Конец нового дома (Рассказы) - Воробьев Леонид Иванович (мир книг TXT) 📗
Старик похрапывал и что-то бормотал во сне. Но Юрий и Тоня не спали. Юрий лежал напротив меня, по другую сторону костра, подперев поставленной на локоть рукой голову и глядя на огонь. Тоня сидела, сцепив пальцы рук на коленях, и тоже смотрела на костер. Я, не открывая полностью глаз, потихоньку рассматривал их. Оба были красивы, каждый по-своему. На правильно очерченном лице Тони особенно выделились глаза. По всей вероятности, голубые днем, они при неверном свете костра казались почти черными. Ее густые рыжевато-золотистые, чуть вьющиеся волосы были заплетены в косы, но маленькая прядка свешивалась на лоб. Юрий был блондином с большой, крепко посаженной головой и с неожиданными на его белобровом лице светло-карими глазами. Рабочая одежда — ватники, кирзовые сапоги на каждом из них — не могла скрыть мужественную красоту их сильных, хорошо сложенных фигур. Похожи они были только обветренными, загорелыми руками да еще одной, пожалуй, самой важной чертой — здоровьем, которым веяло от них, молодостью.
— Нет, ты, Юрка, все же скажи, — продолжала Тоня разговор, очевидно, начатый. задолго до моего пробуждения. — Все до точки. Что у тебя с Валькой было?
— Опять за старое, — недовольно поморщился Юрий. — Далась тебе Валька!.. Сто раз говорил: бродили, провожал, ну, поцеловались два-три раза…
— А дальше?
— Все. Я ж говорю все! — почти раздраженно ответил Юрий.
— Ну ладно, не сердись, — примирительно отозвалась Тоня.
Наступило молчание. Потрескивали головешки в костре, где-то рядом чмокнула берег мелкая, неизвестно кем в такой тиши поднятая волна. По небу одна за другой прокатились две звезды.
— И все-таки скрываешь ты от меня, Юрка, — снова начала Тоня. — Обижайся не обижайся, а чувствую я.
— Что ты чувствуешь? — усмехнулся Юрий, покусывая обломок тонкого прутика.
— Обманываешь ты меня. Было у вас с Валькой… Догадываюсь я, и люди говорили.
— Сплетни, — бормотнул Юрий.
— Сам знаешь, сколько я сплетням верю… А тут не могу. Ну скажи, Юрка. Как же так, ведь между нами никакой тайны стоять не должно! Очень тебя прошу, правду скажи! Да ведь ты должен сказать. Кому же еще, как не мне? Понимаешь, должен!
— Ну, а если бы и было, так что?
— Как что? Да я сейчас не об этом, Юр, ну расскажи мне. Не лги только.
— А чего лгать? — потянулся Юрий, укладываясь на спину и подсовывая руки под голову. — Ты ведь привяжешься, как смола. Ну, скажем, было. Так ведь я еще только подходил к тебе, а с ней давно знаком был.
Снова наступило короткое молчание. Затем заговорила Тоня, и в голосе ее чувствовалась горечь и укоризна.
— Эх, Юрка, Юрка! Вот уж третий раз ты меня обманываешь. А живем-то… Про историю с бензовозом сколько не говорил, выкручивался, про то, что с Колькой друзьями расстались, доказывал, а сами рассорились. Теперь, видишь, Валька…
— Так что ж, по-твоему, преступление, я, что ли, сделал? — недовольно проговорил Юрий. — Все эти дела до того как я с тобой дружить начал, прикончились. Вообще бы не стоило копаться, а ты выпытываешь, будто черт знает что произошло.
— Не о том я. Врал-то зачем?
— Опять врал! Ну, не сказал тогда, зато после сказал. Убыло, что ли, от этого? Что же ты думаешь, мне почти до тридцати лет монахом жить было нужно? Живой ведь человек. Может, и не только Валька была. Другие ребята вон…
— Плохо это, Юрий! Все ведь живые… И снова не про то я. Простить бы можно, да скрывал-то почему? Врешь-то для какой цели?
— «Скрывал! Врешь! Простить!» И словечками же ты побрасываешься! А уж если на полную откровенность идти, так ведь не мог же я в парнях обо всем тебе доложиться.
— Это почему?
— У характера своего спроси: «Почему»? Знаю я тебя. Поговори бы о таком до свадьбы, так с тебя сталось бы, сдурела бы, ломаться начала: не пойду, мол, я у него не первая. Скажи, не прав?
— А после свадьбы? А теперь почему сказал?
