Пушкинский вальс - Прилежаева Мария Павловна (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Галина перевела на Настю задумчивый взгляд и сказала:
— Теперь мы, наверное, будем с тобой неразлучными.
Настя кинулась Галине на шею и без счета целовала в холодные от ночной свежести щеки. Они чувствовали благодарность друг друга за то, что не одиноки. Им хотелось делиться самым лучшим, что в них есть. Они высказывали друг другу свои неопределенные мечты и страстно вспыхнувшую дружбу.
Завтра они не могли бы в точности восстановить, о чем говорили здесь, над обрывом. Обо всем. Зачем жить? В чем цель жизни? Почему бывают плохие люди? Впрочем, на нашем заводе нет плохих людей — так они решили. Во всяком случае, никого нельзя назвать в полном смысле слова отрицательным типом. Даже Пазухина, в общем-то, ничего, можно мириться, пожалуй, напрасно Галина к ней придирается. А бывают живые идеалы? Они не могли припомнить живых идеальных людей, но где-то есть непременно, они уверены, есть! Они перескакивали с предмета на предмет и не могли наговориться. Только о часовщике не вспоминали вслух.
Возвращаясь с реки, они поравнялись с домом Давида Семеновича. Арка подворотни зияла черной дырой. Часовщик спит или бессонно лежит на двуспальной кровати и думает.
Они притихли, проходя мимо дома часовщика. Было поздно. Окна в городе гасли.
12
Конвейер еще стоял, когда Настя пришла на завод. Бригадиры распечатывали шкафы и готовили для сборщиц детали, мастер проверял свою канцелярию, в бригаде почти безлюдно, но Давид Семенович уже здесь. Упрятал под шапочку вздыбленные белые волосы, нацепил на лоб лупу и с деловитой решимостью прошагал к «капитанскому мостику» Василия Архиповича. Взяв мастера за пуговку халата, он что-то втолковывал ему, указывая в сторону конвейера, а тот с выражением неприступности на круглощеком лице пожимал плечами и тряс головой, как бы говоря: «Сомневаюсь. Что вы мне ни доказывайте, а я сомневаюсь».
Догадываясь, о чем у них идет речь, Настя прогулялась вдоль конвейера, замедлив шаги возле столика Василия Архиповича. Речь шла о том. О замысле Галины освоить все операции сборки.
— Что ж, поглядим, хотя и не верится. Диалектический скачок в сторону роста. Давид Семенович, ваше влияние положительно сказывается на ее исключительно анархической личности.
— Э-э! А на мне так ее добрый характер положительно сказывается.
Постепенно в бригаде становилось люднее. Сборщицы, в кокетливых, строго по технологии белых косынках, с неостывшим румянцем на свежих после сна и улицы лицах, все уже за конвейером в ожидании пуска; слышно озабоченное кудахтанье технолога: «Дорогуша, дорогуша, а план что велит?» Полторы минуты, минута, полминуты — и лента тронется, зажгутся сигнальные лампочки, застучит регулятор: тук-тук, — а Галины нет.
Настя в десятый раз, обмирая от беспокойства, перетирала инструменты, а Галины нет. Мастер раз и два прошагал мимо монтажа анкерной вилки, хмуро поглядывая на дверь. Галины нет.
— Резервную сборщицу на монтаж… — тоном судьи, выносящего «приговор окончательный», обратился Василий Архипович к технологу, но Корзинкина прибежала. Напяливая на ходу халат, она ворвалась в бригаду, задыхаясь от бега. В ту же секунду раздался звонок, и конвейер пошел.
Галина наспех покрывалась косынкой, а накопитель стоял пустой, и лампочка сигналила: «Задержка, задержка», — но Василий Архипович, вместо того чтобы объявить Галине взыскание, притворился, что ничего не заметил, и торопливо зашагал к другому концу ленты.
Впрочем, через несколько минут, взяв бешеный темп, Галина вошла в ритм конвейера. А еще через несколько минут обратила к Насте лицо, на котором от возбуждения сверкали глаза, и отрывисто бросила:
— Поработай одна!
Это было ни с чем не сообразно — усаживать за конвейер неопытную ученицу, но Галина нетерпеливо подгоняла Настю:
— Переходи на мое место! Ненадолго. Садись!
