Дайте курс (Повесть) - Маркуша Анатолий Маркович (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
Да, разочарования будущим летчикам надо бояться. Вот почему, между прочим, я уже советовал всем начинать с аэроклуба. Проверь, убедись, удостоверься совершенно точно: авиация — моя стихия. А уж потом ныряй и плыви. Плыви далеко, спокойно, радостно.
И еще страшна растерянность. Подумайте сами: вот растерялся по тем или иным причинам тот же инженер-строитель. В девяти случаях из десяти он может схватиться за голову, переживать, позвонить своему начальнику по телефону и посоветоваться. У летчика такой возможности нет, даже в одном случае из десяти.
Полет — это скорость, это безостановочное движение вперед. И если обстоятельства складываются так, что надо принимать нестандартные решения, действовать не по заранее предусмотренному параграфу инструкции, а это справедливо замечено, что «все правила не заменяют рассудка, а должны приходить ему на помощь», летчик не имеет права на растерянность, колебания, неуверенность. Ну, а если все-таки растерянность захватывает человека, если она оказывается сильнее его воли, выдержки, профессионального мастерства? Тогда — плохо. Тогда действительно делается очень страшно.
Других, так сказать, специфических авиационных страхов я не знаю.
— А высота? А маневрирование в воздухе? А скорость?
Ну что ж, на высоте работают и монтажники высоковольтных линий, например; острое чувство маневра в пространстве знакомо цирковым артистам, прыгунам в воду, мастерам слалома; скорость — подруга мотогонщиков.
Нет, специфических, особых, исключительно авиационных страхов я не знаю.
Среди множества вопросов, полученных мной, в читательских письмах попадаются порой, мягко выражаясь, и несколько неожиданные. Вот один из таких удивительных вопросов:
В настоящее время я заканчиваю аэроклуб. Здесь я многое узнал и многому научился. Но все же не на все интересующие вопросы получил точные ответы. В частности, я хотел бы знать: какой существует порядок назначения пенсий летному составу?
Ну что ответить автору этого письма Владимиру Прокофьеву, девятнадцати лет от роду, неженатому, бездетному, закончившему десять классов средней школы, обладателю первого спортивного разряда по лыжам, чертежнику по профессии?
Полагаю, что вам нет смысла заканчивать аэроклуб и направлять свои стопы в наше высокое, светлое, не захватанное обывательскими лапами небо.
Если вы в девятнадцать лет беспокоитесь о пенсии, боюсь, что в двадцать пять вы станете измерять длину своих маршрутов не километрами, как это делают все нормальные пилоты, а рублями и копейками денежного вознаграждения.
Нет, я не идеалист и вовсе не против денежного вознаграждения за летный труд. И не против сдельщины, равно как и не против премий. Но пусть все-таки сначала будут километры высоких путей, а уж потом «суммы прописью» в бухгалтерской ведомости.
Очень боюсь, что, если вам, паче чаяния, удастся удержаться на летной работе, весь наш голубой, зеленый, нежно-фиолетовый, бесконечно многоцветный мир будет представляться вам к тридцати годам грандиозным универмагом. Вас будут радовать маршруты в Париж — там дешево барахло — и огорчать полеты в Дели — за те же деньги и половины не купишь.
Может быть, я слишком строг, вполне возможно: ведь вам всего лишь девятнадцать лет. Говорят, это пора брожения. Но иначе не могу.
Отвечая на ваш вопрос, невольно думаю о другом девятнадцатилетнем — о летчике-истребителе Герое Советского Союза Викторе Рахове. В ваши годы он успел пройти свинцовое крещение в Испании, дрался и погиб в небе Монголии. У него был такой личный счет сбитых самолетов противника, которому можно позавидовать и в тридцать и в сорок лет.
Любовь должна быть строгой. Моя любовь — авиация. Вот почему мне трудно быть снисходительным к вам.
Среди самых разнообразных вопросов, которые поставили читатели «Вам — взлет!», был и такой:
Я прочитал вашу книгу и, полагаю, понял, чего требует от человека летная работа. Прямо скажу — многого. А теперь я хочу спросить вот о чем: ну, а что дает профессия летчика тому, кто ее выбрал? Только, пожалуйста, ответьте объективно.
