Неизвестные солдаты, кн.1, 2 - Успенский Владимир Дмитриевич (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
– Эх, эх, эх, эх! – неслось с круга, и трудно было понять, чей это голос.
Гармонист сбавил темп, все оглянулись: почему? В круг, чуть подобрав длинную юбку, плечом вперед входила Василиса. Ступала мелкими, неприметными шажками – казалось, плывет под музыку, откинув назад голову на тонкой шее.
Сашка остановился, отошел, пошатываясь, к ребятам. Карасев продолжал плясать, потряхивая чубом, оскалив в усмешке зубы. Пятился, отступая перед Василисой. А та плыла, будто не замечая его. Пушистые концы кос, как живые, трепыхались за спиной. Сдернула с головы платок, махнула перед собой.
Голос у нее высокий, звенящий, но приятный для олуха. Пела, неотрывно глядя на Виктора.
Дьяконский стиснул руку Игоря. Возле Василисы во всю силу трамбовал ногами землю Лешка, стараясь привлечь внимание девушки. И едва смолк ее голос, крикнул:
– Митя!
Гармонист сменил мелодию, Карасев запел хриплым баском:
Василиса повела плечами, накинула на них платок, держась руками за концы, прошла полкруга, повернулась к Лешке и ему:
На лице Карасева – нагловатая усмешка. Придвинувшись к девушке, почти наступая ей на ноги, пропел вкрадчиво, не в лад музыке:
И громко, почти зло:
– Дурак! – вспыхнула Василиса, толкнув его локтем в грудь.
Повернулась резко и пошла к бревнам. Лешка развел руками, подмигнул парням. Остановился возле Сашки Фомина, щелкнул портсигаром – пусто.
– Дай закурить… Видел кралю? Ломается. Прошлый раз в луг идти не схотела.
У Виктора – злое, перекошенное лицо. Опустив руку на плечо Лешки, рывком повернул к себе. Тот едва удержался на ногах от неожиданности.
– Не балуй!
– За что девушку оскорбил?
Карасев пожевал неприкуренную папиросу, перебросил ее из угла в угол рта.
– Это по-вашему, по-городскому, – оскорбил… А у нас сколько хочешь… Ну, пусти.
Дернулся, стараясь освободить плечо, но Виктор держал крепко, не мигая глядел в нагловатые глаза Карасева.
– Девушку обидел, герой юбочный… Меня обидь…
– Испугал!
– Такого-то смелого?!
Их окружили ребята. Игорь на всякий случай подвинулся ближе, кивнул Фокину.
Музыка смолкла. Слышалось тяжелое дыхание сгрудившихся парней.
– Гля, ребята, чего он прилип! – крикнул Лешка.
Ему не ответили. Стояловские смотрели на него недружелюбно, у многих, знать, были свои счеты с ним.
– Ну, герой, – усмехнулся Дьяконский. – Отойдем в сторонку, поговорим.
– Мне и тут неплохо.
Из толпы ребят кто-то сказал зло:
– Трусит… Небось не трусил, когда двое на одного…
– Не бреши там, – рванулся Лешка, но Виктор нажал на его плечо так, что он перегнулся.
– Собака брешет, да ты с ней, – ответил тот же голос.
– Я вот приду с нашими.
– А ты сейчас! Слабо?
Дьяковский отпустил наконец Лешку.
– Хватит болтать. И заруби на носу: будешь похабничать – выставлю с треском. Понял?
– А ты чего взъелся? Тоже мне, милиционер выискался, – хорохорился Карасев.
Фокин обнял тракториста за талию, сказал весело:
– Пляшешь ты лихо, а котелок твой рыжий – пустой. Культуры тебе, друг, не хватает.
– На что она мне?
– Девчата любить будут.
– И так любят, – махнул рукой Лешка.
Не глядя на Виктора, предложил:
– Замнем это дело, что ли? Перекурим – и баста.
– Пошел к черту.
