Старые друзья - Санин Владимир Маркович (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Ерунда, ответил он ей глазами, не в таких передрягах бывали. В таких не бывали, возразила она, тебе будет непросто. Да, согласился он, но зато теперь ты видишь, почему проиграла.
Обычная история, подумала она. Уходил он утром на работу и целыми днями видел ее, юную, свежую, грациозную, и ею любовался и очень ее хотел, а если она поощряла, если, стенографируя, красиво садилась напротив — ох, как умеет женщина сесть красиво, когда ей это нужно! — так чему удивляться? А домой приходил усталый, выжатый и видел ее усталой и выжатой, и сравнивал, сравнивал… Обычная история. Не выдержала сравнения — и проиграла, сама виновата, не надо было стариться.
— А нам повезло, радостно продолжала Наташа, — четвертого-то нет! Представляете, ворчал бы здесь какой-нибудь старикашка или толстая баба с узлами! Знаете, как Евгений Иваныч говорит? «Попутчики — это лотерея». Угощайтесь, пожалуйста, я схватила из холодильника, что попалось под руку. Женя, а если по рюмочке — для-ради знакомства? Вы не против, Ольга Николаевна? Извините, но вы мне очень нравитесь, будто я с вами давно знакома. Бывает так, правда? Как старшая подруга. И на кого-то очень похожи, я как вас увидела, сразу подумала, что очень похожи.
— Ты не ошиблась, милая, — Евгений Иванович достал из чемоданчика бутылку и серебряные рюмочки, наполнил их коньяком. — Я тоже подумал, как вошел, что очень похожа. И знаешь, на кого? Помнишь фотокарточку на столе в моем кабинете? Правда, на ней Леля моложе лет на пятнадцать, но она и сейчас в отличной форме. Ваше здоровье, друзья мои.
Ты, никогда не был трусом, залпом выпив коньяк, подумала Ольга Николаевна. Не хлюпик, никогда и нигде не терялся — настоящий мужчина. В юности за то и полюбила — сильный, надежный (был), верный (был, да сплыл).
— Простите, — пролепетала Наташа. Поставила на стол рюмку, вытащила пачку сигарет.
Простите — это если наступила на ногу, усмехнулась Ольга Николаевна. Не стану я тебя прощать, девочка, хотя тебе это и не надо, легко переживешь. Неприятные минуты преходящи, особенно когда жизнь — сплошной праздник.
— Курить будем в коридоре, — решил Евгений Иванович. — В этих вагонах отвратительная вентиляция… К черту теорию вероятности, — продолжал он, когда Наташа выскользнула из купе. — Три года не виделись — и нашли удивительно подходящее время и место.
— Эффектная зверюшка, — сказала Ольга Николаевна.
— А ты превосходно выглядишь, на сорок пять, не больше.
— Беру. Ты тоже не сдаешься, не начальник главка, а тренер по боксу. Не боксер, а тренер.
— Зверюшкой была только ты, — припомнил Евгений Иванович.
— Это меняет дело.
— Нет, не меняет. Но ты была отличной зверюшкой.
— Ты так говорил о своем любимом «паркере». Помнишь, сломалось перо, пришлось выбросить.
— Эх, ты, историк, ностальгия по прошлому расслабляет.
— В перерывах между раундами ты всегда расслаблялся.
— Это тоже в прошлом. Да и боксером я был посредственным, на мастера так и не вытянул. А Наташа и неподозревала, что ты еще вполне боеспособна. Это повышает мой кредит.
— А она знает, что я была отличной зверюшкой?
— Она много не знает. Но цену себе она знает хорошо. Пожалуй, даже слишком хорошо.
— А ты становишься сухарем. Кредит, цена, рентабельность…
— Сегодня это важнейшие вещи, старое и привычное приходится вырывать с корнем.
—Теперь я лучше понимаю, почему ты ушел.
— Брось демагогию, дорогая, историки тоже должны перестраиваться.
— Впрочем, ты всегда и во всеуслышание шутил, что я дорога тебе как память о молодости.
— Я вовсе не шутил, могу и сейчас повторить.
— Ну, если не шутил, тогда не повторяй. А ты помолодел — джинсы, куртка, кроссовки… В «Молодежном» одеваешься? По утрам «бой с тенью», а вечером дискотека?
— А зверюшка кусается — запрещенный прием.
— В нокдаун укусами не пошлешь, только кулаком… А вот и Наташа. — Ольга Николаевна встала, взяла сигареты и зажигалку, вышла.
