Сапоги — лицо офицера - Кондырев Виктор Леонидович (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
Теличко еще больше засмущался, когда увидел эту квартирантку, маленького росточка, тоненькую девочку с бледным личиком, Надю.
— Не робейте, Толя, — смеялась хозяйка. — Она маленькая, да удаленькая, работает уже два года!
— Мне восемнадцать с половиной лет, — серьезно сказала Надя.
— О, возраст любви! — неудачно сострил Коровин. Теличко поморщился. — Прежде чем отдыхать, перекусим, что ли, выпьем по граммульке?
Ешьте, ешьте, подвигала тарелки хозяйка, для мужчин главное, хорошо поесть, потом можно хоть бочку выпить. Здесь мужчины редкость, требуют заботы, язвила она. Чуть что, убегают, что им тут делать, ни заводов, ни фабрик, вот и уезжают, кто на Север, кто в Сибирь. Уедет сто, а возвращается двадцать. А куда деваться женщинам, их везде много…
— У нас тоже уезжают, — серьезно объясняла Надя. — В нашем районе было шесть сел, небольшие, но все люди работали. Кто в лесу, кто в поле… А потом сказали сделать одно большое село. Культурные услуги будут лучше, работать, говорят, удобнее, когда много людей живут вместе… Люди деньги за старые дома получили и кто куда, не хотят жить в куче, не привыкли… А у нас говорят, большие села удобнее оборонять от китайцев. Вот людей и сгоняют с места…
Коровин с хозяйкой ушли в другую комнату.
Теличко маялся в нерешительности, поглядывая на Надю. Господи, это же дите еще, что делать…
— Хотите, я свой альбом покажу? — спросила она.
Надя положила перед ним толстый альбом в оранжевом плюшевом переплете, подсела поближе.
На первой странице была приклеена фотография в рамке из неумело нарисованных цветов. Паренек в кепке сидел, положив руки на колени, на фоне надписи: «Розы срываю, сирень берегу, всех забываю, тебя не могу!» Далее шли вырезанные из газет и журналов картинки — цветы, многоэтажные дома, пляж на Черном море, толстощекие малыши… Под каждой вырезкой аккуратно написано от руки, что изображено. Тщательно обведенные рамкой афоризмы о верной дружбе, о богатстве, которое ничто по сравнению с любовью…
Надя сидела, прижавшись к Теличко, тихим голосом давая пояснения.
Теличко решился.
— Что-то мне плохо… Наверное, выпил лишнего… Пойду прогуляюсь, — сказал он, неестественно улыбнулся и взял полушубок.
— Вы вернетесь? — тревожно спросила Надя.
Он кивнул и быстро вышел. Почти бежал по тропинке через сопки, к казарме…
Напрямик, через редколесье, взмокший Казаков карабкался по склону сопки.
Должен успеть, поглядывал он на часы, полтора часа еще. Выскочил на дальний край поляны возле Центра и в ужасе остановился. Батареи стояли строем перед машинами, в стороне прохаживались Оверьянов и высокий офицер в папахе, поглядывали на приближавшегося Казакова.
— Вот, пожалуйста, еще один! — огорченно сказал Оверьянов.
Командующий артиллерией дивизии полковник Исакович, с крупным носом и твердым подбородком, нахмурившись, смотрел на лейтенанта.
— Я вам уже говорил, товарищ полковник, — тихо сказал Оверьянов. — Пользуются молодые лейтенанты моей мягкотелостью. Человеческого обращения они не понимают. Хуже солдат! Пропьянствовали два дня… Не все, конечно. Это Казаков, один из главных пьяниц, заводила.
— Вы где отсутствовали двое суток, лейтенант? — загремел полковник. — У вас сегодня боевые стрельбы! Где вы пропадали, какое преступление совершили?! Откуда я знаю, может, вы людей убивали! Сколько человек вы убили, лейтенант? Отвечайте!
— Не кричите! — прошипел Казаков, косясь на строй. — Я убил восьмерых!
Полковник смотрел налитыми кровью глазами.
— Вы падшая личность, лейтенант! — на лице его было презрение. — Идите в строй!
Исакович повернулся к Оверьянову.
— Примерно накажите его! Кто еще отсутствует?
— Гранина и Батова нет, товарищ полковник…
— Гном на три часа раньше тревогу объявил, — прошептал Коровин Казакову. — И что у них всех за мания, комедию перед строем ломать! Онанисты какие-то…
Капитан Алексеев незаметно подтолкнул его плечом, молчи уже, допрыгались…
— Сегодня обслуживает стрельбы батарея Алексеева! — громко объявил Оверьянов. — В первый день должны отстреляться комбаты, завтра командиры взводов! По машинам!