Виктора окружили стояловские ребята. С ними он и закурил, сев на бревно.
– Ты правильно его срезал, – чуть заикаясь, говорил паренек в тапочках и а босу ногу. – Они тут прошлый раз наших двоих прогнали. А в Дубки хоть не показывайся.
– Хватит об этом. Что-то гармошки не слышно?
– Домой дубковские подались.
– Ну, и скатертью дорога.
Лешка Карасев, накинув пиджак, шел к лесу. За ним с явной неохотой семенил гармонист.
– Эй ты, папашин сынок! – донесся голос Карасева. – Погоди, еще встретимся на узкой дорожке! Отца шлепнули, а тебе морду свернем.
Виктор бросился на голос, но из темноты послышался быстрый топот ног – дубковские убегали.
– Не догнать, – остановил Игорь.
Дьяконский сразу как-то обмяк, у него подрагивали уголки губ.
– Ну, не порть себе настроение. Плюнь на него. Негодяй ведь – лежачего бьет.
– Я – лежачий?
– Поговорка такая, – смешался Игорь. – Издалека он. Как камнем в спину.
– Не выкручивайся, правильно сказал.
– Да брось ты все это. Петь пойдем.
Дьяконский вздохнул, потер подбородок и сказал тихо:
– Ладно, пойдем петь, ничего не поделаешь.
Первым незаметно исчез с вечерки Саша Фокин. Исчез не один – вместе с приглянувшейся ему толстушкой. Игорь отправился провожать чернявую девчонку, смешливую и подвижную. Пока шел по огородам за избами, она, будто ненароком, задевала его плечом, говорила и говорила без умолку. А когда он начал прощаться, почему-то обиделась и убежала, даже не сказав «до свидания».
Дольше всех сидели на бревнах Виктор и Василиса. На другом конце деревни девушки пели песни, но звучали они все тише, все слабее. Расходились по домам намаявшиеся за день певуньи.
– Пора по домам, – предложила Василиса.
Изба ее была близко. Остановились возле плетня. Виктору не хотелось уходить, переминался, думая, как оттянуть расставание.
– Ты спешишь?
– Не очень, – настороженно ответила она.
– Может, пройдемся еще?
– Лучше во дворе посидим.
Она открыла калитку, вошла первой. Во дворе темнота густая, непроглядная. Над головой шелестит листва.
– Сюда вот. – Девушка взяла его за руку, подвела к скамейке. – Садись.
Виктор не выпустил ее пальцы. Длинные и гибкие, они были грубоваты, шершавы, на них шелушилась кожа. Василиса затихла, сидела осторожно, бочком.
– Ты смелая, – сказал он. – Родители не заругают?
– Некому ругать. На пасеке тятя.
– А мама?
– Умерла.
– Вот что… Ты одна, значит?
– Два братика… Они маленькие. Молока налились и спят.
– Хозяйство на тебе? И не учишься?
– Когда же? – вздохнула девушка. – В техникум я хотела. Похвальная грамота у меня… Да разве отец управится? Ребята, корова, куры, двух поросят держим.
– Не отпускает он?
– Я и не просилась. Вот ужо подрастут малые… «И кофточка велика, и юбка. Мамино носит», – подумал он, грея между ладоней холодную руку Василисы.
Многое хотел бы Виктор доказать ей, первой девушке, которую он провожал ночью, с которой остался наедине. Так случилось не потому, что раньше никто не нравился ему. Были хорошие девушки в школе, в их классе. Но Виктор всегда чувствовал, что на нем лежит клеймо сына Врага народа, он не мог вести себя так же свободно и просто, как другие ребята, боялся нарваться на оскорбление, на неприятность. Какие родители позволят своей дочке дружить с запятнанным человекам, перед которым закрыты дороги в будущее?
Виктор держался замкнуто. Знал, что впереди у него трудная жизнь, в которую надо идти одному или с очень верным другом. И ему казалось теперь, что таким другом может быть только Василиса.