— Не спится? — поинтересовался в тамбуре седоватый моряк с погонами капитана первого ранга.
— Спасибо, у меня есть зажигалка.
Моряк внимательно взглянул на нее, коротко склонил голову, ушел.
Я, кажется, сказала ему не то, подумала Ольга Николаевна. А, все равно, хорошо, что он ушел. Со мной что-то творится, странно, мне казалось, что я тоже умею держать удары… Она назвала его Женей — смешно, это при мне. При мне! Пусть бы договорились и перешли в другое купе… А номер два даже не стандарт, бери ступенькой выше… Нет, вряд ли перейдут, Женя никогда не был трусом. Если, конечно, продолжает играть первую скрипку. Когда мужчине пятьдесят четыре… через три недели пятьдесят пять — на пятерках покатится! — а зверюшка в два раза моложе, первую скрипку играть все труднее. Скоро тебе, друг мой, куда легче будет отчитываться перед министром, ох, каким строгим экзаменатором станет номер два! Впрочем, зверюшкой была только я, она, наверное, козочка или лапочка… Помолодел! Ему важнее карьеры помолодеть, чтобы экзамены сдавать. Ну, сегодня сдаст, завтра сведет на ничью, а послезавтра… Хотя это его заботы. Но — помолодел! На пользу козочка пошла, вдохновляет! Джинсы, прическа, выправка курсанта…
— Извините великодушно, — входя в тамбур, сказал моряк. — В поездке нравы упрощаются. Мне показалось, что вам нехорошо, не могу ли быть чем полезным? — С чего вы взяли?
— Слезы появляются либо от счастья, либо от печали.
— От лука тоже.
— На море привыкаешь идти на помощь, если даже не слышен SOS.
— Вам не спится и скучно?
— И то, и другое, и третье — грустновато. И вам, кажется, тоже.
— Я не готова продолжать разговор.
— Сейчас или вообще?
— Кто знает.
Оставшись одна, Ольга Николаевна вошла в туалет, взглянула в зеркало и вынула из кармана платочек. Да, за какой-то час сорокапятилетняя женщина здорово постарела, слезы украшают козочек, но совсем не к лицу зверюшке в отставке. Жаль, что ты, капитан, не Мастер, а я не Маргарита, а еще лучше, если б ты был Азазелло и принес золотую коробочку с кремом, пахнущим болотной тиной. Сейчас, сию минуту, я за такую коробочку весело и бездумно отдала бы все, чем владею, вместе с дипломом доктора наук в придачу. Завтра — не знаю, а сейчас, сию минуту, — весело и бездумно.
Ольга Николаевна сполоснула лицо, пожалела, что не взяла с собой сумочки с «боезапасом» (тушь, крем, помада, расческа) и пошла в купе. Евгений Иванович поднялся, размял сигарету.
— Раз уж так получилось, почему бы вам не познакомиться поближе.
— Мы давно знакомы, по телефону.
— Я сказал — поближе.
— Ты уверен, что Наташа в этом нуждается?
— Да, — проникновенно сказала Наташа, когда Евгений Иванович вышел. — Мне хотелось бы, чтобы вы знали: я привыкла относиться к вам с большим уважением, я слышала о вас только хорошее.
— Евгений Иванович всегда был джентльменом.
— О да, — подхватила Наташа. — Он самый тактичный, он и на работе если кого-нибудь обижает, то только за дело.
— Холстомера тоже обидели за дело — он одряхлел, и за этот проступок с него содрали шкуру.
— Я не совсем понимаю…
Ума среднего, заметила Ольга Николаевна, но красота всегда ценилась выше ума, всегда и во все времена. Ум и красота — это случается редко, чаще бог дарует женщине либо одно, либо другое. И глупо укорять мужчину за то, что молодость и красота вдохновляют его больше, чем ум и старость. Природу не обманешь, все мы рабы страстей, и стареющие мужчины, и женщины. Но больше шансов природа дала мужчине, В пятьдесят пять ему своего ума хватает, и женщина ему нужна не та, которая экспромтом прочитает лекцию о «птенцах гнезда Петрова» или о Лже-Дмитриях, а та, которая умеет красиво полулежать на тахте, извиваться в аэробике и выходить из одежды, как Афродита из морской пены. И все попытки поспорить с природой ни к чему хорошему не приводили, ибо ее законы писаны не людьми и редактированию не подлежат. Клеопатра потому и проиграла, что если для зрелого мужа Марка Антония она была совершенством, то для юного Октавиана Августа — стареющей кокеткой. Младое племя — оно всегда незнакомое, у него другое естество.