Через поляну тяжело бежали Гранин и Батов…
Батарея развернулась безукоризненно. Полковник, майор и командиры батарей стояли в стороне, возле машин взвода управления, наблюдали. Даже издали было видно, как доволен Алексеев — потирал руки, суетился больше обычного.
Быстро расчистили снег вокруг минометов, сделали брустверы. В сторону наблюдательного пункта удалялись фигурки связистов — тянули телефонную связь.
Исакович с офицерами уехали на наблюдательный пункт.
Коровин с Курко, окруженные солдатами, с проклятиями пытались отвинтить с мины предохранительный колпачок. Казаков беспокойно топтался возле телефона.
— Что вы там мудохаетесь! — кричал он.
— Да пошел ты… — нервничал Коровин, красный от напряжения, на коленях стоя в снегу.
Колпачок не откручивался.
Из подъехавшей машины выпрыгнул Кушник, смущенно улыбаясь и делая руками успокоительные знаки.
— Вот, Оверьянов прислал… Не волнуйтесь, я мешать не буду, твою мать со смыком, посижу в сторонке…
Чего волноваться, понятно, Оверьянов отправил тебя с НП, чтоб глаза не мозолил. Боится, оскандалишься со стрельбой перед Исаковичем, вот и разыграл беспокойство, поезжай, мол, посмотри, как бы молодые лейтенанты там не наделали чего…
Курко радостно заорал и поднял над головой отвинченный колпачок.
— Не могли раньше сказать, кретины! — орал он, — Колпачок с правой резьбой, а мы думали, что он, как у людей, с левой!
И почти сразу же закричал телефонист.
«Прицел…! Ориентир…! Заряд третий! Первый миномет, одна мина! Огонь!»
Казаков поспешно схватил шнур.
— Первый выстрел я сделаю! Разрешите, ребята!
Мина мягко скользнула в ствол. Наводчик последний раз посмотрел в прицел.
— Рты откройте! Огонь!
Корректировал стрельбу Алексеев и, судя по быстроте команд, стрелял удачно. Когда же телефонист передал: «Батарея, шесть мин, беглый огонь!», поняли, капитан накрыл цель. Шесть минут, молодец! Телефонист крикнул:
— Капитан благодарит батарею!
Солдаты обрадованно запрыгали. Лейтенанты заулыбались.
Потом стрелял Оверьянов, хорошо стрелял, ничего удивительного, стрелять он умеет. Синюк израсходовал много выстрелов, но все же, видно, выкрутился. «Батарея, отбой!» — передал по телефону майор…
Не выходя из машины, полковник Исакович подозвал лейтенантов.
— Поздравляю вас с первой боевой стрельбой! Справились хорошо! Завтра продолжим! — Полковник посмотрел на Казакова. — Я снимаю взыскание, лейтенант!
В столовой Оверьянова позвали к телефону. Возвратился он быстрым шагом.
— Тревога всем батареям! — озабоченно сказал майор. — Быстро, выезжаем через полчаса! Китайцы начали военные действия на Уссури! Ничего пока не известно… В полку боевая готовность номер один. Командир приказал немедленно возвращаться…
Тревожное время
Вторую неделю офицеры жили в казармах. Спали в каптерках, на впритык поставленных солдатских кроватях. В столовой повара накрывали роскошные, по армейским понятиям, столы. Полные миски мяса, селедка с луком, на больших противнях жарили картошку, правда, мерзлую, даже винегрет приготовили. Кисель был сладчайший. Вот ведь, могут же кормить нормально, когда не воруют…
Решительно отодвинув от себя кисель, капитан Синюк поучал:
— Кто хочет остаться мужчиной, поменьше хлебайте эту мерзость! В него медик бром добавляет, чтоб у солдат не слишком шишки дышали! Кто не верит, может попробовать…
Лейтенанты недоверчиво смотрели, не разыгрывает ли Синюк, отодвигали стаканы, капитан Бабошин хохотал, выпивая их порции, мне это не грозит, я уже свое отгулял…
Тревога первых дней прошла.
Занятия продолжались, только проверяющих стало больше, начальники маялись от безделья.
Ходили в караулы, по вечерам Белоус устраивал бесконечные совещания, выступал всегда долго, ругал по очереди каждую роту, читал последние приказы.
