятности, — к рабочему классу. Я его эксплоатирую. Он меня ненавидит. Это понятно, как дважды два. Но вопрос: можно ли выйти из класса, если в нем нет ни окон, ни дверей? Я положительно не хочу оставаться в классе, который он ненавидит. Откуда же мне прикажете выйти?
Кот стал вытягивать лапы и зевать. Ему-то хорошо, когда он лазает по крышам и трубам и даже по моему туалетному столу. Если вы думаете, Кот, что крем Коти принадлежит вам по закону созвучности, то этим вы только испортите себе навеки желудок. Я не могу позволить вам кушать всякую помаду, предназначенную для наружного употребления. Кот! Кот! Научите меня выйти из класса!
На этом месте я ставлю точку.
Сегодня я лицом к лицу столкнулась с моим мужем, — и он был в куртке и кепке, надвинутой на затылок. Он поглядел на меня своими серыми, прищуренными, ненавидящими, сверкающими, милыми глазами, он оттолкнул меня и закричал, что я «женщина чуждого класса», обманщица, враг и что он не верит мне ни на полушку, а я расплакалась и убежала, так и не узнав ничего насчет выхода из класса. Значит — он в Зузеле. Он меня ненавидит. Он кричит на меня теми самыми губами, которые… О Кот, если б ты знал, какие у него бедные, милые, трогательные, просящие, детские губы и какой он тихий, когда он в лихорадке. Я вовсе не хочу, чтоб у него всю жизнь была лихорадка, но я добьюсь, чтоб он меня полюбил, хотя бы для этого мне пришлось поджечь свой собственный класс.
Остаюсь, Кот, при твердой решимости продолжать борьбу и больше не пускаться в слезы, потому что это глупо.
Грэс, не знаю — чья по фамилии.
Глава двадцать восьмая
СЕНСАЦИИ МИНИСТРА ШПЕРЛИНГА
Большой особняк министра Шперлинга, одолженный ему в пожизненное пользование его другом, фабрикантом рыболовных удочек, освещен ярким светом. К особняку министра то и дело подлетают экипажи. Из экипажей выходят гости. Министр дает торжественный вечер, на который приглашены только избранные. Чтоб не проник никто из посторонних, вокруг дома стоит целая группа сыщиков, в вестибюле сторожит наряд полиции, и постовые жандармы всего района удвоены в числе. Министр Шперлинг должен демонстрировать у себя новейшее химическое открытие, только что сделанное знаменитым химиком Гнейсом и доставившее в руки франко-германской лиги универсальное средство борьбы.
Гости поднимаются по лестнице и проходят в залу. Все партии сегодня в мире: крупнейший аграрий, барон фон Чечевица, известный тем, что поддерживал социалистических депутатов картофелем в голодные годы, находится тут рядом с фабрикантом клея, Лурзе. Непримиримый генерал Дюрк беседует с представителем Общества пасифистов. Французский посол ухаживает за немецкой актрисой, а принц Гогэнлоэ — за женой французского посла. Банкир Вестингауз шепчется с другом министра Шперлинга, фабрикантом рыболовных удочек, пока его жена, блестяще одетая, побеждает сердца двух химиков и заведующего государственной обороной.
— Мы, сударыня, выведены из терпения! Вопрос о ликвидации преступного Советского Союза — это вопрос двух-трех месяцев! — ораторствовал заведующий обороной.
— Но разве они нас трогают?
Заведующий обороной кашлянул; на него смотрело два прелестных серых глаза:
— У них… гм… грандиозные завоевательные планы. Я дам вам почитать кое-какие издания пасифистского общества. И потом, сударыня, приблизьте ко мне ваше ушко… Между нами говоря, не особенно важно, имеют они эти планы или нет. Важно то, что Европа больше не может выносить их в своей среде без вреда для всей цивилизации.
— Значит, это борьба двух классов?
— Если угодно, да.
— Но… я бы хотела знать, можно ли переходить из одного класса в другой.
Заведующий обороной расхохотался от всей души. Она была положительно прелестна.
— Переходить из класса в класс! Вон там стоит херр Андреас Фицкус, фабрикант рыболовных удочек, — он разговаривает с вашим мужем. От него вы можете получить справку, как члены рабочего класса работают на нашу мельницу…
— А мы? — робко настаивала Грэс. — Я хочу знать, можем ли мы работать на их мельницу?