За старым конвейером невозможно бы с такой легкостью поменяться местами, а здесь сборщицы каждая сама по себе, за своим верстачком, и Настя послушно пересела, и зеленая лампочка уже сигналила ей, именно ей: «Не зевай! Держись в ритме. Набирай скорость».
Скорость и есть то, что Насте пока недоступно. Ее бросило в жар, она заволновалась, заспешила, робея, надеясь, удивляясь Галине и мысленно твердя давно выученные наизусть порядок и ход операции. Она пугливо поглядывала на сигнальную лампочку, ежесекундно ожидая знака тревоги, а втайне сумасшедше мечтала не осрамиться, не уступить Галине, блеснуть. Даже блеснуть! Накопитель повез ее механизмы по ленте. Живей! Скорость, еще скорость! Пальцы бежали. Ура!
А Галина? Галина приткнулась сбоку на ученическом табурете и, подперев подбородок ладонью, читала, читала жадно, поспешно, и что-то светлое, отчаянное и горькое перебегало по ее страстно сосредоточенному лицу с плотно сжатым ртом и недоуменно сведенными бровками. Так прошло несколько минут. Настя отправляла по ленте один за другим механизмы, начиная свободнее дышать и все больше опасаясь за безумство Галины. Увидит мастер — загремит на всю бригаду рупор: «Корзинкина! Безобразие! Нарушение трудовой дисциплины! Неслыханно!»
Наконец Галина перевернула последнюю страницу и с отсутствующим взглядом протяжно выдохнула:
— Ну?
«Гранатовый браслет», — прочитала Настя заглавие.
— Ну? — повторила Галина, еще не совсем возвращаясь к реальной действительности, со вздохом пряча в карман халата книжечку в дешевой бумажной обертке.
— Выдержала экзамен, вот чудеса, — равнодушно промолвила она, занимая свое место за лентой. — Проснулась сегодня — темно, не спится, стала читать. Немного не успела дочитать до работы. Бывает так в жизни? «Почем знать, может быть, твой жизненный путь пересекла настоящая, самоотверженная, истинная любовь?» — по памяти сказала она. — Бывает? Сейчас, в наше время, на нашем заводе, как пишет Куприн в «Гранатовом браслете», бывает такая любовь? Истинная? «Пересекла твой жизненный путь…»
Милая Галина!
Насте хотелось, как вчера, кинуться ей на шею, обнять крепко-крепко, что-то сделать для Галины опасное, трудное, очень опасное, чтобы доказать свою дружбу.
— Не знаю, почему так хорошо! — удивляясь, сказала Галина.
Но вдруг они услыхали знакомый шум накрахмаленного халата, и кругленькая, вся встревоженная фигура технолога явилась перед ними.
— Дорогуша! Что с вами? Что это? Перекос вилки, перекос, перекос! Еще, еще…
Она выкладывала на столик Корзинкиной механизмы в розовых тарах, недавно отправленные Настей по ленте. Механизмы возвращались с проектора. Брак монтажа анкерной вилки. Брак, брак, брак!
Технолог опростала карманы халата и в негодовании всплеснула руками:
— С ума сошли, дорогуша!
У Насти сердце окаменело от невероятия и несомненности того, что случилось. Надвигалась катастрофа. Крушение. Бригада терпит убытки.
Гневной скорой походкой приближался Василий Архипович.
— Корзинкина?! Вот до чего дело дошло! Серия брака. Вопиющий, неслыханный факт! А Давид Семеныч за вас размечтался, что вы… А я чуть не поверил!.. Не перебивайте, не до реплик!..
— Василий Архипович! — перебила Галина, страстным движением приложив крест-накрест ладони к груди. — Виновата, простите, исправлю, останусь сверхурочно, переделаю все!
Так не в натуре Корзинкиной был этот доверчиво просительный голос и восторженная воодушевленность лица! Василий Архипович смешался.
Корзинкина не дерзила, не старалась увильнуть, не бросала самолюбивые реплики. Василий Архипович пришел в тупик от такого, можно сказать, противоестественного поведения Корзинкиной.
— Вот до чего дело дошло! — пробурчал он, не зная, как реагировать на вину и повинную Галины Корзинкиной. — Если вы осознали ошибку… — для самого себя неожиданно начал он вместо разноса, вместо посрамления Корзинкиной на общем собрании бригады, вместо приказа за подписью начальника цеха: «Объявляется строгий выговор с предупреждением…» — чтоб брак был исправлен! — коротко приказал он. И удалился.