Ответить на этот вопрос строго объективно я не могу. О родном мне ремесле летчика могу говорить лишь субъективно. Не скрою, мне хочется превозносить нашу работу, прославлять ее, поднимать выше всех мыслимых, выше всех рекордных динамических потолков.
Летающий человек — сильный человек. Он сильнее ветров, сильнее облачных заслонов, сильнее ночи, сильнее земного притяжения. На мой взгляд, этого уже довольно, чтобы накрепко полюбить профессию пилота.
Летающий человек — хозяин пространства. Он переносится с одного конца земли на другой, обгоняя в своем стремительном движении птиц, не замечая горбатых хребтов, отбрасывая прочь реки, тайгу, пустыни, моря и целые океаны. На мой взгляд, это счастье, которому даже в мыслях трудно подыскать соперника.
Летающий человек — всегда боец. Каждый день над нашей землей бушует 44 тысячи гроз. Не менее 1800 в минуту! Каждую минуту над миром сверкают 100 молний. А люди неба — в небе!
Кто-то из летчиков написал: «Болтанка самолета похожа на тряску, которую бы испытала автомашина, едущая по железнодорожным шпалам». Но никакая болтанка не может остановить командира корабля, занявшего свой эшелон в небе и идущего вперед к цели.
Скорость ветра в струйных течениях достигает 300 километров в час. Это сила! Но люди неба — сильнее!
Птицы в тумане не летают — не могут. Завяжите глаза соколу, и ему конец — завалится на землю, как жалкая курица. Облака, дымка, непроглядная ночь — застилают взор человеку. Но он летит! Бьется с чернотой ночи, с отнимающими горизонт облаками, со слепым ливнем, с липким туманом, с косматой стеной косого снега. Бьется и побеждает. В этой драке человеку помогают выращенные им автоматы, ему служит прирученная радиоволна, для него живет, покачивается, вздрагивает выдрессированный искусственный горизонт, спрятанный за стеклышком хитрого прибора.
Если все это не настоящее счастье, то что же почитать тогда за настоящее?
Человек в полете — лучше человека на земле. В этом нет никакой мистики. Просто на стратосферной высоте, под сводом темно-фиолетового, густого неба, или на беснующейся сверхзвуковой скорости, способной нагреть машину и заставить ее поседеть, никому не придет в голову склочничать, сводить мелкие счеты с соседом, жадничать, упиваться копеечной славой, ревновать жену или надуваться от пустой амбиции…
Я бы мог продолжить, но, думаю, довольно и сказанного.
Авиация дает человеку силы, награждает его чувством могущества, делает маленького человека победителем великанских сил природы, поднимает его над самим собой, делает лучше.
По-моему, это так много, что большего и не нужно!
На этом я, пожалуй, и закончу главу вопросов и ответов. Конечно, тут далеко не все вопросы и не все ответы, в которые можно уложить авиацию от «а» до «я». Но ведь уже давно установлено: «Нельзя объять необъятное».
Поставлю точку и двинусь по нашему маршруту дальше.
Глава пятая
НЕЗНАКОМАЯ ЗЕМЛЯ
Василий Иванович Тонушкин рекомендовал мне непременно рассказать о земле. О той земле, что обеспечивает по крайней мере половину успехов в воздухе. Совет этот, конечно, верный, но как лучше его выполнить?
Рассказать об аэродромных полосах, принимающих на свои могучие бетонированные плечи двухсоттонные летающие корабли? Поведать о дальних и ближних радиоприводных станциях, берущих в свои невидимые руки машины и ведущих экипажи в заданную точку? Познакомить читателя с устройством локаторных установок, не замечающих ни ночи, ни высокой, ни низкой облачности, рассказать о хрупких экранах, на которых небо всегда голубовато-мерцающее, а самолеты — зеленоватые фосфоресцирующие всплески? Распахнуть перед любопытными глазами ворота воздушных коридоров, к сожалению не обставленных никакими «дорожными» знаками, но тем не менее свято соблюдаемыми всеми летающими людьми?