— Не бойтесь, моя дорогая! — рыцарски воскликнул заведующий, найдя своевременным поцеловать ей ручку и перевести стрелку сразу на пять минут, как делают грубые уличные часы с простым механизмом. — Мы никому не позволим работать на их мельницу, даже если найдутся дураки, которые этого захотят.
Вокруг загремели стульями. Гости двинулись в кабинет министра, откуда уже доносились взволнованные голоса. Два молодых химика вынырнули перед Грэс:
— Сударыня, сейчас будут происходить опыты… Если позволите!
Грэс порхнула, просунув ручку в предложенную ей руку. Они вошли вслед за другими в кабинет, где были расставлены ряды стульев, а за длинным столом расположился старичок в красной феске с лучисты ми морщинами на маленьком, смешном личике и с такими нежными пальцами, точно он делал искусственные цветы, а не химические опыты.
— Доктор Рудольф Гнейс, знаменитый химик, — шепнул Грэс заведующий обороной. Он усадил ее в удобное кресло первого ряда, принес ей афишку, а сам не без грусти откланялся — место его было за председательским столом, рядом с министром, французским послом и генералом Дюрком. Грэс заглянула в афишку. Там стояло:
ХИМИЧЕСКОЕ ВКРАПЛИВАНИЕ ЭЛЕМЕНТА «Э» В МЕТАЛЛИЧЕСКИЕ СПЛАВЫ.
1. Проба снаряда.
2. Проба бронированной поверхности.
ВЛИВАНИЕ ЭЛЕМЕНТА «Э» В ЯДОВИТЫЕ ГАЗЫ.
1. Проба хлора.
2. Проба азотистых соединений.
— Милостивые государи и государыни, — начал министр Шперлинг, вставая с места и делая обворожительный поклон: — Позвольте мне, хотя я и не химик, если не считать годичного курса лекций, прослушанных мной у профессора Крейцнаха по совету моего дорогого друга Александра Фицкуса, только что получившего чин тайного советника, — поздравим его, господа! (Все встают, аплодисменты) — что, впрочем совершенно вне всякой связи с его удивительным вниманием ко мне, как главе государства, выразившемся в предоставлении такому бедняку, как я… — о, господа, поблагодарим его! (Аплодисменты) — вот этого самого роскошного дворца… Но что именно хотел я сказать? Да, я не химик, что, впрочем, и не требуется от человека, держащего руль — сперва своей партии, потом своей партии и семейного очага, потом своей партии, семейного очага и государства! (Продолжительные аплодисменты) Но… и здесь, господа, как и всюду, есть «но». Я пасифист, убежденный, глубочайший и неумолимый противник войн, как и вся моя партия. Я никогда не допущу, пока руль в моих руках, чтоб он… чтоб он забирал бы против течения!! (Браво. Бурные аплодисменты) И если на нас идут несметные полчища предателей и разрушителей цивилизации, то мы не смеем дать себя уничтожить. Вот причина, по которой мы идем навстречу нашим недавним противникам (Овации французскому послу), и вот причина, почему доктор Рудольф Гнейс по специальному моему указанию изобрел по-ра-зи-тельное средство!..
Министр Шперлинг махнул в воздухе ручкой с таким видом, как если б он прощал все грехи ближнего своего, и мягко упал в кресло.
Глава двадцать девятая
ОПЫТЫ ДОКТОРА ГНЕЙСА
Доктор Рудольф Гнейс позвонил в колокольчик. Вошел дюжий парень с угрюмым выражением лица. Это был Зильке. Он держал в руках хрустальную чашу с густым красным сиропом и поставил ее перед химиком.
— В этой чаше — новый элемент, обозначенный нами пока буквою Э, — произнес химик приятным тихим голосом. — Где он найден, хранится государством в тайне. Главное его свойство — это способность не открывать своего присутствия никаким признаком, доступным нашим средствам анализа. Это, можно сказать, элемент-невидимка. Если вы капнете одну его каплю в сплав, вы этим достигнете поразительных результатов. Но если враги ваши разложат тот же металл при помощи любых средств, они не смогут найти в нем присутствие этого чудодейственного элемента.