— Ну, теперь дело другое, — засмеялся Юрий, протянув руку к жене и погладив ее по плечу. — Уж девичья-то придурь должна выскочить из головы. Теперь дурака валять да кокетство разыгрывать ни к чему. Нечего людей смешить; надо жить. Да ты, я вижу, опять спорить собираешься, — полушепотом прибавил он. — Спать надо, с луной дальше двинемся. Папашу, кажись, разбудили. Кричишь тут. Да и посторонний, может, не спит. Такие разговоры… Ложись давай.
Я спохватился и с непростительным опозданием завозился, делая вид, что просыпаюсь. Однако Тоня не обратила на это никакого внимания. Ее губы машинально повторили: «Надо жить…», — и она глухо сказала Юрию:
— Спи. Посижу я.
— Как хочешь, — зевнул Юрий и повернулся спиной к костру.
Перевернулся на другой бок и я. Через несколько минут сон снова овладел мной.
На этот раз я спал очень недолго, причем во сне опять повернулся лицом к огню. Чуть приоткрыв глаза, я увидел Тоню, сидящую в прежнем положении. Ноги она подобрала еще ближе к себе, а подбородком уперлась в колени. Слезы катились из ее широко Открытых глаз, и она не вытирала их. Может быть, потрескивание головешек в костре заглушало всхлипывания, только казалось, что Тоня не плачет, а просто думает о чем-то, и слезы эти не настоящие, а всего лишь дождевые капли, упавшие на лицо. Боясь показать Тоне, что я видел ее плачущей, я плотно прикрыл глаза и начал притворно похрапывать. Она встала и пошла к концу плота. Я приподнялся и посмотрел ей вслед. Старик тоже приподнялся и тоже глядел в ее сторону. «Проснулся, — догадался я, — и увидел, как она плакала».
По плеску воды стало ясно: Тоня умывается. Затем она вернулась к костру и снова села. Немного погодя раздался ее шепот:
— Юрий, а Юрий! Проснись-ка. Поговорить надо.
— Поехали, что ли? — сонным голосом пробормотал Юрий.
— Нет. Сказать я тебе должна…
«Буду спать, — решил я. — Нечего подслушивать семейные разговоры, но и мешать им говорить нельзя: пусть разбираются между собой. Сплю».
Однако благое решение оказалось трудно выполнимым. Сон, как нарочно, не приходил, и приглушенный разговор молодоженов настойчиво лез в уши.
— Я у тебя откровенности требовала насчет Вальки и всего прочего, — каким-то хрипловато-напряженным шепотом говорила Тоня. — Так знаешь почему?
— Ну почему, почему? — нетерпеливо спросил Юрий, стремясь, видимо, быстрее прекратить надоевший ему разговор. — Снова здорово. Когда ты кончишь?
— Так вот, — словно бы не слушая его, продолжала Тоня, — ты мне все, наверно, до капельки рассказал. Значит, не первая я у тебя, да и не вторая. Да дело не в этом. Должна и я с тобой до точки откровенной быть. Ведь ничего из нашей жизни между нами скрытым остаться не может. Не должно. Верно?
— Верно, — зевнул Юрий. — Ты и так, я думаю, врать не умеешь. Верю. Кончай.
— Должна сказать я, — с трудом проговорила Тоня. — Признаться должна. Тяжело мне. Скрывать не могу… Ведь и ты у меня второй…
От неожиданности этого признания я открыл глаза и сейчас же снова прикрыл их. Старик не храпел и, по всей вероятности, не спал. Тоня сидела невдалеке от Юрия. Даже в слабом отсвете потухавшего костра было видно, как побледнела она, как побелели ее губы. И несмотря на то что я наблюдал эту сцену всего несколько мгновений, я успел заметить, как полусонное лицо Юрия моментально стало серьезным.
— Не придуривай! — строго сказал он.
— Правду говорю, — горько вздохнула Тоня.
— Кто? — отрывисто спросил Юрий.
— Он-то? — чуть слышно проговорила Тоня. — Борька Нелидов.
Последовала продолжительная пауза. И когда Юрий заговорил, в его громком шепоте слышались раздражение, подозрительность и угроза:
— Так ты что? В самом… деле?
— Я ж сказала: откровенность на откровенность.
— Брось ты об откровенности, — повысил голос Юрий и встал. Он глядел на Тоню в упор, а она не отводила взгляда от красных головешек, которые кое-где уже подергивались пеплом, а кое-где еще давали пищу языкам пламени. — Дуришь, Тонька? — зло спросил он. — Ну скажи, что врешь. А может быть… Тогда докажи, что правду сказала. Дай, Тонька, честное слово! Слышишь?! Сейчас же дай! Я знаю, чего твое честное слово стоит, знаю — не прокинешься им. Ну!
